Спасаясь от ветра, мы зашли в кафе на набережной и заказали кофе. Когда нам принесли два бокала пива, Лигурис раздраженно взглянул на официантку, но то была моя вина: если в Финляндии закажешь кофе, то скорее всего получишь пиво «Кофф» — для финского уха это звучит одинаково. Нужно говорить «эспрессо» — тогда не будет путаницы, но в тот раз я об этом забыл.

— Вы узнали, кто убил моего сына? — резко спросил Константинос, и в голосе его прозвучала сталь. Он явно собирался поставить меня на место и, может быть, вообще разорвать наш контракт.

— Узнал, — сказал я столь же резко, потому что не собирался на этот раз давать слабину. — Убил вашего сына некий киллер, который вам не интересен. Я об этом уже говорил. А заказала убийство Тини-ит, как ни странно звучит это слово. Верховная жрица культа Червя — древней минойской религии.

Константинос сидел напротив меня, напряженный, как натянутая тетива лука. Его глаза буравили меня едва ли не с ненавистью, но он старательно сдерживался. Видимо, твердо решил так или иначе довести разговор до конца.

— Вы могли бы пояснить свои слова? — попросил он. — Они звучат… Неубедительно.

Я кивнул:

— Конечно, поясню. Только сначала прошу вас без утайки рассказать мне во всех деталях о детстве и юности вашего сына. Мне бы хотелось также услышать о вашей бывшей супруге и о ваших с ней отношениях. Поверьте мне, это имеет непосредственное отношение к делу, которое вы мне поручили.

Что ж, если Лигурис принял суровый тон, то и я тоже приму. Пусть у нас с ним сегодня будет день гнева…

Мой собеседник молчал целую минуту. Если кто-то думает, что это мало, он ошибается. В таких напряженных беседах минутная пауза длится бесконечно, как несколько томительных часов.

— Это загадочная история, — произнес он наконец со вздохом, который попытался скрыть. — Можно сказать, что эта загадка протянулась через всю мою жизнь.

В юности Константинос приехал отдыхать на Крит. Тогда этот остров еще совсем не был курортным местом, заполненным туристами, как сейчас, и выглядел патриархально. Пустынные пляжи, отсутствие инфраструктуры и бедные жители, еще не избалованные туристическим бумом, который начался лишь несколько лет спустя. Обычная греческая провинция, которая оказалась по карману начинающему лондонскому бизнесмену.

— Анастасия работала менеджером в отеле, где я остановился, — рассказал Лигурис. — Это была любовь с первого взгляда. Знаете, многие девушки в Греции удивительно красивы и грациозны, но Анастасия выделялась среди всех — от нее невозможно было оторвать глаз и с ней было очень интересно. Поразительная женщина, она пленила меня с первого же дня знакомства.

Ему было около тридцати, а ей — двадцать с небольшим. Роман развивался стремительно. Три недели, проведенные Константиносом вместе с очаровательной гречанкой, пронеслись как один день, и в конце своего отпуска он понял, что не желает расставаться.

— Знаете, я ведь по отцу грек, — заметил он. — Хотя родился в Лондоне и по-гречески знаю лишь пару слов. Но после встречи с Анастасией мне показалось, что во мне проснулся голос крови: я даже захотел стать настоящим греком рядом с ней. Смешно, конечно…

Видимо, любовь оказалась взаимной, и юная избранница после недолгих колебаний согласилась приехать в Лондон. Сказала, что сразу ехать не может, потому что нужно согласовать вопрос с семьей.

К этому Константинос отнесся с пониманием, но его уже тогда удивило, что именно со своей семьей Анастасия его знакомить не захотела. В патриархальной Греции знакомство жениха с родителями считалось совершенно обязательной процедурой…

— Я не хочу, — сказала Анастасия. — Папы у меня нет, а мама больна. Тебе незачем с ней встречаться, я сама все улажу.

Она и вправду прилетела в Лондон спустя две недели и вышла замуж за счастливого Константиноса.

Счастье продолжалось довольно долго — два года. Это мало? А сколько должно длиться счастье?

Анастасия не работала, и каждый вечер, приходя домой, молодой муж встречал ее любящий взгляд. Они много бродили по Лондону, ездили в Шотландию, а хозяйкой дома юная гречанка оказалась изумительной. Чем не полная чаша удовольствий?

Когда родился сын Димис, преисполненный счастья отец внезапно испытал испуг: не может все столь замечательно складываться в жизни человека. Так не бывает! Если все хорошо, то нужно быть настороже, потому что так долго продолжаться не может.

— Что ж, я оказался прав, — вздохнул Константинос, прервав на этом месте свой рассказ. — Послушайте, а у них нет крепких напитков? А то я не большой любитель ледяного пива в холодную погоду…

Мы заказали виски, и веселая светловолосая девушка с толстым задом поставила перед нами тяжелые стеклянные стаканы. Народу в кафе прибавилось — появилось много молодежи. Видимо, где-то поблизости закончились лекции. Все шесть столиков вокруг нас теперь были заняты юношами и девушками, многие из которых держали в руках футляры с музыкальными инструментами.

— Это студенты консерватории, — догадался я. — Она здесь как раз неподалеку, за углом.

— В Хельсинки есть консерватория? — усмехнулся Лигурис. — Здешние музыканты играют для белых медведей?

Его сарказм мне не понравился. Не нужно думать, что мир вращается лишь вокруг Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Пожав плечами, я неприязненно заметил:

— Я вам больше скажу. Консерватория есть и в Петербурге. Да, у нас убивают людей и продажная милиция, но наша консерватория все равно одна из лучших в Европе. Это не связанные между собой вещи.

На самом деле я слукавил: я думаю, что эти вещи как раз связаны между собой. Когда страна бедновата и в ней царят разные неполадки, то это держит людей в тонусе и они гораздо активнее раскрывают свои таланты и дарования. А в сытых, зажравшихся странах царит апатия — таланты жрут гамбургеры и не желают трудиться…

Лигурис выслушал мой выпад и промолчал. Вероятно, он лишь спрашивал себя: что же я узнал такого, отчего стал вести себя с ним так уверенно?

Студенты-музыканты за соседними столиками громко разговаривали, а финская речь для неподготовленного уха звучит довольно страшно — как будто люди все время матерятся и угрожают друг другу.

— Вы думаете, здесь безопасно находиться? — покосился Константинос на меня. — Не пойти ли в другое место?

— В другом месте будет то же самое, — ответил я. — Здесь даже лучше — много народа, молодежь, мы никого не интересуем, и никто нас не услышит.

Уже спустя полгода после рождения сына, Константинос понял, что его опасения насчет непродолжительности такого счастья сбылись. В один прекрасный день Анастасия объявила, что получила с родины известие о смерти матери.

— Мне нужно вернуться на Крит, — сказала она. — Димиса я возьму с собой.

Константинос думал, что она едет похоронить мать и поплакать на могилке, но Анастасия просто сбежала от него вместе с сыном. Сбежала насовсем, бесповоротно, ничего не объяснив.

— А вы не пытались это выяснить? — спросил я. — Должна же быть причина, по которой жена сбегает от мужа…

— Конечно, я пытался, — мрачно ответил Лигурис. — Я дважды приезжал на Крит и хотел выяснить, что же произошло. Но наши встречи с Анастасией были краткими. Она поселилась в своей деревне, среди родственников, и при каждой нашей встрече присутствовали посторонние люди. Анастасия отказывалась встречаться со мной наедине.

— Но что-то она ведь говорила?

— Она твердила, что хочет жить на родине, что хочет воспитать Димиса одна, что разлюбила меня… По-моему, она просто болтала что попадя. Единственной ее целью было отделаться от меня. Не знаю, что с ней произошло, но смерть матери Анастасии изменила все.

— А вы не пытались действовать более решительно? — поинтересовался я. — Ну, я имею в виду…

— Вы имеете в виду силовые приемы? — усмехнулся Константинос. — Что ж, вы неплохой психолог, сэр. Конечно, я пытался. Более того, я нанял людей и они выкрали Димиса из этой деревушки. Его привезли ко мне в отель в Ираклионе, и мы улетели с ним в Лондон. Знаете, я думал тогда, что если сын будет со мной, то и жена вернется. Мне казалось, что Анастасией владеет какое-то наваждение, которое нужно просто сбросить, избавиться от него. Я был уверен, что если заставлю ее приехать ко мне и к сыну в Лондон, то сумею уговорить ее остаться.