Неожиданно Франц заметил, какие интересные глаза у старика — черные, как дьявольская бездна, и очень-очень глубокие. Как будто смотришь в ад…
— Многочтимый капитан собирается предъявлять груз турецкой таможне? — низко поклонившись и пряча издевательскую усмешку в бороде, осведомился старик. — А по пути в Таганрог многочтимый капитан тоже показывал свое судно и груз туркам? Они видели пушки и ядра?
А вот этого капитан Франц Лерман не любил! Таких разговоров и ухмылочек он не собирался прощать никому. Если он взял на борт греческих переселенцев и принял от них деньги, это еще не означает, что они могут разговаривать с ним в таком тоне.
Он резко встал. Раньше в такие минуты Франц вскакивал быстрее, а теперь не то — спина болит. Но все равно получилось достаточно резво. Схватил старика за окладистую бороду и сильно дернул книзу, так что у нахального грека лязгнули гнилые зубы.
— Глупый старый дурак! — рявкнул Лерман. — Ты находишься не у себя в таганрогской лавке, а на русском казенном корабле. И ты покажешь капитану русского корабля, что там в твоих паршивых сундуках.
— Пожалуйста, — неожиданно легко согласился старик, снова поклонившись чуть ли не в пояс. — Позвольте показать многочтимому капитану, что мы везем с собой.
Эта покладистость наглого грека показалась Францу подозрительной. Старик как будто даже не обиделся на дерганье за бороду… Поразительно!
— Пойдем, — твердо приказал он, распахивая дверь каюты. — Посмотрим на содержимое твоих сундуков.
Шесть вооруженных людей со штурманом во главе шли за ними в трюм и остановились у двери, как Франц им и приказал.
— Ждите тут, — строго велел он подчиненным. — Если услышите шум или я кликну вас — сразу входите и действуйте по уставу морской службы.
Всем было понятно, что в данном случае действовать по уставу морской службы означало ворваться в трюм и перестрелять греков.
В трюме, среди развешанного на веревках белья, среди криков младенцев на руках у матерей, под тяжелыми взглядами столпившихся и молча смотрящих на капитана пассажиров старик подвел Франца к сундукам и, указав на них рукой со скрюченными пальцами, сказал:
— Вот они. Сейчас откроем замки. Многочтимый капитан хочет посмотреть все сундуки?
Кто-то из стоявших вокруг мужчин заговорил, обращаясь к старику. За ним тотчас вступила одна из женщин — взволнованно, громко.
Капитан мог поклясться, что это был не греческий язык, которого он за свою жизнь наслушался достаточно…
— Открой для начала один сундук, — приказал он, в любую минуту ожидая нападения странных пассажиров. Успокаивало лишь то, что из-за двери явственно доносились шаги и голоса вооруженных членов команды.
Крышка сундука наконец была откинута. О Боже! Блеск золота, которым сундук был наполнен доверху, буквально ослепил Франца Лермана. Золота было столько, что казалось — все богатства мира собраны вместе.
На память сразу пришли все слышанные в разных портах рассказы о несметных сокровищах, таящихся на дне морском, о баснословных пиратских добычах. О золоте царицы Савской и драгоценностях волшебной Шахерезады.
Да что там пираты или таинственные царицы: у них всех, вместе взятых, никогда не было такого количества золота!
Шагнув вперед и нагнувшись, капитан разглядел содержание сундука: сотни, тысячи разнообразных, искусно сделанных украшений лежали рядами, сверкая и переливаясь в лучах масляного светильника. Да, это было настоящее чудо!
В горле у Франца Лермана мгновенно пересохло. Он несколько раз попытался судорожно сглотнуть, но так и не смог этого сделать.
Откуда у заурядного греческого семейства такие несметные богатства? Богатства, которые могут сделать честь всем сокровищницам великих королей…
— Мы можем поделиться, капитан, — послышался среди наступившей мертвой тишины голос старого грека. — Если уж многочтимый капитан узнал о нашем золоте, то мы готовы дать ему часть.
— Часть, — пробормотал Франц, не в силах отвести взгляд от драгоценностей. — Какую часть?
Он подумал, что тысячная доля этого золота сделает его богатейшим человеком! Он получит то, о чем никогда не смел даже мечтать!
Вся жизнь Франца с самого детства прошла в лишениях и тяжелом, опасном труде. Долгие годы службы на разных судах, голод, цинга, страх… Да, теперь он уже небеден и собирается отправляться на покой. Маленький домик на Васильевском острове в Петербурге, молодая жена и дети — вот что окружит его в старости. Это хорошо? Да, это Божье благословение и награда за тяжелую жизнь. Но…
Но разве это сравнится с тем, что можно получить сейчас? А почему бы и нет?
С юности своей Франц отлично знал, что настоящее богатство нельзя заработать собственным трудом. О нет! Ценой трудов, ценой ума, храбрости и усердия можно обеспечить себе приличную жизнь и достаток. Но не богатство! Богатство можно только украсть или захватить силой. Лишь случай, удача могут дать человеку настоящее богатство!
Разве сейчас не тот самый случай?
Невероятный, но именно тот, который изредка подворачивается некоторым людям.
— Вот этот мешок, — улыбнулся старик, показав черные корешки зубов. — Видишь этот мешок? Он будет наполнен золотом и станет твоим, как только мы придем в Петербург. Договорились?
Шхуна миновала проливы, как и в первый раз, удачно уклонившись от таможенных проверок. Прошли Средиземное море, вышли к Гибралтару, а затем, резко взяв на север, обогнули Европу…
Каждую ночь Франц Лерман лежал в своей каюте и ворочался на узкой койке, не в силах сомкнуть глаз. Обратный путь шхуны был не менее тяжелым и напряженным, так что престарелый капитан здорово уставал за день, но сон не шел все равно.
Да и какой может быть сон? Он будет богат! По-настоящему богат! Сам Бог послал ему этих греков! Долгая трудовая жизнь наконец-то будет достойно вознаграждена.
Прежде всего капитан приказал грекам не говорить ни слова членам команды. Зачем? К чему волновать и будоражить людей? Такое богатство — это для одного, а не для многих! Разделенное на всех членов команды, оно станет уже не богатством…
— Никто не должен знать о нашем уговоре, — строго сказал Лерман, и грек прекрасно его понял.
— Конечно, — ответил он почтительно. — Многочтимый капитан — мудрый человек.
Приняв такое решение, Франц тут же сказал себе, что вообще-то по прибытии в Петербург не поскупится. Как щедрый и порядочный капитан, он поблагодарит команду за плавание и непременно даст матросам по рублю, а штурману Зауэру — три рубля.
Ворочаясь без сна на койке, Лерман думал о том, как теперь сложится его жизнь. Она должна была решительно измениться.
Если поначалу в мечтах капитана фигурировали жена Кэтхен и будущий ребенок — мальчик или девочка, то очень скоро они уступили место совсем другим мыслям.
Зачем ему теперь какая-то семья? Зачем жена и зачем ребенок?
Все это было нужно и было хорошо прежде, пока Франц был обыкновенным пожилым человеком среднего достатка. А зачем ему это теперь?
«Всю жизнь я прожил без всякой семьи, — размышлял Лерман, слушая, как стонет деревянная обшивка корабля под ударами волн. — Я не нуждался ни в жене, ни в детях. Не нуждаюсь и теперь. С таким богатством уж найдется кому за мной ухаживать в старости и кому ублажать меня сейчас. Да и не старик я вовсе».
Память услужливо воскрешала все райские уголки земли, в которых капитану довелось побывать за годы странствий. Пахнущий пряностями Левант — воплощение терпкости и сладости арабского Востока, где можно поселиться во дворце и окружить себя гаремом. Или индийская земля, или, может быть, остров Ява…
Как сладостно это все, как разительно непохоже на старость в холодном и сыром Петербурге рядом со скромницей Кэтхен и оравой ребятишек, которые вечно будут шуметь и разбрасывать по дому папашины курительные трубки…
Нет уж, теперь привалила настоящая удача, которую Франц ждал всю жизнь и которую не упустит!
Когда шхуна вошла в Балтийское море и до Петербурга оставалось совсем немного, Франц вновь вызвал к себе старого грека. За время путешествия они больше не разговаривали, и вообще все огромное семейство пассажиров вело себя чрезвычайно скромно и замкнуто. Тихими вечерами команда собиралась на палубе и матросы пели заунывные русские песни.