– Мажоры херовы! – толпа начала заводиться, – и раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да…лядей в тачках трахаете? Где ваши…ляди? – А ну, бабы, давай тачки выворачивать, – она бросила кол на землю, и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился – за волосы, за «хлястики» полевых погон, за ремни – за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел – да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову – схватиться за оружие – разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОН – все, включая немцев, носатых, неносатых, всех наших – оказались на земле.

– А это что за твари? – продолжала разборку «джинсовая». – До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? – она указала на троих «вонючих» немцев, которые были в салоне «Тойоты» – четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики – все воюют уже, мой-то – второй день – ни звонка, ни СМС, а вы тут… – голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.

Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния – и тут все испортил Ленчик.

– Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы (Мы?) – спецгруппа, диверсантов ловили!

– Диверсантов? Так это немцы, что ли? Аааааа! – заорала «джинсовая» и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все = женщины, мужчины, старики – все устремились за ней.

– Стоять! Стоять, стрелять буду! – Володя передернул затвор АКМСУ и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа, нашедшая выход для своего гнева и страха, толпа, вооруженная всем подряд – топориками, кольями, металлическими мисками, ложками – всем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда – сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и «носатые». Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, «привлеченные», мы с Андрюхой – кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти – не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль – потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл – стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой – точнее, теперь уже двумя частями толпы – руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть – так и продолжала работать руками, ногами – и все это под мат, ор и вой.

Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол «крупняка» в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из «МАЗа» выскочили «студенты» и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей отхлынула – и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя «носатыми». Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать – они мертвы, окончательно и бесповоротно. Мда, вот и съездили за языками. Их ворот части высыпали вооруженные солдаты – увы, слишком поздно – похоже, что мы крупно облажались.

– Где эта курва? – сменивший рожок Володя передернул затвор, – Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?

ткуда-то из глубины толпы вытолкнули «джинсовую», уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.

– Вова, кончай, ничего уже не вернешь.

– Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.

– Ну вывернешь, а дальше-то что? Не видишь – у нее крыша съехала, муж воюет…

– Да какое воюет? – возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. – Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой – это дочку ее Ольга зовут – быстрее нас уехала, сама же говорила – подальше от всего этого?

А вот это уже становилось интересным.

– Что скажете, Светлана?

– Они… они…, - всхлип, – они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, – женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.

– Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, – распорядился Старый, указав на лежащую «джинсовую» и ее соседку. – Вы-то как, целы?

– Целы, – бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.

– И практически невредимы, – добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.

– Так, берем этих двух – и в часть, – то, что нам может рассказать «джинсовая», я уже знал – не знал только самого важного – где и как?

– А с нами что? – Ленчик, «привлеченные», Заза, которому, судя по резко опухшему «клюву», женщины сломали нос уставились на нас.

– С вами? Тебя лично, чудака на букву «М», надо бы здесь и грохнуть, ну да хер с тобой пока – валите за нами, до КПП.

Оставив эту четверку под охраной двух студентов у въезда в часть, мы, волоча под руки «джинсовую», и ее соседка, мелко семенящая за нами, прошли внутрь обнесенной забором с колючкой территории. «Слоновый» опер розыска вел, высоко подняв ему закованные за спиной руки, пришедшего в себя последнего немца – того, который пересидел, а точнее – перележал – бойню своих товарищей в багажнике «джипа». Изо рта немца так и торчали носки покойных носатых.

Тема-то конечно была темой, но для того, чтобы нормально соображать, нам срочно требовались две вещи: поспать и поесть. Поэтому, собрав всю нашу команду, включая Старого и его студентов, мы абсолютно вне графика завалили в столовую. Завтрак нас, честно говоря, не порадовал – концентраты, хлеба – по дохлому кусочку на человека, о добавке можно было даже не заикаться. Даже чай, наливаемый из больших общих чайников, и тот был не очень – слабенький и практически без сахара. Раздатчик внес ясность: беженцы. Их надо было кормить – и пока неясно, как долго. Поэтому «нормы выдачи» были сильно урезаны. На какие-то исключения для себя мы претендовать не стали – совесть не позволила, однако разойдясь по своим «нумерам», заморили червячка еще раз – теми запасами, которые привезли с собой из Питера. А потом легли спать. И проспали целых пять часов. Проснулись от того, что Саня направил своего бойца, который честно молотил кулаком по всем закрытым дверям до тех пор, пока мат, доносившийся в ответ на стук, не стал внятным. Побрившись, помывшись в душе (слава богу, душ был в каждом номере – все-таки домик для «крючков» – это вам не куки-куяки и даже не шапка сомбреро) и сменив белье, так же невкусно и несытно пообедали, а потом собрались всем «офицерским составом» в одном из учебных классов – такие на станции тоже имелись. Забыл сказать, что Гриша – тот самый крупный опер УР – на завтрак не пришел, а появился только в тот момент, когда мы заканчивали поглощение второго. Его рука, которую он слегка зашиб о голову везучего немца (конечно, везучего – тела его подельников уже были «утилизированы» в топке имевшейся на базе котельной – заморачиваться с похоронами командир базы почему-то не захотел), была заботливо перевязана, судя по всему, перелома таки не случилось. Вид он имел усталый, я бы даже сказал – изможденный. Ну, оно понятно, «с вами разве уснешь», как говорилось в том анекдоте про «мальчика» и медсестру призывной комиссии. Однако, несмотря на «усталость в членах», уклониться от планерки Гриша не пожелал, хотя и опоздал на ее начало.

– Коллеги, на повестке дня у нас два вопроса. Первый: нам нужно пресечь деятельность преступ…, тьфу, диверсионной группы противника. Второй: у этой самой группы есть заложники, минимум – одна девочка, возможно – отец этой девочки. Кстати, сколько девочке лет, кто-то поинтересовался?

Мы с Вовой смущенно потупились, но нас выручил Андрей: