Девушка сползла на пол. Разогнувшись, я снова заставил себя взглянуть на еще теплый труп, а затем бросился в ванную — меня рвало.

Все ясно: пока мы сидели в баре на первом этаже, кто-то пробрался в номер и отрезал голову бедному Властосу. Сомнений в том, кто это сделал, на сей раз не было — люди Тини-ит. Выходило, что я стал невольным виновником гибели нашего спасителя. Ведь это я привел его в беспомощное состояние, он уснул, а я ушел, бросив его.

Не усыпи я Властоса, он бы, наверное, сумел постоять за себя! Боже, как стыдно!

Виновен я или нет? Что за дурацкий вопрос! Конечно, это я виноват!

Стоит ли любая полученная информация загубленной человеческой жизни? Нет! Тысячу раз нет!

А может быть, и стоит…

Но теперь отсюда нужно убираться. И как можно скорее. Уносить ноги, потому что угроза нашим жизням стала совершенно реальной, осязаемой.

Осматривать труп не было никакой необходимости. Зачем? Все и так предельно ясно. А каждая минута была на счету.

Зою пришлось довольно долго приводить в чувство. Смочив носовой платок холодной водой из-под крана, я приложил его поочередно к вискам, после чего несколько минут девушка приходила в себя. Усевшись на корточки, я загородил от нее кровать с телом Властоса.

— Нужно убегать, — шептал я, как завороженный вглядываясь в лицо Зои. — Понимаешь? Нужно скорее уходить отсюда.

Зоя открыла глаза и тотчас расплакалась. Она дрожала всем телом, но когда я взял ее за руки, чтобы унять дрожь, то понял, что это бесполезно — меня и самого трясло, как в лихорадке.

Пока я пытался набрать на мобильнике номер Ашота Овакимяна, трубка дважды вываливалась из моих рук.

— Нам нужна помощь, — прошипел я, услышав заспанный голос. — У меня крупные неприятности.

— Что вам требуется? — после долгой паузы спросил Ашот: — Какого рода неприятности?

— Нам с девушкой нужно немедленно улететь отсюда, — сказал я. — И еще… Нужно привести в порядок мой номер в отеле. Вы понимаете? Здесь произошла трагедия, это недоразумение, я ни при чем…

Следующая пауза была еще длиннее предыдущей. Ашот сосредоточенно сопел в трубку, принимая какое-то решение. Он прекрасно понял меня, не сомневаюсь.

— Вазгену это будет стоить недешево, — наконец сказал он. — Надеюсь, вы понимаете, во что вляпались и как трудно теперь вам помочь?

Потом спросил:

— Там много работы?

— Много, — честно сознался я и добавил на всякий случай: — Мы с Вазгеном в долгу не останемся.

— Сейчас я пришлю машину, — произнес Ашот слова, которых я ждал с замиранием сердца. — Немедленно уходите оттуда. Машина заберет вас напротив отеля через двадцать минут. Ключ от номера отдадите водителю.

Шхуна «Надежда» вышла из порта Таганрог перед самым штормом. Свинцовые тучи наползали со стороны моря, ветер крепчал с каждой минутой. Чайки испуганно носились над берегом, над портовыми складами, над притихшим в ожидании грозы городом.

Капитан принял решение на свой страх и риск. Если не успеешь отойти от берега достаточно далеко, корабль выбросит на берег и разобьет о камни. Но Франц Лерман считал себя опытным капитаном и имел для этого все основания.

Еще в юности он поступил простым матросом на клипер, возивший чай из далекого Китая в Европу. Какие только опасности не подстерегали отважных мореплавателей на столь протяженном и малоизведанном пути в те лихие времена! В азиатских морях — китайские пираты на быстроходных плоскодонных суденышках, которые облепляли большое торговое судно, как мухи кусок сладкого пирога, и не отходили прочь, пока не вытаскивали из трюмов все добро. Вдоль африканского побережья бесчинствовали испанские и португальские моряки, а вблизи Гибралтара — знаменитые своей кровожадностью алжирские морские разбойники.

В этих отчаянных плаваниях прошла вся жизнь Франца Лермана. Каждый рейс мог стоить жизни и потому неплохо оплачивался. Но Франц приобрел еще кое-что, кроме денег, — он изучил корабельное дело, навигацию. Он стал помощником штурмана, затем помощником капитана, а затем и штурманом на большом клипере с белоснежными парусами, летящем по ветру к далеким берегам неведомых стран. И все это он — простой бедняк из туманного Киля…

Его семья могла бы им гордиться, но семьи-то как раз не было: родители умерли, когда Франц был еще молод, а две сестры давно вышли замуж и потеряли связь с непонятным братом — скитальцем в далеких краях. Он стал седым и ворчливым морским волком, в чьих глазах лишь пенились белые барашки волн, — такие старики сотнями сидят в припортовых тавернах.

Но Франц Лерман совсем не собирался заканчивать свою жизнь таким бездарным образом. Он заработал еще не все деньги, которые мог, и, кроме того, он отнюдь не планировал покидать сей мир, не оставив в нем потомства. Это было бы неправильно, и давно покойная матушка наверняка осудила бы его за такое безбожное легкомыслие. А матушка в накрахмаленном чепце, с вечно поджатыми узкими губами навсегда осталась для Франца единственным авторитетом…

В сорок пять лет, то есть уже в преклонном возрасте, Франц решился круто изменить свою жизнь. Через одну знакомую ему судоходную контору в родном Киле он завербовался капитаном в русский торговый флот и, приехав в Петербург, принял под командование шхуну «Надежда». Так в старости Франц Лерман сделался настоящим капитаном. В Европе он не мог и мечтать о таком счастье — все капитанские вакансии были расписаны на долгие годы вперед, и требовалась немалая протекция, чтобы занять их. Россия же совсем недавно завела флот и отчаянно нуждалась в опытных моряках.

Петербург 1731 года, когда там объявился новоиспеченный капитан, был для европейцев «терра инкогнита» — земля неведомая. Вдоль пологих берегов Невы, заросших травой, тянулись бесконечные воинские и торговые склады, слободы с покосившимися избами, а по ночам, если выйти на главную улицу — Невскую перспективу, из недалекого леса со стороны Александро-Невской лавры слышался страшный вой волков.

Здесь капитан Лерман считался завидным женихом. Невеста скоро нашлась — семнадцатилетняя Катарина, младшая дочь часового мастера Клауса Штинклера. Ухаживание по всем правилам хорошего тона продолжалось год. Юная невеста побаивалась своего солидного жениха — сурового моряка, не знавшего слов любви, и потому пряталась в дальних комнатах, когда тот ежедневно навещал их дом с неизменным кулечком сладких конфет, купленных в лучшей кондитерской в Адмиралтейской части.

Теперь со дня свадьбы прошло уже пять лет, и Кэтхен готовилась родить мужу первенца. Франц твердо решил — он уволится с капитанской службы. Денег заработано достаточно, и можно спокойно, с чувством собственного достоинства осесть с семьей в собственном доме, выходящем окнами на Третью линию Васильевского острова.

— Я сделаю этот последний рейс и больше не пойду в море, — сказал Франц своей беременной жене. — Вернусь и останусь с тобой и маленьким Готлибом.

Он был почему-то твердо уверен: Катарина непременно родит ему сына.

Но последний рейс оказался непростым. Из Петербурга «Надежда» вышла с грузом военного снаряжения для строящейся таганрогской крепости. За месяц шхуна обогнула Европу и, пройдя через Средиземное море, миновала Босфор и Дарданеллы. Здесь с большим трудом удалось миновать турецкий досмотр, потому что груз наверняка вызвал бы ярость оттоманского правительства. Турки отлично знали, с какой целью Россия воздвигает крепости по берегам Азовского моря, против кого копится военная сила на юге. Все замерло в недобром предчувствии грядущей кровавой войны. Стальной взор племянницы Петра Великого императрицы Анны был недвусмысленно обращен к Черному морю и Крыму, а фельдмаршал граф Миних уже писал распоряжения по подготовке к турецкому походу.