Мик же снова переключил свое внимание на до­рогу, а потому Фэйт оставалось лишь гадать о верности или неверности своего предположения. Вообще-то ей больше, чем какой-либо другой жен­щине, было понятно, какую угрозу может пред­ставлять собой здоровый и сильный мужчина. И при этом, несмотря ни на что, он почему-то казался ей таким надежным, что ее так и тянуло присло­ниться к его могучей, как скала, груди.

Боже, как хотелось ей после стольких лет оди­ночества и ужаса почувствовать хоть какую-то опору в жизни. Жгучее желание тепла и защиты за­хлестнуло ее. Нет, было бы нечестно воспользо­ваться отзывчивостью Мика, а кроме того, она не имеет права расслабляться. Ей скоро предстоит думать и заботиться о ребенке, а этому ребенку нужна будет сильная и уверенная в себе мать.

Как бы ни поворачивались события, за остав­шиеся до рождения ребенка месяцы ей предстоит окончательно стать хозяйкой своей судьбы и пресечь попытки кого бы то ни было командовать ее жизнью. Фэйт Монроуз-Уильямс пора в конце концов повзрослеть!

Губы Фэйт горько сжались. Все детство и юность ее готовили к тому, что она должна стать женой, хранительницей очага для мужчины, кото­рый все взаимоотношения с внешним миром будет выяснять сам, за нее. Никто не вложил ей в голову, что может наступить такой момент, когда ей при­дется рассчитывать только на себя, и судьба ее ребенка будет зависеть от того, насколько само­стоятельной она окажется. Никто ее не преду­преждал, что брак может превратиться в каждо­дневный кошмар, что муж, опора в жизни, будет бить ее смертным боем, а затем и вовсе попытает­ся прикончить. Никто не предостерег, что мужчина может настолько свихнуться в своей ревности, что приревнует ее к своему собственному семени, про­росшему в ней и...

Господи, какой же обманутой она себя чув­ствовала! В ушах у нее не смолкал голос ма­тери: ни при каких обстоятельствах нельзя выка­зывать мужчинам свой ум, потому что им не нра­вятся женщины с мозгами, а нравятся похотли­вые и безмозглые курицы, а коли так, то нужно уметь возвеличивать мужчину в его глазах даже ценой собственного унижения. Хорошая жена — та, что делает мужчину счастливым, чего бы это ей ни стоило... И вот результат: за все годы замужества ее ни разу не спросили, чего хочет она и что нравится ей. Она просто-напросто бы­ла ничтожеством, а потому с ней нечего и счи­таться.

Если же муж бил ее, то виновата в этом, конеч­но же, была она сама: она не сумела сделать его счастливым, поэтому он ее и бил. Если бы она приготовила на ужин цыпленка, а не бифштекс, если бы не заснула в то время, когда он должен был вернуться с работы, если бы не обратилась слишком любезно к молодому продавцу в магазине — тогда бы он не стал ее бить. Она была виновата во всем — от начала и до конца, потому что справляйся она со своими обязанностями получше, муж был бы добрее к ей. Каждый удар, каждое ругательство Фрэнка лишь подтверждали ее неспособность быть женщиной и заставляли ее острее чувствовать вину за свою неполноценность.

— Но я же была не виновата!

— Фэйт!

Погруженная в переживания, она не сразу по­няла, что крик души вырвался наружу.

— Фэйт! — Мик, остановив машину на обочине, внимательно поглядел на нее.

Фэйт, не осмеливаясь поднять глаза, вжалась в кресло.

— Извините,— прошептала она.— С тех пор, как я беременна, я часто размышляю вслух и плачу.

— Раз так, поплачьте всласть,— ворчливо-добродушно сказал Мик.— Вот, возьмите!

Он протянул ей носовой платок и снова выру­лил на дорогу. Меньше слов — меньше проблем. Пусть поплачет вволю, говорят, помогает.

Благодарная Мику за молчание, Фэйт про­мокнула глаза. Господи, как же она устала всего бояться... Устала уставать от всего на свете.

К тому моменту, когда Мик остановил машину перед полицейским участком, Фэйт была спокой­на — по крайней мере внешне.

Здание, в котором размещался участок, при­чудливо сочетало в себе черты готического и вик­торианского сталей и заметно выделялось на фоне домов новой постройки. Народа в центре города в этот морозный день было мало, и улица казалась пустынной и угрюмой.

Мик провел Фэйт через комнату дежурного, где его широкой улыбкой приветствовал Чарли Хаскинс. Чарли только что заново приступил к своим обязанностям. Два месяца он провалялся в больни­це после ранения, полученного в перестрелке при предотвращении попытки похищения ребенка. Ис­тория эта здорово переполошила весь округ Конард, никогда не знавший преступлений такого рода.

— Как себя чувствуешь, Чарли? — спросил Мик.

— Отлично,— с готовностью ухмыльнулся Чар­ли. Он считал, что обязан Мику жизнью: тот подо­брал его, раненого, истекающего кровью в овраге за городом.— Шеф и этот техасец ждут вас.

Мик кивнул и подтолкнул Фэйт в сторону две­ри, ведущей в кабинет Нэйта.

— Сюда.

Фэйт напряглась. Больше всего ей хотелось бы сейчас убежать. Конечно, этот страх был абсолютно беспочвенным, но она не могла отделаться от ощу­щения, что Фрэнк, пока жив, подстерегает ее за каждым углом. Это был какой-то кошмар, который хотелось стряхнуть с себя, но никак не удавалось.

Способность разбираться в людях помогала Мику и в прежней и в нынешней профессии, а по­тому с первого взгляда он вынес самое положительное впечатление о Гэррете: тот, судя по всему, подумал о помощнике конардского шерифа то же самое.

Шериф Натан Тэйт был старинным армейским приятелем Мика. Они вместе служили во Вьетнаме, да и потом поддерживали дружеские отношения. Четыре года назад Мик, уволившись из армии, заехал в Конард, чтобы увидеться с другом, да так и осел здесь в качестве помощника шерифа. О своем выборе он не пожалел ни разу.

Если, конечно, не считать сегодняшнего дня, мрачно подумал Миках, усаживаясь вместе с Фэйт возле письменного стола Нэйта.

— Как настроение, Фэйт? — поинтересовался Гэррет. В своем щегольском сером костюме, сши­том явно на заказ, и ковбойских сапогах из крокодиловой кожи, он выглядел, как преуспевающий нефтяной магнат из Техаса.— Вы не пострадали, когда машина въехала в кювет?

— Да нет, спасибо, Гэррет. Со мной все в по­рядке.— С облегчением поняв, что Мик уже дал разъяснения по поводу всего происшедшего, она поспешила добавить: — Мистер Пэриш был очень добр ко мне.

Гэррет кивнул Мику и продолжил:

— Вы неуловимы, как молния, Фэйт. Вы так стремительно сорвались с места, что никто не смог мне сказать, куда вы поехали. Я, признаться, беспокоился за вас все эти дни.

— Когда я услышала, что Фрэнк сбежал из тюрьмы, у меня не осталось времени на размышле­ния.— Глаза Фэйт пытливо смотрели на техасско­го полицейского.— Так он двинулся по этому же маршруту, Гэррет? И вы здесь именно поэтому?

Гэррет криво усмехнулся.

— Я прилетел сюда после того, как вчера вече­ром в Сан-Антонио пришел запрос на досье Фрэнка. Мы пока еще не напали на его след, но вполне вероятно, что он может объявиться и здесь. Имен­но поэтому я в Конарде.

— Ну, давайте перейдем к делу,— сказал Нэйт.— У меня особый интерес к личности этого человека, коль скоро он может объявиться в моем округе.

— Итак, Фрэнсис Эйвери Уильямс,— начал Гэррет.— До самого последнего времени служил в полиции Сан-Антонио, офицер. Обвиняется в причастности к целому ряду преступлений, в том числе и тех, которые держит на контроле само ФБР. Судя по всему, замешан в контрабанде наркотиков, в деятельности ряда подпольных борде­лей, ответствен за срыв ряда операций по поимке преступников. Кроме того, покушался на убийство жены. Теперь, думаю, вам понятна поспешность, с которой я прилетел к вам.— Гэррет улыбнулся, но улыбка получилась невеселой.— Этот парень не­посредственно отвечал за доставку наркотиков из-за границы, и мы подозреваем, что он имеет выход на целый рад преступных группировок, хотя выя­вить эти связи до сих пор нам не удалось. В целом можно утверждать, что Уильямс не относится к категории случайно оступившихся людей — судя по всему, это преступник, сознательно внедренный в сферу борьбы с правонарушениями. И он — не единственный. В самое ближайшее время следует ждать еще десять-пятнадцать арестов.