Изменить стиль страницы

— Все лучше, чем османские деньги.

— И сколько ты мне дашь? — спросил Абдулла, зажав монеты в горсти.

— Ну, это зависит…

Абдулла заговорщицки склонил голову:

— У меня есть кое-что особенное!

Они зажгли факелы.

Абдулла и молчаливый Камаль повели их мимо возвышающихся кирпичных стен. Они прошли вдоль остатков могучей внутренней стены и спустились в хаос перекопанной главной крепости.

Пламя факелов отбрасывало на кирпичные стены причудливые отблески и привлекало рои насекомых. Штайнер чертыхался и подавлял постоянное желание отбиваться от кровососов руками.

— Куда ты нас ведешь? — недоверчиво спросил он, потеряв ориентацию в лабиринте из стен и узких проходов.

— Навуходоносор свою добычу прятал, но иногда и выставлял, — смеясь сказал Абдулла. — За тысячи лет в этом ничего не изменилось. Великие мира сего всегда одинаковы. Какими были тогда, такими остались и теперь. Вавилоняне любовались только тем награбленным в военных походах добром, которое было предназначено для их глаз. Но того, что я покажу тебе, не видел никто. Мы уже почти пришли.

Абдулла гортанно рассмеялся, а Камаль довольно закивал.

Штайнер вдруг понял, куда вел его Абдулла. Они направлялись к склепам — тем единственным, которые обнаружил при раскопках Колдевей.

— Но ведь склепы были пусты, — сказал он и схватил Абдуллу за руку. — Что нам здесь делать?

Абдулла оттолкнул его руку, неожиданно повернул за угол и остановился перед высокой кирпичной стеной. Он направил факел вниз и осветил землю под ногами. Затем поковырял носком в песке и несколько раз топнул.

Звук был глухой.

«Дерево», — подумал Штайнер.

— Мы зарыли это здесь, — заговорщицки прошептал Абдулла и подал знак Камалю. Тот протянул Абдулле свой факел и стал разгребать руками песок, пока не показались горбыли. Камаль сдвинул их в сторонку и проделал лаз размером с квадратный метр.

— Мы нашли могилу, которая оказалась совсем не пустой, — Абдулла широко ухмыльнулся.

— Я не верю, — проворчал Штайнер. — Где? Здесь?

— Нет. У храма, который на планах у раскопщиков обозначен буквами «ЕР». Но находки мы спрятали здесь.

Штайнер всем телом ощутил всплеск адреналина. Неужто и в самом деле удастся под конец прихватить отсюда нечто такое, что по праву могло бы увенчать его собственную карьеру расхитителя гробниц?

Вавилон разграблялся веками. Все знали, где находятся руины. Но Колдевей за долгие годы смог раскопать лишь половину площади. И еще оставались тысячи мест, где можно было что-нибудь найти, особенно там, где высокие грунтовые воды до сих пор препятствовали раскопкам. Так думал Штайнер.

Камаль исчез в дыре. Абдулла подал ему вниз факелы и оружие, и потом они полезли вслед за Камалем.

Они очутились под низкими, сложенными из обожженных кирпичей сводами. Воздух был сухой и чистый. «Никакой затхлости», — довольно отметил Штайнер. Лучшие условия для хранения.

Абдулла повел их в дальний правый угол и остановился. По его знаку Камаль нагнулся и взялся за кусок ткани.

Заструился песок пустыни, и Камаль стянул ткань в сторону.

— Боже мой! — вырвалось у Штайнера. Он упал на колени и протянул руки к предметам.

То были фигурки животных из золота, мелкие и филигранно обработанные, некоторые размером всего лишь в несколько сантиметров. И украшения со вставками из лазурита, мужские и женские фигурки, цилиндрические печати с тонкой гравировкой, жертвенные чаши из прессованного золота. Штайнер разглядывал украшения из кораллов, сапфиров и слоновой кости, ожерелья из жемчуга, статуэтки богов разных размеров, предметы для освящения и бронзовый штырь в форме фигуры, подносящей первые материалы для закладки храма.

— Невероятно, уму непостижимо.

Его руки зачарованно перебегали с одного предмета на другой, пальцы ощупывали золотую проволоку и заклепки, поглаживали паяные соединения. Рядом с украшениями лежали тринадцать глиняных табличек с клинописью и три серо-коричневые кости, которые Штайнер отодвинул в сторонку.

Вся его нервная система, казалось, сосредоточилась на кончиках пальцев. Прессованное золото возбуждало нервные окончания и посылало ощущение счастья в каждую клетку его тела. Он гладил украшения и блаженно стонал.

Прошла целая вечность, и его правая рука отделилась от предметов и принялась рыться в песке рядом с сокровищами: нет ли тут еще чего-нибудь?

— Это все, — сказал Абдулла хладнокровно, но с некоторым высокомерием в голосе.

Штайнер вскинул голову, словно заслышав шипение гадюки. Взгляд его нащупал глаза Крюгера, который выронил факел.

Камаль держал факелы в обеих руках. Эта ошибка стоила проводнику жизни. Узкий темный предмет, не толще трубки тростника, метнулся ему в грудь. Черненый кинжал в руке Крюгера, оказавшийся не чем иным, как стамеской, вонзился в тело Камаля у самой груди и пропорол его сердце насквозь.

Камаль ахнул, а у Абдулы встали дыбом волосы. Он вскинул свое ружье, но не довел движение и до половины, как позади него взвилась тень и левая рука Штайнера обхватила его шею, резко рванув тело назад.

Указательный палец Абдуллы соскользнул со спускового крючка.

Лицо Крюгера исказила гримаса, в которой смешались алчность, ненависть, кровожадность и безумие. Абдулла увидел его лицо совсем близко и вдруг содрогнулся от пронзительной боли: кинжал-шкворень впился в свою следующую жертву.

Часть вторая

Возвращение

Все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время

Книга Бытия

Глава 2

Ватикан

Конец мая 2005 года

Ночь со вторника на среду

Сперва, когда он увидел клюку, то сразу подумал о епископском посохе. Но эта была другая: простая, без блестящего золотого покрытия, без резьбы по слоновой кости и без характерной витой головки.

Она была прямой, но не такой прямой, как палка, изготовленная при помощи инструментов. Клюка была на редкость гладкая. Особенно вверху, у того места, где начинался изгиб. Там, где рука бралась за нее, миллионократно, поверхность была отполированной, как у шлифованного бриллианта. Черного бриллианта. Ибо палку в том месте зачернила грязь руки.

«Это не может быть епископский посох, — подумал он. — Руки епископа не бывают грязными».

Палка была темно-серая, очищенная от коры, сухая и потемневшая от света и дождя.

Если поставить ее на землю, она доставала человеку среднего роста до лба, но не выше. Внизу, на прямом конце, она завершалась металлическим наконечником. Изгиб наверху был оснащен вместо витой спирали крюком, которым удобно цеплять животных за задние ноги.

Затем он увидел человека, державшего в руках эту клюку. Мужчина был и в самом деле невысоким. Но он это знал. Ведь он видел его сейчас, наверное, в двадцатый раз. А то и больше.

Имело ли это значение?

Ответа не было.

Мужчина был одет в простую и бесцветную одежду, сотканную из шерсти. Башмаки его были прочными, а голову покрывала измятая соломенная шляпа с широкими полями.

Лицо у мужчины было худое, как, впрочем, и он сам. Лишения и физические нагрузки истощили этого человека, стоящего в ярком солнечном свете на карстовой скале, лишь кое-где поросшей сухой травой. Лицо его задубело от солнца и потемнело, и по нему невозможно было определить возраст. Кисти и крепкие предплечья поросли темными волосами, такими густыми, что они походили скорее на шерсть животного.

Картина расширилась, и папа римский увидел стадо овец. Как всегда.

Животные не стояли кучно, а разбрелись по холмистому нагорью в поисках сочного корма.

Мужчина навалился на свою клюку, держась руками за прямой конец, а изогнутый выставив вперед и уперевшись им в землю.

Он стоял на выступе скалы, высоко над стадом, откуда открывался хороший обзор всей местности. Несмотря на это, не все животные попадали в поле его зрения. Крупные валуны ограничивали видимость, и когда одно из животных забредало за такой валун, пастух больше не мог его видеть.