ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Что вы подразумеваете под борьбой с немцами? Что вы имели в виду: военную организацию против немцев или еще что-нибудь?
ЕГОРОВ. Конечно, должна быть военная организация.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Теперь скажите дальше. Если сопоставляются две вещи одновременно — бороться с немцами и бороться с большевиками — не ясно ли из этого сопоставления, что здесь по отношению к большевикам предполагается то же самое, ибо две вещи одинаково противопоставляются — бороться с немцами и бороться с большевиками?
ЕГОРОВ. Это наше внутреннее дело, наш внутренний процесс — борьба с большевиками. А мы всегда стояли за разрешение наших внутренних болезней безболезненными путями, без всяких актов насилия. Мы всегда были против насилия. Так что наша позиция всегда в этом вопросе ясна, и кто бы что бы ни говорил, но мы никогда не призываем к насилию.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Значит, вы поняли статью Савинкова, что это борьба внутренняя, идейная борьба?
ЕГОРОВ. Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Хорошо. Но как вы объясните это место: «Нашей ненависти хватает лишь на шептание по углам, нашего ума хватает лишь на словесное сочувствие Дону»? Здесь как будто выражаются определенные тенденции?
ЕГОРОВ. Эти слова выражают недовольство русской интеллигенцией, которая малоактивна, она выражает только словесное сочувствие Дону, надеется только на какую-то внешнюю силу. Он выражает тут отрицательное отношение к той психологии русского обывателя, который надеется на что-то другое, на что-то внешнее, то на штыки немецкие, то на штыки казацкие.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Но я должен еще указать на следующее. В начале статьи имеется еще одно место: «Не можем либо не смеем». Так что здесь говорится о какой-то смелости, которую нужно проявить?
ЕГОРОВ. Я думаю, что смелость нужна и для того, чтобы вести идейную борьбу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Хорошо. Товарищи судьи, имеете вопросы гражданину Егорову?
ЧЛЕН ТРИБУНАЛА. Вы говорите, что при приеме статей вы требовали, чтобы они не противоречили основным принципам газеты?
ЕГОРОВ. Да.
ЧЛЕН ТРИБУНАЛА. Вы считали и статью Савинкова не противоречащей основным принципам газеты?
ЕГОРОВ. Да, считал.
Вперед вышел сумрачный, низкорослый Крыленко, еще полгода назад разъезжавший по фронту в солдатской гимнастерке с нескладно прицепленной к низко опущенному ремню длинной шашкой. «Кто это?» — удивлялись фронтовики. И слышали в ответ: «Верховный главнокомандующий». — «Дожили, — глядя на клоуна, поставленного над генералами, горевали фронтовики, — теперь-то немец задаст нам перцу». Но недолго верховодил Крыленко, уж слишком рьяно взялся новоявленный полководец за уничтожение русских генералов и офицеров, отдавая предпочтение тем, кто сидел в окопах по другую сторону линии фронта. Пришлось его революционный задор испробовать в тылу. Он был переброшен в ведомство юстиции, где ему поручали возглавлять атаки на внутренних врагов — неугодных большевикам российских обывателей. Вот и сейчас он был во всеоружии — с запасом хорошо отточенных революционных фраз:
«Враги увеличивались с каждым днем. Для Советской власти это является доказательством того, что ее путь правильный».
«Всюду мы видим оскаленные зубы наших врагов».
«Революционный трибунал — это не есть суд, в котором должны быть возрождены юридические тонкости, юридические доказательства, юридические хитросплетения».
«Здесь происходит творчество нового права и новых этических норм».
«Я полагаю, что с этой газетой должно быть раз и навсегда покончено».
«Я полагаю, что революционный трибунал поступит с редактором "Русских ведомостей", как с контрреволюционером».
Верные солдаты революции — члены трибунала, — посовещавшись для виду, ревностно исполнили наказ доблестного генерала советской юстиции. Газета «Русские ведомости» была закрыта навсегда, а ее редактор, «ввиду преклонного возраста», был награжден тюремным одиночным заключением сроком на три месяца.
По документам ЦГАМО, фонд 4613, опись 1, дело 487
Агитация против празднования 1 Мая
Первое мая как праздник рабочих начали отмечать с 1889 года, когда в столетнюю годовщину Французской революции съезд Второго Интернационала принял резолюцию: «Назначается великая международная манифестация в раз навсегда установленное число, чтобы разом во всех странах и во всех городах в один условленный день трудящиеся предъявили общественным властям требования ограничения законом рабочего дня до восьми часов, а также выполнение всех других постановлений международного конгресса в Париже».
В одних странах Первомай переносили на ближайшее воскресенье, в других праздновали после обеда или по окончании работ. И вовсе заглох он с началом Первой мировой войны, когда пролетарии всех стран стали патриотами своего Отечества. Всех, кроме России. «Только вожди русских рабочих тов. Ленин, Зиновьев и др. остались верны революционным заветам Интернационала», — бахвалились большевистские газеты, призывая народ в лихую годину к первомайским забастовкам.
А после победы Октября майские торжества, наряду с днями памяти Карла Либкнехта и Розы Люксембург, приездом Ленина в революционный Петроград и прочими «красными датами», решили превратить в нечто грандиозное.
Началась подготовка к 1 Мая 1918 года. В голодных городах устанавливали прожектора для подсветки зданий, пиротехники готовили фейерверки, повсюду вывешивали красные флаги и лозунги. Особенно постарались в Москве, закутав чуть ли не весь Кремль, ставший цитаделью Совета народных комиссаров, в красную материю.
В этот день обещали устроить чудо интернационализма. Но богомольные москвичи называли его «иудиной пасхой», так как Первомай совпадал с Великой средой Страстной седмицы. По городу распространяли листовки с проповедью настоятеля храма Воскресения Христова в Сокольничьей слободе отца Иоанна Кедрова:
Отче наш… и не введи нас во искушение.
Ев. от Луки, 11, 4
Христиане! 1 мая по новому стилю нас зовут на гражданский праздник, будут украшения, будет музыка для нашего прельщения. Отчего бы и не попраздновать, — может быть, кто скажет?! Нет, христиане, мы не можем идти на торжество, так как этот день: Великая Среда. Вспомните, что это дни Страстной недели, когда христиане переживают страдания нашего Спасителя и Господа — дни скорби, дни усиленных молитвы и поста, дни, когда исстари строгою жизнию, удаленной от всяких развлечений и удовольствий, подготовляют себя к достойной встрече Светлого дня Христова Воскресения!
Вспомните Великую Среду. Что было в этот день в жизни нашего Спасителя! В этот день Иуда, прельстившийся деньгами, изменил Христу, предав Его на страдания и смерть. Участие христиан в гулянье в эти Великие дни будет изменой Христу, нашей вере, нашей Церкви, нашим русским отеческим преданиям, которые зовут нас чтить и в строгой жизни проводить Страстную неделю!
Братья и сестры! Если мы хотя и немного, но имеем веры в Христа, нашего Спасителя и Господа, то мы не имеем никакого права идти на это поистине языческое торжество!
Будет и так много на нас греха! И так не знаешь, где найти отрады и покоя. Неужели еще мало нам ужасов современной жизни, неужели мы хотим сознательно идти против Христа и основ Святой веры в Него и окончательно уничтожить устои нашего измученного, опозоренного и разделенного Отечества, которое верою родилось, выросло, окрепло и стало могучим! Веру оставили, восстали на Церковь и Отечество и гибнем в мучениях за эти тяжкие грехи! Что теперь стало с нашей когда-то Святой Русью?! Куда девался русский человек — христианин и патриот, для которого Отечество было всегда предметом его любви и святых подвигов?!
Русский православный человек! Если ты не хочешь быть рабом других народов, для которых Россия, наше Отечество, лакомый кусок, а мы все — рабочая сила, на нас они будут пахать землю и возить навоз, — опомнись, пойми, что ты русский и никакие другие народы не дадут тебе защиты и спасения, все они преследуют только свои цели. Никто, только ты сам можешь спасти себя от мучений и Отечество от позора. Спасти не насилием, разорением и кровью своих отцов, братьев и сестер в междоусобной войне… А спасти себя верою в Христа, который еще есть в тебе. Нас разделили на партии, чтобы во вражде и разделении мы сами себя опозорили и уничтожили; дошли мы до великих ужасов, кто может поручиться за жизнь на завтрашний день!