Специально для тех, кому далекий Китай не указ, расскажу о делах более домашних. Один мой близкий друг, которого я уже не раз упоминал на этих страницах и чье фото украшает третью страницу этой книги, в давние годы юного энтузиазма уходил в ботанический сад, где предавался тренировкам зачастую по шесть-восемь часов в день. Судить о суровости этих занятий можно хотя бы по тому, что любимым его упражнением было прохождение, мягко говоря, длинных дорожек в гору (с крутизной до 30°) и обратно. Будучи прирожденным «ножником», он особенно налегал на всевозможные «гери» ^[41], причем так: например сто восемь «маваши» поочередно каждой ногой, двигаясь вверх, затем вниз, снова вверх — на разных уровнях, с разной концентрацией, в связках с руками и так далее.

Подобным образом ежедневно прорабатывалась вся базовая техника. Стоит ли удивляться, что он походя наносил шесть полновесных ударов, не опуская ноги, и при росте сто шестьдесят сантиметров вонзал свой коронный «маваши» двухметровым молодцам так, что те валились наземь, будто расстрелянные, даже не поняв, что произошло. Это не байки и не легенды, как говорится — все было, было…

Другой, более современный пример: у знакомого инструктора по редкому теперь ушу был в учениках парнишечка вполне худосочного сложения. Обидную недостачу он компенсировал фанатичной истовостью в работе. По ходу тренировок не раз и не два бывало, что, дав задание бить, к примеру, поставленного на торец гимнастического коня, приятель вынужден был покинуть зал и вести где-то в коридорах длинные переговоры с администрацией ли, с родителями учеников — неважно. Вернувшись, он неизменно заставал юное создание сосредоточенно молотящим окаянный инвентарь, тогда как все прочие коротали время в приятных беседах. Причем он заметил — чем больше промежуток времени и, соответственно, сильнее усталость, тем ожесточеннее и быстрее наносились удары. Результат: после просьбы «стукнуть» в поставленную на высоте лица ладонь следовало некое малозаметное движение — и ошеломляюще резкий, сухой шелчок, лишавший руку чувствительности на добрую минуту.

Также общеизвестен и документально зафиксирован в назидание легкомысленным потомкам знаменитый распорядок дня Масутатсу Оямы, которого он придерживался во время своей добровольной аскезы в горах:

4 утра….подъем, медитация (10 минут), бег по горам (2 часа);

7 утра….приготовление пищи;

8 утра….завтрак, совмещенный с обедом;

9 утра….десять раз выполнить комплекс:

1 — поднять 20 раз штангу 60 кг;

2 — отжаться на пальцах 20 раз;

3 — отжаться в стойке на руках 20 раз;

4 — подтянуться на перекладине 20 раз;

5 — 20 ударов кулаком каждой рукой в макивару;

(между комплексами — дыхательные упражнения);

11 утра…ежедневное повторение по 100 раз какой-то одной ката;

14 часов. поднятие тяжестей:

поднять 60-килограммовую штангу 20 раз, ежедневно наращивая вес. Выполнить 1000 отжиманий — 200 раз на двух пальцах, 200 раз на трех, 200 раз на четырех и 400 раз — на пяти. Иногда, для разнообразия, отжиматься 1000 раз на кулаках с перерывом после 500;

15 часов…разработка теории спарринга, работа на макиваре, разбивание камней, лазание по канату, упражнения для брюшного пресса — 200 раз;

17 часов… приготовление пищи, ужин;

18 часов… медитация и отход ко сну.

Великолепно известны и результаты подобного упорства, которые детально описаны в бесчисленных вариантах этой необычайной биографии, открыв страницы которой, любители чужих подвигов смогут вдоволь насладиться сценами убийства быков, сокрушения камней и прочими экстраординарными эпизодами.

Вообще вопрос добросовестности учеников является одним из самых насущных и болезненных — разумеется, для преподавателя, который хоть немного озабочен конечными результатами своей работы, а не только денежным вознаграждением. По моей обширной статистике, из трех десятков произвольно набранных новичков лишь двое-трое способны действительно качественно заниматься и успешно двигаться вперед и вверх, но только один из пяти-десяти достигнет мастерства — неважно, в силу своего таланта, упорства или того и другого вместе. Остальные нужны исключительно для оплаты аренды спортзала и поддержания жизненных сил любимого инструктора. Однажды в русле зашедшего на данную тему разговора один из моих друзей, мастер 4-го (на тот момент) дана Шотокан каратэ-до и фактический зачинатель этого стиля в нашем регионе, с тоскою сказал что-то вроде: «Эх, мне бы настоящую, старую самурайскую молодежь — я бы из них такое мог сделать…». Размечтался!

Отношение учеников к тренировкам во многом определяет — подогревает или охлаждает — энтузиазм их учителя, так как каждое занятие всегда есть в какой-то степени импровизация, эксперимент, оно всегда пишется с нуля, и при подлинно неравнодушном отношении трудно заранее сказать, чем оно завершится. Часто бывает так: случайно всплывший в ходе тренировки стародавний элемент или связка тянут за собой настолько прочную цепочку технических ассоциаций, что заводят в итоге в непролазные дебри форм и вариантов, никак в начале не запланированных.

Когда преподаватель ведет занятия строго по описанному, по раз и навсегда устоявшемуся, известному до мелочей алгоритму, не позволяя ни малейшего отклонения куда бы то ни было, это говорит, что перед нами представитель одной из двух категорий:

— либо великий методист, абсолютно отчетливо видящий полную картину тренировочного процесса в перспективе (за все годы лично я встречал только одного такого уникума);

— либо полноправный член команды равнодушных болванов, озабоченных исключительно пополнением собственного кошелька.

А упомянутое отношение со стороны учеников, со всей наглядностью проявляющееся в ходе занятий, особо отчетливо дает себя знать по их завершении. Если человек истязает вас вопросами решительно по всем аспектам (не только техническим) изучаемого стиля, да еще остается в пустом зале, чтобы сразиться с приятелем или в спокойной обстановке пошлифовать ката, значит, он имеет все необходимое для достижения высот мастерства. И лучшей наградой действительно умному и увлеченному своим ремеслом инструктору станет момент, когда он сам (как и окружающие) поймет, что ученик превзошел старого учителя и уходит все дальше собственной дорогой.

Настоящий энтузиаст не ждет пояснений, а буквально вытягивает их всеми доступными способами из множества источников. Любая литература, фильм (не обязательно учебный), сценки из жизни дарят пытливому взору жемчужины опыта, внезапные подсказки и озарения, но — при одном непременном условии, состоящем в том, что ваши каратэ, ушу или айкидо продолжают интересовать вас двадцать четыре часа в сутки, независимо от прочей деятельности.

Например, упомянутый любитель ботанического сада регулярно дрался во сне (наяву, впрочем, тоже) и нередко выносил из царства теней удивительные находки, а решительно каждая наша встреча уже на пятой минуте неизменно сводилась к фразе: «Слушай, я тут одну «примочку» увидел (придумал, вычитал). Сделай движение…». Я выполнял требуемую атаку, а он — как правило, нечто простое, неожиданное и крайне эффективное.

Но если ученик, покидая стены зала, тотчас и полностью переключается на иные заботы и дела, ничего путного ждать от него не приходится. Увы, бывают редкие, но от этого не менее грустные исключения, когда человек всей душой, что называется, рвется и горит любимым занятием, изводит вас вопросами и изводится физически сам, но ничего у него не выходит. То есть абсолютно. Не дано — и все! У меня было в разное время несколько таких горемык, для которых даже базовые позиции и перемещения так и остались марсианской грамотой. Притом я совершенно уверен, что никакие индивидуальные занятия не дали бы результата — природу не обхитрить.

На другом, более радостном полюсе, расположились столь же редкие самородки, на лету впитывающие любую незнакомую информацию и тут же претворяющие ее в жизнь с завидной легкостью. Один мой знакомый обладает феноменальной способностью буквально «с листа» схватывать и разучивать сложнейшие китайские таолу, на которые у меня уходят недели и месяцы кропотливого труда. Ему же достаточно нескольких дней — и готово. Не идеально, конечно, но все на месте, форма верна, и динамика — в точности как у пекинского дедушки.