Я еще раз обошла комнату. От печи веяло теплом, и ее размеры позволяли надеяться, что остывать она будет долго. Две небольшие охапки дров, оставленные Васей и Толей в прихожей, конечно, не позволят как следует прогреть ее еще раз, но если во время топки открыть дверцу, температура в комнате поднимется довольно ощутимо. Значит, около полутора суток можно не опасаться смерти от переохлаждения. Запас украденного мною провианта позволял продержаться еще дольше. Самой большой удачей была вода, оставшаяся в ведре. То ли похитители о ней забыли, то ли им было неизвестно, что, замерзая, вода коробит днище ведра, но так или иначе они ее не вылили. С туалетом дело обстояло хуже, но не безнадежно, учитывая количество пустых банок и отсутствие общества в доме.

Одним словом, шансы на выживание у меня есть. Только бы не подкачала проклятая фанера.

Селезнев закончил интервью с жителями очередной квартиры и, повернувшись, обнаружил зрителя, который внимательно наблюдал за ним с лестничной площадки пролетом пониже. Поймав взгляд Дона, кучерявый круглолицый парень двинулся ему навстречу.

— Вы — Селезнев? — осведомился он на ходу. — А я Миша, ваш новый шофер. Временно. Машина внизу у подъезда. — Он полез во внутренний карман куртки и протянул ему сотовый телефон. — Это тоже вам. Только сначала скажите мне свои паспортные данные, я позвоню хозяину тачки — он сейчас оформляет на вас доверенность. А пока бумажки нет, возить вас буду я.

Растроганный Селезнев молча вытащил паспорт и протянул парню. «Персонального шофера у меня до сих пор не было. Ай да Сандра! Не девушка чистое золото! Приеду к ней — паду ниц».

Между тем кучерявый Миша перебирал быстрыми пальцами кнопки телефона.

— Алло, Константин Николаевич? Миша… Да, записывайте: Селезнев Федор Михайлович, паспорт серии ха палка ха эм ю… Да, девятнадцать римскими…

Дон не стал дожидаться окончания разговора и позвонил в следующую квартиру. Дверь открыла девочка лет тринадцати с некрасивым шишковатым лицом.

— Вы к маме? — быстро спросила она, не дав Селезневу поздороваться. — А она до двенадцати на дежурстве. Приходите лучше после обеда — ей до дома не меньше часа добираться.

Девочка собиралась захлопнуть дверь, и ей это почти удалось, но в последний миг Дон успел сунуть в щель ногу.

— Одну минуту! Собственно, я не совсем к вашей маме… вернее, не только к ней.

— А бабушка гостит у сестры в Орле и вернется не раньше мая. Доктора запрещают ей жить зимой в нашем климате…

Селезнев понял, что болтливая барышня сейчас снова попытается закрыть перед его носом дверь. Он хорошо знал эту породу. Такие трещотки, точно тетерева на току, слышат только себя. И они еще не худшие свидетели, надо признать. Из их болтовни порой удается выловить что-нибудь стоящее. Но направить словесный поток в нужное русло — та еще задачка.

— Эй ты, тараторка! — услышал он вдруг голос Миши у себя за спиной. Тебя что, не учили со старшими разговаривать? Сначала выслушай, а уж потом трещи в свое удовольствие.

Конечно, Селезнев был признателен своему шоферу за помощь, хотя и предпочел бы, чтобы ее оказали более деликатно. Девочка могла обидеться и замкнуться в гордом молчании. Но его опасения не подтвердились. Характер у юной болтушки оказался довольно покладистым.

— Ох, извините! Мама всегда меня ругает за то, что я никого не слушаю. А бабушка только балаболкой и зовет… Ну вот, опять! Так что вы хотите?

Обрадованный Селезнев поспешил заполнить брешь в ее монологе:

— Вчера около пяти часов вечера у вашего дома пропала девушка. — Он протянул Балаболке Варькину фотографию. — Посмотрите, пожалуйста, повнимательнее — вы ее не видели?

Девочка взяла снимок и близоруко прищурилась.

— Да! Видела, видела! С ней еще была такая большая тетенька с косой. Я ходила в обувную мастерскую подклеить подошву у сапога — надоело ходить с мокрыми ногами… Ну вот, а они там стояли…

— Где?

— Недалеко от мастерской. Тетенька с косой что-то фотографировала. Но потом, когда я вышла, их уже не было.

— А сколько времени ты там провела? — Селезнев решил, что девочка не из тех, кого можно обидеть обращением на «ты».

— Минут двадцать. Приемщица сказала, что на сапог должен посмотреть мастер, а то вдруг он не возьмется за починку. А мастер ушел перекусить, и мне пришлось ждать…

«Двадцать минут. За это время Сандра, наверное, успела поправить в подъезде пленку, щелкнуть свою вывеску, хватиться Варьки и уйти».

— Скажи: когда ты шла по улице в мастерскую, тебе кто-нибудь попался по дороге?

Девочка состроила задумчивую гримаску.

— Кажется, нет. Во дворе народ был, а на улице — никого. Да тут от арки до мастерской идти-то всего два шага.

— Я понимаю. Но все же постарайся вспомнить. Может быть, ты видела людей в отдалении или заметила, как кто-нибудь наблюдает за улицей из окна…

Девочка покачала головой.

— Не помню. Но я подумаю.

— Подумай. — Селезнев достал из кармана отрывной блокнот, в который раз за сегодняшнее утро написал номер Сандриного телефона и вырвал листок. — Если вспомнишь что-нибудь, позвони по этому номеру.

— А вы сыщик, да? — В девочке впервые проснулся интерес к его персоне.

— Есть немного, — скромно подтвердил Дон и, поколебавшись, счел нужным подогреть ее интерес доверительным признанием:

— Но сейчас я здесь не по службе. Пропавшая девушка — моя знакомая. И она мне очень дорога.

— Федор Михайлович! — позвал его шофер, когда дверь закрылась.

— Миша, я ведь вам не начальник, — мягко напомнил Селезнев. — Более того, я ваш должник. Если вы настаиваете на соблюдении формальностей, тогда назовите и свое отчество. Но, поскольку разница в возрасте у нас небольшая, предлагаю называть друг друга по именам.

— Заметано! — обрадовался кучерявый. — Я что хотел сказать, Федя… Глянь-ка в окно — там внизу толпа. Я так понимаю, что это твои помощнички. Ты бы вышел к ним, дал инструкции, а то они не знают, по каким подъездам ты уже прошелся, а по каким — еще нет.

Селезнев спустился на один пролет и посмотрел в окно. Внизу действительно собралась толпа. Причем самая разномастная из всех, какие он когда-либо видел. Тут были две дамочки в роскошных шубах, несколько солидно одетых людей среднего возраста, благообразные старичок и старушка, студенческая компания, группа молодых людей в камуфляже, пятеро качков в цепях и коже, примерно столько же субъектов бродяжьего вида — их пол и возраст не поддавались определению — и наконец — стайка юных прогульщиков лет от двенадцати до четырнадцати.

«Варвара была не права, — подумал Дон, невольно заулыбавшись. — Это не бездельники сидят на шее у Сандры, а Сандра сидит на шее у своих бездельников. И не просто сидит, а еще пришпоривает, удерживая поводья железной рукой. Еще немного, и я влюблюсь в эту лихую наездницу».

Чувствуя себя этаким полководцем накануне решающей битвы, Селезнев спустился к своим новобранцам. Толпа, узнавшая его по фото, которое предусмотрительно показала им Сандра, пришла в движение и обступила командира плотным кольцом. Дон с чувством поблагодарил их за готовность оказать помощь, перечислил номера подъездов, которые уже обошел, и произнес небольшую напутственную речь:

— Постарайтесь вызвать сочувствие у людей, с которыми будете разговаривать. Неплохо, если бы вы назвались родственниками или близкими друзьями пропавшей. Помните, у ваших собеседников хватает своих проблем и неприятностей, но люди по природе сострадательны. Если они будут думать, что у вас личное горе, постараются помочь чем могут. Во время беседы внимательнее приглядывайтесь к лицам. Человек, которому есть что скрывать, обычно себя выдает. Заметите неадекватную реакцию на свои вопросы — ну, скажем, собеседник насторожился, отвечает скупо и неприязненно или, напротив, проявляет излишнюю предупредительность… Словом, если почувствуете любую фальшь, не выдавайте своих подозрений, а разыщите скорее меня. — Он повертел головой и нашел в толпе кучерявого шофера. — Миша, какой номер у моего мобильного телефона? — Миша продекламировал цифры, и собрание зашевелилось, роясь в карманах и сумках в поисках ручек и клочков бумаги.