Усмехаясь, Мик надел отглаженный мундир, пристегнул кобуру, схватил фуражку и поспешил вниз по лестнице, чтобы приветствовать готовив­шую завтрак женщину заслуженным ею утренним поцелуем.

Он переступил порог кухни — и замер. Фэйт сидела за столом, одетая в свитер и джинсы, не­естественно прямая, судорожно скрестив на груди руки, а рядом с ней стояли ее чемодан и дорожные сумки.

— Что хочет сказать всем этим Дочь Луны?— надтреснутым голосом поинтересовался Мик, чувст­вуя, как нелепо звучит полушутливое индейское прозвище в данной ситуации. Было ясно как дважды два, что она уходит от него, поэтому вопрос носил чисто риторический характер.

— Я была бы очень признательна, если бы вы... если бы ты, Мик, подбросил меня домой,— еле слышно, но твердо сказала Фэйт.

На лице Мика не дрогнул ни один мускул. Он навис над ней, как огромная гранитная скала.

— Почему?!

— Н-ну... Фрэнк арестован, значит, мне ничто больше не угрожает... и... и мне действительно нужно попытаться стать независимой.

Она его боится, это сразу видно. Проклятье, она его боится! Но почему? Что случилось?

— Ты не имеешь на меня никаких прав,— обли­зав пересохшие губы, пояснила Фэйт, отвечая на невысказанный вслух вопрос.— Ни на меня, ни на моего ребенка.

Она судорожно закрыла глаза, как наяву услы­шав голос Фрэнка, вновь будто увидев поблескивание ножа. «Ты моя, Фэйт. И этот ребенок в твоем животе — мой. Я вправе сделать с вами обоими все, что захочу!» И Мик повторил эти слова: сперва насчет ребенка, а сегодняшней ночью объявил, что она принадлежит ему. Мой! Моя! Мое! Боже, само звучание этих слов было ей ненавистно! Фэйт рас­пахнула глаза.

— Я не твоя!— почти выкрикнула она срываю­щимся от отчаяния голосом.— Не твоя и ничья!

Весь мир вокруг Мика со звоном обрушился. Конечно, она не моя, подумал он отстраненно. Ка­кого дьявола я мог претендовать на то, чтобы такая женщина решилась иметь хоть какое-то отношение к безродному метису?

Не глядя на Фэйт, словно ее вообще не существовало, Мик как во сне налил себе чашку кофе и насыпал в миску кукурузных хлопьев. Он ел, стоя к ней спиной, чтобы не видеть написанных на ее лице страха, гнева и текущих по щекам слез. Чтобы вообще ничего больше в жизни не видеть и не чувствовать. Червяк, корчащийся на крючке вот кто ты, равнодушно подумал он.

Покончив с завтраком, он сполоснул чашку и миску в раковине, затем, повернувшись, подхватил чемодан и сумки и, не глядя в ее сторону, бросил:

— Едем!

Глава 10

— Ба, Мики! — воскликнул Чарли Хаскинс, едва герой прошлой недели вошел в его кабинет.— На тебе же лица нет! С тобой все в порядке?

Не успел Мик выдумать какую-либо причину своего подавленного вида, как в заднюю дверь вва­лился Нэйт и, увидев его, заорал:

— Живо чеши к доктору и не показывайся, пока он не осмотрит твои ребра.

Приказ начальника есть приказ начальника. Мик молча развернулся и покинул помещение. Так или иначе, он планировал заглянуть к доктору Макардлу, часом раньше, часом позже — какая разни­ца. Но что же стало с его знаменитым непроницае­мым лицом игрока в покер? Такое впечатление, что это уже не лицо, а открытая книга, в которой все с первого взгляда читают: у этого парня что-то стряслось.

Кабинет доктора располагался прямо в его доме на Фронт-стрит, самой фешенебельной улице горо­да, в одном из тех старинных изящных особняков, что облюбовали для себя представители местной элиты. Сам Макардл еще не вернулся с утреннего обхода, но его медсестра Джоан, едва кинув взгляд на пациента, тут же предложила Мику пройти в ка­бинет, заверив, что ждать придется недолго.

Да, ну и видок у меня, должно быть, сегодня! Мик подошел к маленькому зеркалу над раковиной и вгляделся в свою физиономию. Ничего особенного.

Пожав плечами, он шагнул к окну и выглянул наружу. И денечек под стать, подумал он. Серый, холодный, ветреный, без единого яркого пятна: го­лые деревья, грязный, подтаявший снег и обложен­ное ненастными тучами небо.

— Привет, Мик!— крикнул Бен Макардл, ма­ленький, толстенький коротышка, врываясь в каби­нет и бросая на стол шапку.

— Доброе утро, Бен. Надеюсь, сегодня ты раз­решишь мне снять с себя эти вериги.

— По правде сказать, я боялся, что ты уже со­драл их, не спросив разрешения. Ну, снимай рубаш­ку. Нэйт очень беспокоился насчет тебя.

— Беспокоился? Он что, успел позвонить тебе в больницу?

— Нет, он звонил Джоан и сказал, что ты вы­глядишь как вампир, не сумевший за ночь напиться крови.

— А-а, черт!

Ты и вправду какой-то опрокинутый, но ше­риф явно преувеличил.

— Я просто немного устал, в этом все дело.

Снятие бинтов заняло меньше минуты, Бен обре­зал их ножницами — и они упали вниз.

— Нет, вы видали когда-нибудь такое?— при­свистнул Бен, разглядывая бок пациента.— Все цвета радуги — шедевр импрессионизма, и только.

Мик покосился на синяк, занимавший все про­странство его обширной груди от левого соска до пояса, потом дотронулся до него пальцем.

— Ничего не чувствую.

— Ты меня разыгрываешь?— с интересом спро­сил Бен и надавил на ребро. Мик охнул.— Вот видишь... Ну-ка, медленный глубокий вдох!

Через двадцать минут Мик снова появился на работе — теперь уже с эластичным подвижным бан­дажем на груди, который можно было снять при же­лании, и со справкой о выздоровлении. Бен пред­лагал ему отдохнуть еще пару дней, но Мик лишь неопределенно замычал, и Бен сдался.

Нэйт уже ждал его прихода.

— Бен сказал, что тебе надо бы еще немного посидеть дома.

Лицо Мика окаменело.

— Не сегодня,— сухо отрезал он.

— Не сегодня, так не сегодня,— отозвался Нэйт, не отрывая глаз от лица помощника.— Что-то хочешь спросить?

— Да, Фрэнк Уильямс сидит внизу?

Нэйт кивнул.

— Договорились, что парня заберут у нас в сре­ду. Завтра прилетит Гэррет Хэнкок и лично пре­проводит этого ублюдка в Техас.

— Я бы предпочел, чтобы это сделали по­раньше.

— А как дела у Фэйт?

— Сегодня утром она вернулась к себе на ранчо,— глухо отозвался Мик от двери.— Я, по­жалуй, взгляну на этого молодца. Если мне слу­чится на него наехать, нужно знать противника в лицо.