– Ацикловир, пемолин, ризедронат и атропин на разных стадиях производства.
– Какие из этих препаратов галлюциногенные?
– Мы не делаем наркотики, которые можно купить на любом углу.
– Я понимаю. Именно поэтому крайне важно, чтобы «Дункан фармасьютикалз» была вычеркнута как потенциальный источник вещества, которое мы ищем. – Селена понизила голос. – Послушайте, доктор Квинс, я думаю, вы тут ни при чем. Но когда обнаруживаешь подобное в школьных коридорах… в том же городе, где расположена фармацевтическая фабрика… чтобы прикрыть свои задницы, прошу прощения за грубость, мы обязаны убедиться, что говорим о разных веществах. – Она повернулась к экрану. – Почему этот препарат помечен звездочкой?
Артур взглянул.
– «Дункан фармасьютикалз» разрабатывает новую гомеопатическую серию – лекарства, произведенные из натурального сырья, а не из химических заместителей. В данном случае разрабатывается атропин.
Селена встрепенулась.
– Из натурального сырья? А где вы его берете?
– Из белладонны.
– Белладонны?
– Именно. Наверное, вы слышали об этом растении. Оно чрезвычайно ядовито.
– Передозировка возможна?
Артур мгновенно ощетинился.
– Практически у любого лекарства есть побочные эффекты, мисс Дамаскус.
– Какие, например?
– Рассеянное внимание. Возбуждение. – Артур вздохнул. – Расстройство сознания.
– Расстройство сознания? Следовательно, этот препарат – галлюциноген.
В эту минуту в лабораторию вошел Дункан. Заметив Селену, он остановился. Естественно, он встречал ее в городе, но поскольку лично они знакомы не были, Амос не догадывался, что она здесь по поручению Джордана.
– Артур, – позвал он, – мне нужно с тобой поговорить.
– Мисс Дамаскус уже уходит, – поспешил объяснить Артур. – Она собирает доказательства по делу о наркотиках.
Несмотря на опасения Артура, Амос Дункан не занервничал, как будто точно знал, что его не достанут.
– Вы работаете у Чарли Сакстона? Мои соболезнования! – улыбнулся он.
Селена улыбнулась в ответ. Если он ошибочно принял ее за полицейского, она не станет его разочаровывать.
Он сам все поймет, когда они встретятся в зале суда.
Они бродили между стеллажами музыкального магазина, постукивая ногтями по аккуратно расставленным компакт-дискам. Мимо воли взгляды всех присутствующих обратились на этих девушек – подобно свету, устремившемуся к черной дыре. И как было не смотреть? Такое осознание своей красоты, которое так и сквозило в каждом движении; такая самоуверенность, ощущение которой оставалось у окружающих надолго!
Челси, Мэг и Уитни бесцельно бродили по магазину, чувствуя отсутствие подруги, как солдат чувствует фантомную боль в оторванной конечности.
Мэг споткнулась и перевернула стенд с компакт-дисками.
– Вот черт! Давайте помогу, – с извинениями обратилась она к прыщавому продавцу, который бросился поднимать стеллаж.
– Чертова корова, – пробормотал он.
Уитни обернулась и уперла руки в бока.
– Что ты сказал?
Парень покраснел, но глаз не поднял.
– Послушай ты, прыщавая жаба, – зло прошипела Уитни, – стоит мне только пальцами щелкнуть, как твой член скукожится и отсохнет.
Парень фыркнул.
– Как бы не так!
– Может, я блефую. А может, настоящая ведьма. – Уитни сладко улыбнулась. – Хочешь убедиться?
Продавец поспешно убрался в заднюю комнату.
– Уитни, – заметила Мэг, – не стоило так.
– Почему? – пожала та плечами. – Он меня разозлил. Кроме того, я, если бы захотела, могла бы такое сделать.
– Ты этого не знаешь, – вмешалась Челси. – Но даже если бы могла, делать этого не следует. Суть колдовства не в том, чтобы избавляться от преград на своем пути.
– Кто бы говорил! Лечить скучно. Как и слушать весь этот вздор о лунных циклах. Теперь, когда мы научились заговорам, неужели придется хранить это в тайне?
– Так безопаснее, – сказала Челси. – Меньше народу пострадает.
Уитни засмеялась.
– Этот ублюдок насмехался над Мэг. Как Хейли Маккурт.
– Ей уже лучше, – заметила Мэг. – Она стала добрее.
– Она усвоила урок благодаря нам. – Уитни взглянула в направлении, куда скрылся продавец. – Этот парень заслуживает того, чтобы его проучили.
– А Джек Сент-Брайд?
На секунду вопрос, слетевший с губ Челси, заставил их перестать дышать.
– Господи, – не выдержала наконец Мэг, – мне кажется, это не стоит обсуждать в людном месте!
Но теперь, когда Челси прорвало, остановиться она уже не могла. Она зажала рот рукой, но слова продолжали рваться наружу.
– А тебе, Уитни, все равно? Ты об этом вообще думаешь?
– Я постоянно, – пробормотала Мэг. – Это не идет у меня из головы.
Челси пристально смотрела на Уитни.
– Джиллиан здесь нет, – сказала она. – Она никогда не узнает о нашем разговоре. Даже если ты не хочешь в этом признаться, Уитни, ты же понимаешь, что мы не должны…
– …это обсуждать, – решительно возразила Уитни.
Она незаметно сунула в плетеную сумочку компакт-диск и направилась к выходу, на сто процентов уверенная, что подруги последуют за ней.
Чарли неплохо знал нормы доказательственного права… и правила сбора улик – натаскался за годы работы детективом. Было несколько случаев, когда незаконно изымались улики без согласия подростка из дома его родителей. Наркотики.
– Что ты делаешь в шкафу Мэг?
Голос жены вывел Чарли из задумчивости, и от неожиданности он чуть не упал.
– Просто смотрю, – выдавил он из себя.
Барбара и глазом не моргнула.
– Ищешь вельветовую юбку?
Он взглянул на свои руки.
– Рубашку, которую брала Мэг.
– Да? Тогда поищи в комоде. Третий ящик снизу.
Она ушла. Чарли уперся лбом в дверь шкафа. Он не хотел, чтобы Барбара знала об этих поисках. Он не хотел признаваться, что сомневается в собственной дочери.
Он провел пальцем по висевшему на ручке двери потертому браслету дружбы в красную, голубую и зеленую полоску – браслету, который Мэг сделала в первое лето в палаточном лагере. Первые два дня она звонила домой каждый час, плакала и настаивала, что держать ее в лагере – это издевательство. Но когда Чарли с Барбарой приехали в Мэн, чтобы забрать ее домой, Мэгги уже втянулась и смущенно попросила их уехать.
Чарли опустился на колени и тщательно обыскал практически нетронутые спортивные принадлежности – у него ушло почти десять лет, чтобы понять, что его дочурка никогда не станет подающей надежды спортсменкой. Тут же лежал плюшевый медведь без глаза. И плакат, который нарисовала Мэг для школы, посвященный пурпурному чечевичнику, птице-символу Нью-Хэмпшира. Здесь была старая розовая балетная сумка, всевозможные куклы, играть в которые она перестала, но расстаться с ними не могла. Чарли улыбнулся и потянулся за куклой, голым пупсом с желтыми волосами и одним стеклянным глазом. Разве девочка, которая настолько сентиментальна, что хранит кукол, будет скрывать от отца наркотики? Будет?
Он достаточно повидал дел подростков-наркоманов в Сейлем-Фоллз, чтобы понять, что все они развиваются по одной и той же схеме: либо у подростка начисто отсутствует взаимопонимание с родителями, либо он таит на родителей обиду, либо родители настолько сосредоточены на себе, что не видят, во что превратилось их чадо. Ни одна из этих схем не подходила к ним – отец и дочь всегда были близки. Вероятно, Макфи что-то не так понял. А может, его сын ослышался. Или, неизвестно по какой причине, Челси солгала.
Чарли успокоился и стал засовывать вещи Мэг назад в шкаф как можно небрежнее, чтобы она не догадалась, что здесь кто-то рылся. Пришел черед плюшевого мишки, хоккейной клюшки и роликовых коньков. Потом он поднял сумку и почувствовал, как рука коснулась чего-то цилиндрического и твердого.
Балетный купальник, балетные туфли и колготки – все в этой сумке должно было быть мягким.
Чарли расстегнул молнию. Запустил руку внутрь и достал длинную шелковую серебристую ленту. Потом вытащил несколько пластиковых стаканчиков и термос.