Он напрягся. Когда от пропасти его отделяло не больше двадцати сантиметров, Алексей вдруг разглядел внизу безобразный коричневый штакетник, примыкавший к зданию милиции, крохотный сад и ущербную развалюху чуть дальше, за деревьями. В ней кто-то был, из трубы шел дымок, указывающий на присутствие людей. Но сейчас спасение заключалось не в этом. Алексей увидел еще и куцую яблоню, не очень высокую, едва достигающую середины второго этажа. От края крыши до деревца было метра три, может быть, три с половиной. Если вдуматься, не такое уж большое расстояние.

Правда, вдумываться Алексею было некогда. У него оставалась одна секунда, всего одна, на то, чтобы рассчитать силу толчка. Но за эту секунду он успел подумать о том, что будет, если ноги его скользнут по предательскому льду и толчок окажется слишком слабым. Он успел представить, как летит головой вниз и, перевернувшись в воздухе, падает спиной на страшный коричневый штакетник. И как острые рейки пробивают его тело насквозь, словно копья. Все это прошло перед глазами за сотую долю секунды. А дальше мозг дал команду истерзанным мышцам. Алексей завис на самом краю крыши, завис, будучи уже не в силах ничего изменить. Потом ноги послушно оттолкнулись от цинкового желобка, и он взлетел, разбросав руки в стороны, выкатив грудь и запрокинув голову, словно действительно рассчитывал взмыть в вечернее небо. Мгновение Алексей свободно парил, зависнув в абсолютной точке полета, а затем ухнул вниз, будто скользнув по невидимой горке.

Розовощекий молодец, высунувшийся из чердачного оконца, рванул с бедра автомат, но был он хотя и ловок, но слишком здоров. В уличной драке его могучее тело могло сослужить отличную службу, но только не тут. Автомат грохнулся глушителем о ступеньки, палец, лежащий на спуске, спазматически дернул курок. Словно резкий порыв осеннего ветра, прошуршала короткая очередь. Пули впивались в птичий помет, в пыль, в деревянные стропила, прошивали дранку и штукатурку и застревали этажом ниже в потертой крышке бухгалтерского стола.

— Черт! — рявкнул убийца, дергая автомат. Кожаный ремень кобуры не выдержал, лопнул, но было слишком поздно. Беглец уже скрылся за скатом крыши.

Алексей рухнул грудью на ветви яблони, и те подломились, смягчая падение. Он сомкнул пальцы правой руки, сминая в кучу молодые тонкие побеги, держась за них, как за спасательный круг. Ствол яблони с почти человеческим стоном прогнулся, и Алексей увидел, как справа проплывает, уносясь вверх, желтая стена отделения милиции. Вот показалось окно первого этажа. Он собрался было выпустить ветки и спрыгнуть на землю, когда дерево с громким, похожим на удар хлыста звуком вдруг переломилось пополам, сбросив человека вниз. Алексей приземлился на пятки, не удержал равновесия и опрокинулся на спину. Впрочем, тут же вскочил и побежал к дышащей печным дымом хибаре. Мимо нее, мимо неказистого сарайчика и собачьей будки и дальше, через узкую калитку, вдоль улицы. Бегом… Бегом… Выскочивший на крыльцо хибары поддавший мужик что-то матерно и зло орал ему в спину, но Алексей уже не мог разобрать слов. Да и не стоило. Что он, мата не слыхал, что ли?

Капитан Сулимо холодно, без всякого выражения посмотрел на розовощекого молодца и проскрипел равнодушно:

— Ну?

— Ушел. Спрыгнул с крыши, — парень побледнел. Он прекрасно знал, что означает этот зловещий тон. Когда Сулимо разговаривал вот так, спокойно, даже чуть скучно, совершенно не окрашенным эмоциями голосом, это значило, что близка граница, за которой ярость и злоба капитана достигали высшей точки кипения. И если подлить в огонь хотя бы каплю масла, то произойдет взрыв — Сулимо начнет «стравливать пар». В такие минуты ему лучше было не перечить, отвечать четко и по делу. Иначе можно было лишиться зубов или остаться с переломанными ребрами. А в самом худшем случае капитан мог просто убить.

Сулимо продолжал смотреть на парня тяжелым колючим взглядом. Тот не выдержал и опустил глаза.

— Пошли, — коротко кивнул капитан. — Давайте все вниз.

Боевики скатились на первый этаж. У тела Ясенева Сулимо остановился, поднял с пола пистолет сержанта, выщелкнул из магазина обойму и положил ее в карман. Не говоря ни слова, он вытянул руку открытой ладонью вверх.

«Чистильщик» сразу понял, что от него требуется, сунул руку в карман, вытащил «ПМ», из которого был застрелен Уфимцев, и положил капитану на ладонь.

Сулимо усмехнулся:

— Молодец, соображаешь, хвалю.

Пнув тело Ясенева ногой, он перевернул труп на спину и, почти не целясь, выстрелил. Пуля попала точно в ножевой разрез. Гильза со звоном поскакала по кафельному полу. Сулимо выстрелил еще два раза — в живот и в сердце, затем приказал коротко:

— Уходим.

Все пятеро торопливо зашагали к выходу, прогрохотали по пустынному коридору, свернули в предбанник. «Чистильщик» подхватил пакет й куртку, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге возникла низкая коренастая фигура, облаченная в толстый черный тулуп. Не говоря ни слова, Сулимо вскинул пистолет. Входящий милиционер увидел быстро идущих к нему людей, развороченную будку дежурного и завалившегося на бок Уфимцева у конторки.

— Что, черт… — начал было он, и в. ту же секунду раскатистый хлопок оборвал незамысловатую речь на полуслове.

Обладатель тулупа попятился, запнулся о порожек, с грохотом распахнул спиной дверь и вывалился на улицу. Двое парней мгновенно, не сговариваясь, ускорили шаг, подхватили тело за ноги и втянули в предбанник.

— Жив? — спросил Сулимо.

— Дышит.

— Отлично.

Спокойно, словно ничего не произошло, группа вышла на улицу. На пороге капитан обернулся, осмотрел разгромленное отделение опытным взглядом, усмехнулся и… бросил «ПМ» на кафельный пол, рядом с телом третьего милиционера. Стоявший у магазина парень тотчас отлип от стены и зашагал через площадь.

Сулимо повернулся к шагающим за ним боевикам:

— Вы двое, — ткнул он пальцем, — ты и ты. Посмотрите на улицах.

Названные не ответили ничего. Ни «есть», ни «так точно». Просто молча повернулись и так же молча разошлись: один нырнул в переулок слева от здания милиции, другой зашагал по узенькой улочке, уходящей вправо.

— Остальные, — Сулимо махнул рукой, — за мной, к вертолету. Ничего, никуда он не денется.

Алексей продолжал бежать вдоль бесконечно длинного ряда заборов. Штакетник сменялся глухими дощатыми стенами, те снова штакетником. Раз ему попалось даже сооружение, выполненное из настоящих бетонных плит, более похожее на фортификации, чем на забор. И везде, в каждом дворе, заливались лаем собаки.

Тот, кто планировал этот поселок, не утруждал себя особой фантазией. Улочки расчерчивали трехкилометровый пятачок с севера на юг и с запада на восток. Сейчас Алексей отдалялся от центра, все больше углубляясь в мир крохотных двориков, одноэтажных избушек, печных труб и сторожевых псов. Десяток пятиэтажных «высоток» и один восьмиэтажный «небоскреб» — краса и гордость поселка — остались у него за спиной.

Алексей искал кого-нибудь, кого не надо выдергивать из дома и кто мог бы указать ему путь к станции, в то же время пытаясь запутывать следы. Постепенно он перешел с бега на быстрый шаг. Следовало поберечь силы. Неизвестно, какие сюрпризы заготовила ему фортуна впереди. Пересекая перпендикулярные улочки, Алексей поглядывал вправо и влево, но рабочий контингент поселка еще нес трудовую вахту, а остальные, те, у кого сегодня выдался выходной день, отсыпались дома после новогодних праздников. Или же старательно продолжали праздновать. Словом, улицы были идеально пусты. По ним как будто прошлись пылесосом. На глаза беглецу не попадались даже вездесущие бродячие собаки.

Пару раз Алексей останавливался и прислушивался, не идет ли электричка. Но вместо долгожданного тягучего, однообразного перестука колес слышал лишь лай собак да редкие завывания ветра. Но, что было куда хуже, Алексей давно перестал ориентироваться в узеньких улочках поселка и теперь никак не мог сообразить, в какой же стороне вообще находится станция. Возможно, он, сам того не желая, уходил от нее все дальше.