Спать ему совсем не хотелось, хотя ощущение было такое, что он и находится во сне, а не в реальности. В ванной плескалась Света, мурлыча что-то себе под нос, а ему нужно было побыть одному. Он вспомнил свою ярость, охватившую его при виде Бориса, склоненного над Вероникой – он никогда до этого дня не испытывал ничего подобного, так же как и звериного утоления этой ярости через неимоверную жестокость, на которую в реальности был, наверно, не способен. Что родило в нем эти чувства? Страсть? Соперничество? Жалость к беззащитной девушке? Но, прокручивая в памяти этот ролик, он уже сомневался: настолько ли она была беззащитной, может, она просто играла с ними обоими, соблазняя поочередно то одного, то другого? В душе у него таился комок неудовлетворенности – лучше бы такой яркий и чувственный сон закончился логическим продолжением её эротичного танца; но появление Бориса – это как раз то, что и вывело его из себя, заставило оградить свою территория от нежданного пришельца: он, Глеб, три месяца подготавливал девушку к закономерному финалу, а тут врывается этот хлыщ на всё готовенькое и без церемоний, силой склоняет её к любви. За это нужно наказывать – больно и также бесцеремонно. Глеб подсознательно понимал, что в его мозгу начинали смешиваться понятия реальной действительности и желаемых фантазий, смешанных с обрывками сна и прежних событий, но такая картина происходящего его абсолютно устраивала, сглаживая те неувязки с его совестью, которые нет-нет, да и выскакивали из недр его души, понукая остановиться и осмыслить происходящее: просто так с неба не валятся звезды, за них всё равно рано или поздно придется платить, и, возможно, плата окажется куда выше, чем того стоит их холодный и неприветливый блеск.
Лежа на огромной мягкой кровати и уставившись в потолок, он обратил внимание на сине-красные отблески, переливающиеся на гладкой матовой поверхности, отбрасываемые с улицы. Сначала ему подумалось, что это отблески неоновой рекламы, но он тут же отбросил это впечатление – вероятно, они исходили от маячков какой-то спецмашины, которая уже довольно продолжительное время стояла внизу, и он только сейчас обратил на это внимание. Окна номера выходили во двор гостиницы, и, подойдя к занавеске, сквозь её паутину он со своего четвертого этажа увидел белый фургон скорой помощи. Задние дверцы были распахнуты, персонал суетливо поднимал носилки с человеком на уровень пола автомобиля. «Кому-то в сауне плохо стало», - подумал Глеб. Приглядевшись, однако, он заметил среди врачей и знакомое белое полупальто, которое не сразу бросалось в глаза в череде мельтешащих докторских халатов. На короткий ворот «стойки» в беспорядке спадали белые прямые пряди волос.
Это была Вероника. Она остолбенело стояла посреди общей суеты, глядя, как носилки – с Борисом? – закатывали в машину. Рядом с ней стоял мужчина в темной куртке, и после того как «скорая» отъехала от заднего крыльца гостиницы, где также находился и вход в сауну, мужчина взял бережно под руку девушку, и они скрылись под козырьком входа внутри здания.
Первым порывом Глеба было спуститься вниз и узнать, что случилось. Но вдруг он осёкся. Обстоятельства этого вечера всей тяжестью своей неотвратимости нахлынули на его растерзанное сознание, и он мешком осел на край кровати и застыл в оцепенении.
В ванной комнате плескалась Света, продолжая мурлыкать себе под нос навязчивую мелодию из нового клипа Бритни Спирс.
- Глеб, ты не спишь? – крикнула она из-за двери. Голос её был веселый и звонкий, отраженный керамикой стен.
Он не отвечал, уставившись в пол, выстланный оранжевым, с рыжей выделкой, ковровым покрытием. Наверняка такой же и в помещениях сауны – в гостиницах обычно все реквизиты одинаковые…
- Глее-еб, я скоро выхожу, не спи!
…И жарко там – парная всё же… Аж горло обжигает…
Он резко соскочил с кровати и, выйдя в гостиную, взял со столика свой телефон. В нем было сообщение от провайдера с прикрепленным файлом:
«Ваш баланс составляет: тридцать одна тысяча двести долларов США. Live Devil благодарит Вас за пользование его услугами».
Ого. Значит, он совершил что-то весьма и весьма полезное провайдеру, коль его баланс вырос сразу более чем в три раза, учитывая, что больше «десятки» к нему поступило со счета Бориса. И опять сумма цифр его баланса равнялась шести.
- Нет, Цветик, я не сплю, - крикнул он в ответ, спохватившись.
В прикрепленном файле находился видео-ролик. Это была практически та же сцена, которую он наблюдал менее часа назад на большом экране телевизора, только несколько сменился интерьер и сценарий, и общее впечатление было скорее игривое, чем завораживающее: Вероника, держа перед собой на уровне груди какое-то желто-оранжевое покрывало – или это было платье? - томно исполняла стриптиз-танец, постепенно опуская его всё ниже и ниже, то и дело со смехом обращаясь к оператору любительской съемки с кокетливыми вопросами по поводу его общего состояния готовности к труду и обороне на любовном фронте, перемежая свою речь довольно-таки откровенными выражениями, чего Глеб никак не ожидал услышать из этих губ. Качество и формат ролика не оставлял сомнений, что в роли камеры выступал мобильный телефон. Оператором, судя по всему, был Борис. Вот он бросил снимать, кинув трубку на какое-то мягкое возвышение так, что она, по-видимому, отскочив от поверхности, уперлась в другой предмет, оставив общую картинку чуть ниже предыдущей, но вполне разборчивой, и появился в кадре со спины: тот же костюм, без туфлей, правда. Он держал в руке какой-то болтающийся предмет – галстук, понял Глеб, шелковый шикарный галстук. Борис приблизился к Веронике, загородив её практически полностью от объектива, на мгновение оглянулся назад, как бы проверяя, не продолжает ли снимать их камера, потом махнул рукой с галстуком, словно отмахиваясь от назойливых папарацци, сел на колени перед девушкой и начал её целовать в лицо, шею, грудь…
Глеб в изумлении смотрел на дисплей своего телефона – но как же так, ведь в той версии, что видел он по телевизору, всё выглядело… абсолютно также и… совершенно по-иному. Или иным было его восприятие? Сейчас перед своими глазами он видел счастливых влюбленных, утопающих в объятиях друг друга в завораживающем сексуальном порыве – очень интимный эпизод жизни, не предназначающийся для постороннего наблюдателя. Скорее всего, ролик потом должен был быть удален, но… он каким-то непостижимым образом оказался в распоряжении провайдера и попал к нему, Глебу.
Вдруг любовная идиллия на экране на секунду затмилась чьей-то тенью, и из динамика вырвался глухой стук удара и пронзительный крик Вероники, наполненный ужасом. В полумраке комнаты было видно, как она, вскочив на ноги, опрокинула торшер, который с грохотом ударился о стену и упал на пол, погрузив все происходящее в жестокую и кровавую тьму: слышались лишь стоны и звуки ударов человеческой плоти о плоть.
Но Глебу и не требовалось освещения, ибо он прекрасно помнил, что же именно в эти секунды происходило в сауне гостиницы «Палас». Он приложил обе руки пальцами к вискам и замер, пытаясь определить, в каком измерении он находится. Им вдруг овладело реальное чувство, что через всё это он уже где-то проходил, а сейчас на его глазах просто разыгрывается пьеса, о содержании которой он догадывался, но никак не мог связать в единое целое начало спектакля, общий сюжет и его финал.
Он начал опасаться, что финал может обернуться не в его пользу.
7
Вероника, закутавшись в своё пальто, под которым абсолютно ничего более из одежды не было, сидела в комнатке администратора сауны, судорожно всхлипывая и сжимая в обеих руках стакан с крепким чаем, который ей кто-то из женщин заботливо сунул в руки. Её бил мелкий озноб, и, как не пыталась она его сдержать, зубы всё равно выстукивали чечётку. Напротив расположился коренастый мужчина из милиции. Она не запомнила ни имени его, ни фамилии, ни кем он, собственно, был: она просто знала, что он из милиции и будет задавать ей вопросы по поводу этого кошмара.