Изменить стиль страницы
О, франк твой милостив к тому, кто может заплатить.
Иными средствами, увы, тут сердца не смягчить…

Певец неуверенно смолк, затаил дыхание, оторвал пальцы от струн, ожидая моего ответа, а я махнула ему рукой, хотя и знала, что там будет дальше. Бернар ударил по тугой струне:

Нужды не ведает ни в чем, и стол от яств ломится,
Но помни: нравом дик, как зверь, и полон он коварства.

Мои дамы с нескрываемым удовольствием подхватили последнюю строчку. Франков у нас не очень-то жаловали. Грубый, воинственный, неотесанный народ по сравнению с римской утонченностью наших аквитанцев.

— Довольно! — Я прошла в гущу придворных. — Проявлять неучтивость мы не станем.

— Да, госпожа моя. — Бернар почтительно склонил голову над своей любимой лютней. — Мы вынесем свое собственное суждение, когда принц станет герцогом Аквитанским.

От скрытого в этом заявлении цинизма я нахмурилась, но не нашла, что возразить на столь очевидное умозаключение.

— Лично явившись за тобой, он оказывает тебе честь. — Аэлита так и стояла, держась за подоконник, не в силах оторваться от разворачивающегося на том берегу зрелища. — Он ведь ради тебя проехал от самого Парижа, да по такой жаре! Говорят, он ехал ночами.

Это была правда. Все устроилось с такой невероятной быстротой, будто за королем Людовиком гнался по пятам сам Цербер, хотя я понятия не имела, что обо всем этом думает принц Людовик. Вполне возможно, сам он предпочел бы невесту из франков. Я гордо вскинула голову. Циничной и я умею быть.

— Принц явился за мной лишь потому, что так приказал его отец, король. И Толстый Людовик, и мой опекун архиепископ опасались, что стоит мне шаг ступить за ворота этого дворца, как меня тут же похитит какой-нибудь странствующий рыцарь, который мечтает заполучить богатую жену. Меня слишком дорого ценят, чтобы позволить ехать через всю страну. — Теперь, когда принц был уже в пределах видимости, меня вновь охватило нетерпение. — Сколько еще меня заставят ожидать, прежде чем я его увижу?

— Ну, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы изображать мужчину, но и не так долго, чтобы он успел приблизиться к краю могилы, — сказала Аэлита, дерзко тряхнув головой.

— Он на два года старше меня.

— Этого достаточно, чтобы держать тебя в повиновении?

— Нет. — Веселое настроение сестры мне не нравилось. — Я не буду просто сосудом, через который моя кровь перейдет в моих детей. И я не лишенная разума и собственного мнения породистая кобылка, чтобы покорно исполнять волю супруга да рожать ему детей. Я сама стану править своими землями. Принцу придется с этим смириться.

— А сможете ли вы их защитить, моя госпожа? — с печальной прямотой спросил меня Бернар.

Ответить я не успела: герольды возвестили приход Жоффруа де Лору, архиепископа Бордо, который со времени смерти отца был моим добрым опекуном, и тут же он сам вошел в покои. Одетый, несмотря на жару, в пышное парадное облачение, он поклонился, тяжело отдуваясь после нелегкого подъема по лестнице.

— Здравствуйте, госпожа. Принц уже здесь.

И я сразу поняла, чего мне хочется.

— Я выеду ему навстречу.

— Нет.

Мне показалось, что я ослышалась.

— Я желаю встретиться с принцем. Вы устроите это, ваше преосвященство?

— Увы, нет, госпожа. Вы будете ожидать здесь.

— Но такова моя воля!

Никаких возражений я не желала слышать. Однако архиепископ остался непреклонным.

— Вы желаете явиться перед своим будущим супругом, утомленным и разгоряченным с дороги, прямо в воинский лагерь, где полно обычного сброда, того, что повсюду следует за войском? Такой поступок, дорогая Элеонора, далек от совершенства. Думаю, так делать не стоит. Вы будете ждать здесь. Вы позволите принцу Людовику самому прийти к вам. Как ему, разумеется, и надлежит. — В глазах архиепископа зажглись лукавые искорки, когда он воззвал к моей гордости. — Французское королевство не в силах сравниться с герцогством Аквитанским. И вы не станете забывать о своем высоком достоинстве. Вы сумеете сдержать собственное нетерпение.

Достоинство. Выдержка. Я повзрослела так стремительно, что даже задохнулась на минуту. Я ведь понимала, что так и должно быть: пора детского упрямства закончилась навсегда.

— И долго мне ждать?

— Нет, не долго. Завтра я приведу его к вам.

Значит, еще целый день. Но скакать в лагерь Капетинга, будто обычный зевака, который на все глазеет, разинув рот… Нет уж! Этого я не стану делать.

— Стало быть, завтра. Прием состоится в Большой зале.

— Я позабочусь об этом.

Архиепископ снова поклонился и удалился, вполне довольный, как и я сама.

А я воротилась к окну, напрягая глаза и стараясь разглядеть вдалеке фигуру будущего супруга. Разумеется, ничего из этого не вышло. Взгляд мой переместился на более близкий и знакомый вид города Бордо. Теперь мне недолго осталось им любоваться. Придется покинуть эти знакомые края, любимый дом, сухую, выжженную солнцем землю Юга. Я с детства привыкла к Бордо, к его теплым золотистым стенам, окружающим сады и виноградники, да и наш собственный герцогский дворец. К церквам, вонзающим свои шпили в небеса. Крынку, к порту, куда прибывают корабли с товарами со всего известного нам света. Париж? Что я знала о нем? Очень мало, надо признать. Далеко от моря. Там север, там холодно и сыро. Но каким бы он ни был, он вот-вот станет городом моей новой жизни.

— А ты уже решила, на каком языке будешь приветствовать своего благороднейшего принца? — проворковала Аэлита, подошла ближе и взяла меня под руку.

Нет, она точно вознамерилась досаждать мне!

— Я, разумеется, буду говорить на своем языке.

— Ты не хочешь облегчить ему задачу?

— С какой стати? От этого брака он выигрывает куда больше, чем я. Наше новое объединенное королевство…

— Оставь политику, сестра. Слишком уж ты серьезна. Вот гораздо более важный вопрос: что ты наденешь на первую встречу с ним?

— Аэлита! Жизнь состоит не из одних нарядов и мантий…

— Иной раз состоит. Кстати, вспомнила! Ты одолжишь мне свое нижнее платье в складочку — то, из голубого шелка с серебряным шитьем?

— Не дам.

Оно было дорогое и совсем новое.

— Ну, раз тебе так хочется вредничать…

Мне захотелось было ответить ей резко, но духу не хватило. Из-за этого замужества нам придется, вероятно, расстаться, и меня эта мысль отнюдь не радовала. Более того, сестра была права. Важно произвести впечатление на Людовика Капета. Надо сделать так, чтобы он сразу обратил на меня внимание. Я герцогиня Аквитанская, а не какая-нибудь жалкая попрошайка, и не мне на коленях вымаливать, чтобы Капет из милости подал руку и помог мне встать на ноги.

И тут дьявол принялся нашептывать мне на ухо…

А вправду ли ты хочешь связать свою жизнь с мужчиной и вечно зависеть от его «можно» и «нельзя»? Такой ли ты видишь свою жизнь: являться по первому зову к этому принцу, которого и не знаешь, ибо ты станешь его подданной, его имуществом, покорной исполнительницей всех его повелений?

Да нет, этого мне не хотелось, только ведь и выбора у меня не было. Мне, герцогине Аквитанской и Гасконской, графине Пуату в собственном праве [11], было от роду пятнадцать лет. Я не способна защитить свои земли от зарящихся на них шакалов и стервятников и должна склониться перед неизбежным. Это я уже твердо решила.

Я вступила бы в союз и с самим Сатаной, если бы это помогло уберечь Аквитанию от опасностей.

Аэлита все равно позаимствовала мое нижнее платье, но к тому времени меня захватили более важные события и вопрос о нижних платьях из голубого шелка стал на редкость несущественным.

— Ты великолепна, — сделала вывод Аэлита.

Я вскинула голову. Это я и сама знала. Блюдя свое слово, сегодня поутру, пока дневная жара не стала подобна раскаленной печи, архиепископ Жоффруа собственной персоной переправился на тот берег реки и проводил принца на встречу со мной, его нареченной супругой. Я же сидела в приемной зале и ожидала его, воплощая собою великолепие Аквитании.

вернуться

11

Т. е. не по титулу мужа, а самостоятельно, по праву наследования от отца.