— Так и должно быть в фазе роста. Сначала приходится инвестировать, прежде чем…
— Перестань, — умоляюще прошептала Ина. — Я тебя предупреждала. Два новых курьера сразу — это много. И с демпинговыми ценами мы хоть и получаем больше заказов, но все равно не имеем никакой прибыли.
Осенью он нанял двух новых курьеров, когда уже не справлялся силами двух своих студентов. Теперь они работали впятером плюс Ина в офисе. Но он просчитался в том, что касалось вербовки клиентов и распределения заказов на пятерых курьеров. Кроме того, были клиенты, которые предпочитали, чтобы их задания выполнял только он. Они видели доказательство исключительного доверия в том, что поручали ему доставить к месту отдыха их отпускную одежду. Малейшее изменение вносило помехи, и Крис просто недооценил чувствительность некоторых клиентов.
Как он ни старался, выкрутиться не получалось. Либо он ехал сам и тогда не мог заниматься поиском новых заказов, либо наоборот.
— Но ведь Граф уже заплатил, ты сама говорила вчера вечером.
Ина молчала, и он уже решил, что связь прервалась.
— Это так, — сказала она наконец. — Зато есть другие потери. Сегодня утром по телефону поступило четыре отказа. Эти клиенты больше не будут давать нам поручения. Самое худшее то, что это были надежные, регулярные заказы.
Крис насторожился. Он заметил в зеркале заднего вида, что юная путешественница смотрит в окно и изо всех сил старается не обращать внимания на его слова.
— Что бы это значило?
Ина нервно засмеялась:
— Это привет из Мюнхена. Должно быть, вчера ночью ты произвел сильное впечатление своим выступлением.
— Шарф? Торговый дом?
— Один отказ — да. Еще два отказа пришли от Шпренгера из Аугсбурга и из филиала здесь, в Кельне. Четвертый отказ — от Кенеманна из Эссена. Ты что, уронил кому-то на ногу кувалду?
— Глупости.
— По крайней мере, такое впечатление, что один шеф подговорил другого — и мы в пролете.
Зарентин выругался.
— Почему ты так думаешь?
— Отказ в сотрудничестве торгового дома поступил от некоей госпожи Ахтернбуш. Она сказала, что звонит по поручению шефа… и что премии тоже не будет, босс якобы сердит. — Ина помолчала. — Что ты там учинил? Опять не утерпел?
— Зачем я вообще ввязался в это дерьмо? — Крис яростно ударил по рулю. — Оставался бы себе нормальным Булем, было бы лучше.
— Что, неприятности?
— Еще какие! — Крис вспомнил, что у него в машине автостопщики, и криво улыбнулся: — Простите. В моем мелком бизнесе возникли некоторые проблемы.
— Но ведь без проблем не бывает, — Филипп серьезно кивнул: — Мои родители держали магазин музыкальных инструментов. Теперь уже не держат.
— Что, прогорели? — спросил Крис.
— Нет, продали. Поживились кое на чем и теперь живут на Майорке, а мне тут хватает на учебу.
— А у вас? — Крис посмотрел на Аню в зеркало заднего вида.
— Мой отец врач, у него собственная практика — урология. На создание этой практики ушли годы. Сейчас дела хуже, чем раньше, но в целом, пожалуй, ничего.
«Хорошие стартовые условия», — подумал Крис. Его-то родители — каменщик и продавщица — осуществили свою мечту о собственном доме, начав с нуля, и чуть было не надорвались, когда мать больше не могла зарабатывать, потому что ей пришлось ухаживать за старыми родителями. Тогда они долгое время ничего не могли себе позволить.
— А вы работали в полиции? — спросил Филипп после паузы.
— Ишь какой любопытный!
— Вы же сами намекнули. Но если это слишком личное, извините!
Они перед этим всю дорогу разговаривали, и Крис уже многое знал о них. Почему бы и ему не ответить откровенностью?
— После реального училища я попал в архивные подвалы участкового суда. Там я должен был кое-чему научится. Образцом для меня был один служащий, который целую вечность готовил выписки из поземельного кадастра и, помимо этого, предавался пьянству. Его жена регулярно изменяла ему с писарями на столах среди бумажных гор.
— Ослепительная перспектива…
— Вот именно. Кошмар. Мне было все равно куда, лишь бы бежать оттуда. Кажется, я не выдержал и трех месяцев. Я поступил на курсы подготовки полицейских, потом в дежурную полицейскую службу, в криминальную полицию. Потом наступил черед отдела убийств — самое дно человеческого существования. Но и там приходилось больше писать, чем ловить убийц. Когда мне исполнилось девятнадцать, я попал в мобильную оперативную команду. И уж там получал удовольствие от приключенческой щекотки — оперативные задания секретной службы требовали самостоятельных и быстрых решений. Командный пункт был иногда слишком далеко.
— И что же там такое приходилось делать? — мягкие черты лица Филиппа напряглись от любопытства.
— Во-первых, слежка. Полный багажник номерных знаков на замену, чтобы не бросаться в глаза, — Крис насмешливо улыбнулся ему. — Разведка под прикрытием. С фальшивыми документами и легендами проникнуть в среду торговцев наркотой, собрать информацию на местах. Следовать за наркокурьерами от польской границы по автобану до Кельна и только там брать. Или месяцами вести наблюдение за инженером, который хочет продать чертежи истребителя и подыскивает, кто больше заплатит.
— Я всегда считал, что опасную работу делает только спецназ.
— Так и я говорил своей жене, чтобы успокоить ее. Но на самом деле это не совсем так. Спецназ вызывают на решающие схватки, для опасных поединков, при захвате заложников. Они всегда действуют командой и всегда хорошо вооружены. Действия мобильных оперативных групп протекают зачастую по-другому: скорее в стадии розыска, зачастую безоружными. В зависимости от задания оказываешься иногда один и без прикрытия — как тайный агент во вражеской стране.
— И ваша жена все это пережила? — Ане было странно, как в такой жизни вообще было место для жены.
— Как раз и нет.
— Вот и я бы удивилась! — вырвалось у той.
Крис припомнил спонтанные чувства и бурные месяцы, когда он познакомился с Петрой. Они быстро поженились, и любовь на какое-то время возобладала над его потребностью испытывать кое-что посильнее, чем утомительная рутинная работа за письменным столом.
— Она была против моего перехода в оперативную команду. Она часто целыми днями не знала, где меня носит. Позвонить чаще всего просто не было возможности. А ей хотелось, чтобы муж вечерами приходил домой и заботился вместе с ней о детях, которых мы хотели завести.
— Неужто это самая худшая доля, какая может выпасть человеку? — усмехнулась Аня.
— Разумеется, нет. — Крис рассказал о субботней поездке за покупками, когда с ним вдруг заговорил мужчина, назвав его совсем другим именем. Этот парень угрожал ему и при этом мрачно смотрел на Петру. Крис в тот же день отправил ее на три недели к матери: переждать пока не закончится его задание.
— Она мне после этого заявила, что вопрос о детях даже не стоит до тех пор, пока у меня такая опасная работа.
— Я бы тоже так поступила, — сказала Аня. — Я бы и до этого не стала доводить, раньше бы все прекратила. — Некоторое время они все молчали. — Но как после такого становятся… логистиком?
Крис фыркнул, будто отряхиваясь после удара по носу.
— Моя жена нашла в кармане моего пиджака приглашение на собеседование и тестирование на мою профпригодность для GSG-9.
— Но это же спецподразделение федерального уровня, — сказал Филипп. — Тут вы поднялись на одну ступеньку выше.
— Она возмутилась, что я слишком упрям. — Крис вдруг вспомнил ту их безобразную супружескую сцену. Своими криками они перебудили весь дом, а посуды было перебито столько, что встревоженные соседи вызвали полицию.
В большинстве случаев они ограничивались словесными перепалками: но и слова вреза́лись, как скальпель в сердце.
Она бросила его.
— А потом?
— Приемные экзамены я не сдал.
— Ах, черт! — Филипп закусил нижнюю губу.
Крис посмотрел в боковое окно. Та сцена до сих пор стояла у него перед глазами: как они сидели в бетонном бараке. Помещение было абсолютно голым, только белые стены и неоновые лампы, и судья, начисто лишенный эмоций — что дохлая рыба. Психолог GSG-9 засвидетельствовал у него склонность к спонтанным, самоуправным и ни с кем не согласованным действиям. Его самая большая слабость якобы состояла в ограниченной способности действовать сообща, поскольку его импульсивные и иногда очень неожиданные решения могли поставить под удар всю команду. Это-то и было неприемлемым для GSG-9.