С этими словами он скатился по лестнице. Его более грузный сообщник осторожно спустился следом. Минут через пять где-то внизу хлопнула дверь, и все стихло, но оставить свое убежище я решилась далеко не сразу. Не исключено, что кто-то остался в доме, и тогда пропадут все мои усилия. Однако перспектива замерзнуть насмерть тоже не радовала. Минут пятнадцать я лежала и прислушивалась, потом, неловко орудуя одной рукой, отодвинула доску и выбралась из своей щели.

Моим похитителям не пришло в голову снова запереть крышку люка. Путь на свободу был открыт.

Дрожа и постанывая, я дотащилась до приставной лестницы, сползла на второй этаж и попала в темный коридор, куда выходили четыре двери — по две с каждой стороны. Я прошла его до конца, по дороге толкнув каждую. Все они были заперты. Как и следовало ожидать, коридор оканчивался лестницей на первый этаж. Спустившись по ней, я попала в небольшое помещение вроде прихожей. Дверей здесь было три. Одна — обитая клеенкой — вела в жилые помещения первого этажа. За второй — из цельного куска толстой фанеры — находился чулан. Третья деревянная — открывала путь в сени. Первым делом я вышла туда и убедилась, что входная дверь не заперта. Потом наведалась в чулан, который, по-видимому, заменял владельцам дома склад. Чего здесь только не было — начиная от инструментов и хозяйственных мелочей и кончая ворохом старой одежды и обуви!

Порывшись в этих залежах, я нашла детские валенки и мужскую телогрейку. Валенки были мне тесноваты, а телогрейка непомерно велика, но остальные вещи совершенно не подходили для длительной пешей прогулки в морозный день. Судя по обилию стоптанных босоножек, резиновых сапог и демисезонного барахла, хозяева использовали этот дом как дачу и в основном наведывались сюда в сезон сельскохозяйственных работ.

Покончив с выбором экипировки, я поспешила в жилую часть дома. Она состояла из двух просторных комнат, отапливаемых большой общей печью. Попав в блаженное тепло, я едва не разрыдалась от счастья. На низкой скамье перед печью стояло ведро с водой. Увидев его, я поняла, что умираю от жажды, схватила плавающий на поверхности ковш и влила в себя едва ли не целый литр. Теперь пришла пора осмотреться.

Идеальный порядок и заметный слой пыли на мебели в дальней из комнат наводил на мысль о том, что в ней давно никто не живет. Мои похитители оккупировали ближнюю. Обстановка здесь была простой и удобной. В уголке около печи хозяева обустроили что-то вроде маленькой зимней кухоньки: там висели рукомойник, полка для посуды, стояли рабочий стол с двухконфорочной электроплиткой и ребристой подставкой-сушилкой для тарелок. Остальная часть комнаты представляла собой нечто среднее между столовой и гостиной. Здесь стояли диван, небольшая кушетка, сервант, тумбочка с телевизором, круглый обеденный стол и три стула. На диване валялась свернутая в трубочку газета. Рядом с кушеткой стояли две одинаковые синие аэрофлотские сумки.

Решив, что имею несомненное моральное право поинтересоваться их содержимым, я открыла молнию первой и вытряхнула вещи на кушетку. Тренировочный костюм, белье, рубашки, носки, электробритва — все было новеньким, только что из магазина, даже с не сорванными этикетками. Содержимое второй сумки мало чем отличалось от первой. Такие же новые шмотки, только немного другой ассортимент. Ни документов, ни записной книжки, ни единого клочка исписанной от руки бумаги…

Я переключила внимание на стол. Он был завален деликатесами в вакуумной упаковке с нарезанной осетриной, ветчиной и бужениной, тут же лежала небольшая красная головка сыра с насыщенно-желтым срезом, остатки копченой курицы, вскрытая баночка черной икры, банка дорогого растворимого кофе и, наконец, хлеб. Довершали картину чревоугоднического разврата початая бутылка «Реми Мартена».

Поскольку я никак не могла согреться, глоток горячительного был весьма кстати. Я поскорее приложилась к бутылке и разом выхлебала добрых полстакана. В первое мгновение меня едва не вывернуло, зато желудок обожгло теплом, которое быстро разлилось по всему телу. Конечно, пить дорогой французский коньяк залпом из горла — неслыханное кощунство, но к смакованию напитка не располагала обстановка. Так или иначе, но своей цели я добилась: озноб наконец прекратился. Неожиданным, но приятным побочным эффектом лечебной процедуры было облегчение боли в ушибленной руке, которая к тому времени покраснела и довольно заметно увеличилась в объеме.

Я поглядела на яства. Есть совершенно не хотелось, но я не знала, сколько придется добираться до цивилизации, а потому взяла нож, нарезала хлеба и соорудила себе пяток бутербродов.

Когда с приготовлениями в дорогу было покончено, меня вдруг охватила такая истома, что сама мысль о длительном пешем переходе показалась абсурдной.

— Ты, пьяна, Варвара! — обвинила я самое себя нетрезвым голосом, с тоской глядя на диван — точную копию родительского, стоявшего у нас в квартире на заре моей юности. Эх, сейчас бы вздремнуть часок-другой! Но нельзя. Субъектов, невесть откуда свалившихся на мою голову, в любую минуту может покинуть азарт погони, их потянет назад, в тепло, и к этому времени я должна быть уже далеко.

Прикрыв осоловевшие глазки, я позволила себе пять минут покоя, необходимых, чтобы собраться с духом. Пять минут затянулись до получаса и, возможно, продлились бы еще дольше, если бы, задремав, я не уронила голову на стол. Разбуженная чувствительным ударом в лоб, я подняла голову и недовольно посмотрела на продукты, которые, как выяснилось, на роль подушки совершенно не годились. Тут меня посетила счастливая мысль: зачем оставлять запасы продовольствия врагу? Они ничем не заслужили такой любезности с моей стороны. «Фиг вам, а не еда! — злорадно подумала я. — Заберу с собой все до крошки. А надоест нести — выброшу в лесу, зверушки будут рады».

Я поискала глазами какой-нибудь пакет, но увидела только две выпотрошенные мной сумки. Слегка покачиваясь на непослушных ногах и мстительно хихикая, я взяла сумку, смахнула туда все, что лежало на столе, и двинулась к двери. В эту минуту за окном раздалось урчание мотора. Кто-то ехал к дому на машине.

«Возвращаются!» — от испуга с меня мигом слетел хмель. Я заметалась по комнате. Машина была еще довольно далеко, и, наверное, мне удалось бы выскочить из дома до появления похитителей, но, по виду из окна, дом стоял на открытом месте, и меня запросто могли заметить. Значит, нужно опять спрятаться в доме, и спрятаться хорошо, потому что, заметив распотрошенные сумки и пропажу продуктов, злодеи разберут дом по бревнышку.

Я бросилась в соседнюю комнату, потом вернулась, хотела выскочить в прихожую, но тут мой взгляд снова упал на старый диван. И второй раз за этот день детские воспоминания подкинули мне вдохновенную идею.

Когда-то в квартире моей нынешней чудовищной соседки Софочки жила семья, с которой наша была очень дружна. Многие праздники родители отмечали совместно с соседями. В одной из квартир собирались взрослые, а другую оставляли на растерзание детям. Соседские мальчишки, братья-погодки, были неистощимы на выдумки. В какие только игры мы с ними не играли! В индейцев, в пещерных людей (пещерой служил накрытый одеялом обеденный стол), в конкистадоров, в инопланетян, в космонавтов… Игра в космонавтов заключалась в следующем: одного из участников («космонавта») укладывали в мелкий ящик для постельного белья под сиденьем дивана. Потом сиденье опускали, остальные участники забирались на него с ногами и весело скакали над испытуемым. О, какие это были ощущения, когда во время скачек тело, сдавленное в «барокамере», подвергалось еще и ударному воздействию большущих пружин! Тем не менее каждый из участников игры прямо-таки рвался в утробу дивана. Мы оставили это развлечение, когда старшему из мальчишек исполнилось тринадцать лет. Он как-то внезапно вырос и перестал помещаться в тесном ящике (да и диван что-то чересчур быстро одряхлел). Насколько мне запомнилось, я теперешняя уступала в размерах ему тогдашнему, а значит у меня по-прежнему был шанс туда втиснуться.