Дон заметил, что многие записывают на обороте листов с копией Варькиной карикатуры.

— У вас нет лишнего такого рисунка? — обратился он к близстоящим. — Я не захватил с собой оригинал — его как раз должны были размножить.

Из толпы вынырнула немолодая женщина в светлом пуховике, открыла сумочку и протянула Дону запасную копию.

— Вот, возьмите. У меня их целая пачка на случай, если кто-нибудь потеряет.

Селезнев поблагодарил ее и закончил напутствие:

— Поделите между собой дома, подъезды и квартиры, чтобы людям не пришлось отвечать на одни и те же вопросы по несколько раз. Чем больше жителей этой улицы удастся опросить, тем больше шансов на успех. Наткнетесь на свидетеля — немедленно зовите меня. Ну, с Богом.

Толпа загудела и начала распадаться на группы поменьше. Молодой человек в камуфляже, взяв командование на себя, стал распределять между добровольцами дома и квартиры. Селезнев, не дожидаясь, пока закончится собрание, направился к подъезду, где уже брал интервью, — нужно было показать жильцам портреты предполагаемых похитителей.

Через полчаса он зашел в очередное парадное и стал свидетелем захватывающего спектакля. На нижней лестничной клетке столпились квартиросъемщики подъезда со чадами и домочадцами. В центре группы на плече дородной домохозяйки рыдала хрупкая девчушка в белом мохнатом пальто.

— Сестра… приехала из Москвы на один день… И вот — пожалуйста…

Сочувствие аборигенов было прямо-таки осязаемым. Люди хмуро передавали друг другу фото и рисунок. Тот, чья наступала очередь, вглядывался в изображение с таким рвением, словно пытался глазами прожечь в бумаге дыру.

Селезнев понял, что здесь ему делать нечего, вышел на улицу и достал из кармана сигарету. На него вдруг навалилась страшная усталость. Пересекая улицу, он почувствовал, что его пошатывает.

— Слышь, мужик! — окликнул его кто-то.

Селезнев обернулся. К нему трусил коренастый детина в камуфляже.

— Ты пока расслабься в машине часик. Тебе еще девчонку вызволять, когда мы на след этих выродков нападем.

— Спасибо, — вяло улыбнулся Дон, — но сейчас не время расслабляться. Чем скорее мы закончим опрос, тем лучше. Здешние жители вот-вот разойдутся по своим делам.

— У нас все схвачено, — заверил его детина. — Мои ребята оцепили улицу и опрашивают всех, кто уходит. Остальным я наказал выведывать у жильцов, все ли в квартире. Если кто успел улизнуть до нашего прихода, выясним координаты и наведаемся к ним на работу или куда их там понесло. Иди, иди в машину, не сомневайся. Найдем свидетелей — непременно разбудим. — Видя, что Селезнев колеблется, парень рявкнул, как фельдфебель на плацу:

— Иди, кому говорю! Твоя работа начнется, когда надо будет вытаскивать девчонку. Кому ты сделаешь лучше, если выгоришь и будешь передвигаться на четвереньках?

Селезнев поразмыслил над этим доводом, криво усмехнулся, еще раз поблагодарил, повернулся и пошел к машине — серебристо-серому красавцу «вольво».

Увидев его, Миша выскочил из салона и распахнул дверцу.

— Куда едем? — спросил он с энтузиазмом.

— Пока никуда, — проворчал Селезнев, смущенный таким сервисом. — Мне приказано ждать здесь.

Миша вырубил магнитофон.

— Мне посидеть с вами или сходить прогуляться?

— Мы же вроде перешли на «ты», — пробормотал Селезнев, устраиваясь на заднем сиденье. — Как хочешь, — ответил он на вопрос и задумался.

Из полудремы его вывел парень в коже. Открыв дверцу машины, он склонился над Доном, позвякивая цепями, как новогодняя елка на сквозняке.

— Эй, друг, нашли мы тут одну бабусю… Дак она, кажись, видала эти рожи. — Он помахал перед носом Селезнева листком с карикатурами. — Только старая грымза не помнит, где и когда. Может, вашу шатию учат, как лечить склероз? Сходишь, прочистишь старухе мозги?

Селезнев приподнялся и одним движением выкатился из машины:

— Веди!

Бабуся оказалась бойкой и словоохотливой. Она действительно со всей определенностью заявила, что узнала «энтих антихристов», но сколько ни бился с ней Селезнев, так и не припомнила, где и когда их видела. В конце концов пришлось отступиться. Снабдив забывчивую свидетельницу номерами домашнего (Сандры) и мобильного (Мишиного) телефонов, он попросил ее звонить в любое время дня и ночи, как только вернется память.

Во дворе его перехватил давешний детина в камуфляже, отрекомендовавшийся членом местного совета ветеранов-"афганцев", и доложил о ходе операции.

— Три человека думают, будто видели твою Варвару, но даже не уверены, что это было вчера. Один псих с верхнего этажа вон того подъезда клянется и божится, что парочка с рисунка — это садисты-санитары, которые издевались над ним в дурдоме. Естественно, упекли его туда по их же грязному навету.

После некоторой заминки афганец смущенно признался, что его люди в одной квартире разорили гнездо самогонщиков, а в другой переполошили небольшой домашний бордель.

— Ты уж извини, что так вышло, — сказал он виновато. — Я-то помню твое предупреждение: как заметим что подозрительное — обращаться к тебе. Но ребята молодые, горячие. Как увидели бегающие глазки того самогонщика — так и взяли его в оборот. А во второй квартире какой-то засранец, даже не выслушав их, попытался захлопнуть дверь. Ну так они и вломили ему по первое число. Пока с ним разбирались, из комнаты выскочили две телки в чем мать родила и подняли такой визг… Полдома сбежалось. Видел бы ты лица мужиков! Так и рвались учинить девочкам допрос с пристрастием.

Селезнев представил себе эту картинку и ухмыльнулся.

— Ладно, на первый раз прощается. Но в следующий будьте осторожнее. Мало ли на кого можно нарваться… — Он поблагодарил молодого человека и отправился опрашивать граждан, полагавших, что они видели Варвару. Во время второй беседы в кармане запиликал телефон.

— Дон! — В голосе Сандры звучало облегчение, словно она опасалась услышать кого-нибудь другого. — Приезжай скорее. Я кое-что нашла. — И прежде чем он успел задать уточняющий вопрос, отключилась.

Селезнев поспешно закончил разговор с сомневающимся свидетелем, вприпрыжку выбежал на улицу, нырнул в машину и скомандовал Михаилу:

— Вперед! Дом Сандры знаешь?

— Сандры? — озадаченно нахмурился Миша. — А-а, Сашки, что ли? Естественно! — Он плавно тронул машину с места. — Я еще не встречал ни одного питерца, который бы не побывал хоть раз у Сашки. Классный она парень, верно? Мой босс, уж на что жмот, а и он ради нее гляди, как расстарался!

«Парень?» — удивился про себя Селезнев нелепому определению. За свою жизнь, полную контактов с самыми разнообразными людьми, он встречал не так уж много женщин, которые были бы женщинами в большей степени, чем Сандра. И ничего общего с Варварой! Словно горный поток и равнинная река, если метафорически.

Дверь в квартиру Сандры была приоткрыта. Встревоженный Селезнев окликнул хозяйку из прихожей.

— Дон? — сразу отозвалась она. — Раздевайся и проходи на кухню.

Обстановка на кухне немного изменилась. Вместо тарелок, вилок, ложек и чашек на столе теперь лежали старая лупа и ворох фотоотпечатков крупного формата. Хотя в окно било солнце, Сандра зачем-то принесла из комнаты настольную лампу.

— Садись, — сказала она, кивнув на стул. — Посмотри-ка сюда.

Селезнев подвинул к себе отпечатки. Все они воспроизводили один и тот же кусок улицы, которую он исходил сегодня вдоль и поперек. Один негатив был бракованный — почти половину отпечатка закрывала черная полоса. Но именно его Сандра сунула Дону в руки.

— Видишь, это я щелкнула, когда Варька еще стояла рядом. Как раз в этот момент и сорвалась пленка. Я решила, что кадр безнадежно загублен, но оказалось, кое-что разглядеть все-таки можно. А вот это я снимала, когда уже вышла из парадного. Заметил разницу?

Не заметить разницу было трудно. На испорченный снимок попал кусок стареньких «Жигулей» то ли серого, то ли бежевого, то ли светло-голубого цвета. На остальных снимках место у того же самого столба пустовало. Сандра порылась в ворохе отпечатков и нашла увеличенное изображение машины.