Иммануэль стиснул стучащие зубы.
— А как насчет… меня?
— Давай проверим. Сними куртку и садись перед братом.
Парень неохотно стянул с плеч куртку и сел в позу «лотос».
Холодный ветер, как нарочно, именно в этот момент дохнул во всю силу, пробирая до костей.
— Черт!
— Игнорируй холод. Закрой глаза. Представь себе тонкие трубки внутри своей грудной клетки. Трубки раскалены докрасна. Постарайся увидеть их внутренним зрением. Почувствуй тепло, которое струится к твоим рукам и ногам, запястьям и лодыжкам, наполняет пальцы. Вдыхай медленно через нос… Выдыхай плавно через рот. Каждый медленный вдох раздувает угли, которые раскалили трубки. Расслабься в тепле.
Иммануэль сосредоточился. Напряжение оставило мускулы. Он больше не дрожал.
— Хорошо. Очень хорошо. А сейчас я положу тебе на плечи простыню. Она окажется мокрой. Я хочу, чтобы ты сосредоточился и направил жар внутренних труб через тело на мокрую ткань.
Тибетец вошел в пещеру. Внутри стояла деревянная бадья с ледяной водой. Он вынул из воды простыню, отжал ее и обернул вокруг голых плеч Иммануэля.
Мэнни распахнул глаза, потом снова закрыл их и сосредоточился, возвращаясь в состояние транса.
— Сосредоточься на трубках в своей груди, направь это тепло назад, к плечам, потом дальше, на мокрую простыню. Медленно вдыхай через нос, выдыхай через рот, с каждым вздохом раскаляя трубки…
Иммануэль замедлил свой пульс. Дыхание почти остановилось. Он чувствовал жар в животе, но во время игры в футбол этот жар опалял, а сейчас — согревал и расслаблял.
Разум открылся, и Мэнни провалился в темные коридоры, падая все дальше и дальше, пока не услышал голос:
Скучно, наверное, быть Богом… всемогущим и бессмертным, не знающим ни желаний, ни стремлений, ни триумфов, ни потерь. Ты поэтому создал нас. Господи? Ты поэтому «благословил» нас опасностями и отравил наше эго, сделал рабами похоти и жадности, силы и мести? Вся жизнь человечества для тебя — сплошные петушиные бои? Ты наслаждаешься жестокостью, которую мы способны проявлять в отношении друг друга?
Это веселит Тебя?
Или Ты, наш родитель и создатель, просто опустил руки? И когда же, хотел бы я знать, мы переступили черту? Не во время ли нашего детства, когда Ты учил нас через Ноя и Авраама, Иакова и Моисея? Когда это случилось? После распятия Христа? Ты и вправду простил нас? Или, возможно, Ты сдался во время нашего жуткого «подросткового» возраста, когда большинство родителей с трудом сдерживаются, чтоб не бросить ребенка на произвол судьбы? Тогда, Господи? Холокост заставил Тебя вздрогнуть от стыда за свое порождение? Хиросима? Корея? Вьетнам? 11 сентября? Конфликт 2012? Или зверства в Африке? Или бесконечный бой на Среднем Востоке?
Когда именно Ты произнес: «Ну и черт с ними!»?
Эгоистичные и глупые, жестокие, стремящиеся к разрушению, близорукие и злобные, дети наступают на ноги, пока они маленькие, но когда вырастают, наступают на сердце.
Все ошибаются, Господи. Мы были Твоей ошибкой?
Или все это лишь часть Твоего Великого плана?
Прости мои слова, сынок, но с тех пор, как ты покинул мою душу, я настолько полон злобы и ненависти, настолько жажду богохульствовать, что временами чувствую, что скоро взорвусь…
Иммануэль открыл темные глаза, завопил и вскочил на ноги, отбрасывая прочь нагретую и сухую простыню.
Джейкоб схватил его за плечи.
— Мэнни, что случилось?
Иммануэль обхватил себя руками, зашагал по снегу на нетвердых ногах.
— Компьютер, конец программы!
Снег и горные вершины исчезли, оставив только покрытую сенсорными панелями темную комнату. Холод потихоньку стал сменяться волнами тепла.
Джейкоб склонился над братом, который скрутился в клубок, чтобы согреться.
— Ты его слышал, так ведь, Мэнни? Ты слышал нашего отца!
Иммануэль, дрожа, вскинул голову.
— Я ничего не слышал. Выведи меня отсюда к чертовой матери!
Глава тридцать третья
Лорен Бекмейер устала.
Не так, как обычно после физических упражнений. Это было нечто иное: непреходящая, изнурительная, опустошительная усталость. Ничего подобного Лорен никогда раньше не испытывала, и это пугало своей новизной.
Такую усталость породил страх смерти.
Последние тридцать шесть часов она металась по улицам и паркам, пряталась, избегала людей. Она не могла вернуться в свою квартиру. Не могла связаться с родителями и друзьями, потому что убийцы профессора Гейбхарта наверняка придут за теми, кто ей дорог, чтобы потом добраться и до нее. Она ничего не ела, потому что купить еду можно было только по идентификационной карточке, а ее чип остался в мусорной корзине.
Лорен не знала, кто ее враг, но у нее были на этот счет вполне конкретные подозрения.
Те, кто хотел, чтобы профессор Гейбхарт умолк навсегда, боялись, что он расскажет правду о кратере Йеллоустона. Для того чтобы они решились убить профессора, давление в гейзере должно было подняться настолько, что взрыв стал совершенно неминуем.
Последнее извержение в Йеллоустоне привело к ледниковому периоду. Если же очередное не за горами, то… о Боже!
Страх за собственную жизнь отступил перед осознанием глобальности грядущей катастрофы. Нужно каким-то образом предупредить людей. Заставить себя слушать, пока еще есть время хоть что-то предпринять… Если есть время, то должен быть и способ…
Но кто станет ее слушать? Она никто, ее очень просто вышвырнуть, как мусор, еще до того, как на нее наведут объектив телевизионной камеры. Да и какие у нее доказательства?
И все же существовал тот, к кому не могла не прислушаться пресса, тот, у кого многие мечтали взять интервью, тот, о ком телевизионные новости трубили куда больше, чем обо всех ученых и лаборантах-геологах вместе взятых.
Нужно было разыскать Сэма.
Лорен наблюдала за входом в Медицинский Центр, спрятавшись в кустах живой изгороди. Волосы она намочила и зачесала назад, тщательно спрятав под бейсболкой.
Она перешла улицу, пристроившись к семье, которая явно собиралась проведать родственника. Таким образом она протиснулась сквозь толпу в коридоре. Затем выстояла очередь к автоматической справочной.
Нажала клавишу «ОТДЕЛЕНИЕ ПАЦИЕНТОВ», затем — «Палата Кирка Пикока».
КИРК ПИКОК НАХОДИТСЯ В ПАЛАТЕ 310, КОЙКА «В». ВСЕГО ДОБРОГО.
Она оглянулась по сторонам, прошла мимо лифта и поднялась по лестнице.
Кирк Пикок лежал на кровати, из открытого рта капала слюна, глаза скрыты шлемом виртуальной реальности. Лорен села на стул у изголовья, отвернувшись от робота, меняющего капельницы.
— Кирк. Эй, Кирк! — Лорен постучала по шлему, а потом стянула его.
— Какого чертового хрена…Лорен? Привет…. Ты что тут делаешь?
— Пришла проведать. Как самочувствие?
— Хреново. Иглы и трубки торчат изо всех дыр. Не надирался уже дофига времени. Забрали контакты, сняли весь пирсинг, сбрили волосы просто везде, а в довершение всего папаша настаивает, чтоб я вернул своей коже нормальную пигментацию. Дерьмо, а не жизнь.
— Кирк, сделай одолжение. Мне нужно уехать на несколько дней. Меняю свою машину на твою амфибию.
— Твой роскошный «корвет»? Ты чем обдолбалась?
— Всего на пару дней. Обещаю, буду о ней заботиться.
— Да хоть утопи, мне по фиг. Она принадлежит моему папаше. Старыйгребаныйпердун.
— А какой код доступа?
— Код доступа… черт… А, да. — Он приподнял босую ногу. На пятке оказалась татуировка KP-3757-D.
Лорен запомнила.
— Спасибо, Кирк. Я перед тобой в долгу. Когда выпускают?
— Ахренихмамузнает,эта механическая говновозка назначила мне еще один анализ крови. Я ей сказал, что сосать из меня плазму она будет только тогда, когда закачает в обмен КАЙФ. Ха-ха… Эй, психоза, ты куда?