На публике Шейн помалкивал. Истинный специалист по запуску слухов, он это дело закрутил, а потом отступил и от вопросов отмахивался с видом святой невинности.

— Да не видел я никаких результатов! Вы думаете, я только тем и занят, что заглядываю через плечо этих ребятишек?

Но Логану он объяснил стратегию своего поведения.

— Ты делаешь великое, невероятное! — заявил ему Шейн дня через два после второго результата. — И я просто хотел подождать, пока успех наберет побольше оборотов, и вот тогда мы ударим по ним!

Логан сощурился.

— Ударим по ним?

— Я подумываю о том, — развивал мысль Шейн, — чтобы выпустить тебя на научную конференцию. Как, справишься?

Логан не верил своим ушам. Выступление на конференциях, проходивших каждый вторник утром в главной аудитории института, похожей на пещеру, было самым престижным делом. Докладчиками были видные ученые — американские и иностранные, они сообщали о самых заметных достижениях.

— Я думаю, тебя лучше выпустить после Дня труда. — добавил Шейн. — Они будут в хорошем настроении, за праздники прожарив на солнышке свои толстые зады.

— Вы думаете, я готов для такого?

— Ах ты лицемер, — покачал головой Шейн. — А то нет! — Он помолчал. — Я хочу, чтобы ты рассказал о соединении Q и Q-лайт. Получится очень интересное сопоставление. И самое главное, ты доложишь о реакции на лекарство.

— Об обоих случаях, — уточнил Логан. — Их всего только два.

— Пока. Два из четырнадцати — не так уж плохо. А я уверен, на этом пирожном появится еще больше глазури.

Теперь Логан уже достаточно хорошо знал, что не стоит сомневаться в сверхъестественной интуиции Шейна. И правда, третий результат они получили дня через два. Милая старая миссис Кобер, у которой был узелок над ключицей… Он исчез, как и злокачественные опухоли Марджори Роум.

Сабрина, проводившая обследование, принесла эту новость Логану вместе с запиской от пациентки.

На следующий день Логана снова вызвали в кабинет Ларсена.

— Я ожидал, что вы доложите мне, — начал руководитель медицинского отделения, — вперив в него холодный взгляд. — Я думал, это ясно из нашего предыдущего разговора. Меня должны держать в курсе дел вашего протокола.

Логан ничего такого не помнил.

— Простите, сэр, — заикаясь, произнес он. — Вероятно, возникло некоторое недопонимание.

— Ну конечно, — хмыкнул тот. — Как вам угодно.

— Но мы сделали все, что нам было велено.

— Как велено? Разве? — Его брови поднялись дугой. — Я полагаю, вы ждете, что я поверю вам на слово?

— Доктор Ларсен, я вас уверяю — каждая наша пациентка предупреждена о токсичности лекарства.

Он говорил правду. Проблема с креатинином упоминалась как само собой разумеющийся факт, но Логан не сказал ему, что лекарство дало и весьма впечатляющий результат.

— И сколько же пациенток решили прервать лечение? — спросил Ларсен.

— Ни одна, сэр.

— Ни одна? И вы думаете, я поверю, что вы им сказали всю правду? Вы что, Логан, считаете меня дураком?

— Простите, сэр, я вовсе не намекал, что…

— Вы лжец, молодой человек! — вдруг завопил Ларсен. — Я знал это с момента знакомства с вами! Вас нельзя было принимать на эту программу.

Но, сидя напротив него, Логан чувствовал что-то вроде удовлетворения. Он видел перед собой отчаянно уязвленного человека, бившегося над решением проблемы, которая ему не по зубам. Ларсена беспокоило растущее внимание к соединению Q, и он ничего не мог с этим поделать.

— Я очень сожалею, что именно так вы это воспринимаете, сэр, — ответил Логан. — Мне действительно жаль.

— Избавьте меня от своих извинений! — резко парировал Ларсен. Он колебался: его беспокоили результаты, которых добились с помощью этого лекарства. Если слухи верны, то уж пусть лучше не сам Логан сообщит ему об этом. — Лучше молитесь, — добавил Ларсен, — чтобы все, что вы говорите и делаете, оказалось правдой.

— Да, сэр, — кивнул Логан примирительно. Все его существо ликовало. Этот сукин сын побит! Посмотрите на него! Он весь скукожился, как сгоревший клочок бумаги!

— И вы ни в коей мере не должны скомпрометировать этот институт. Потому что некоторые из нас относятся к подобным вещам весьма серьезно.

— Да, сэр.

Ларсен резко встал.

— Я не думаю, — бросил он презрительно, — что мы можем что-то еще сказать друг другу.

Четвертый результат появился через неделю. Его носителем явилась Шарон Уильямс, у которой опухоль проникла в костную ткань.

Ее случай был менее показательным. Четко установить поведение опухоли в кости почти невозможно — сканирование кости потребовало бы нескольких месяцев. Логан мог судить о положении дел, основываясь на ощущениях самой миссис Уильямс.

На очередное обследование в клинику она приехала сияющей.

— Со мной что-то произошло! — объявила она. — Просто потрясающе.

— Откуда вы знаете?

— Откуда я знаю? — Она положила руку на бедро и задиристо ответила: — Дорогой, я знаю каждую клеточку своего тела. Я чувствую. — Она помолчала. — Или, вернее сказать, я не чувствую. Ничего.

— Вы хотите сказать, что боль стала меньше?

Она рассмеялась.

— Доктор! Боли нет. Полтора года я каждые три часа принимала кодеин, чтобы как-то двигаться. Но на прошлой неделе перестала. И не вспоминаю о нем с тех пор.

Без обычных подтверждающих данных Логан и Сабрина сначала не были уверены, относить ли этот случай к реакции на лекарство. Хотя был еще факт, который подтверждал — показатель болезни, антиген IV-32, обычно присутствовал в большом количестве у пациентов с раком груди. И он вдруг совсем исчез из крови Шарон Уильямс. Правда, анализ на IV-32 тоже был экспериментальным, но в данном случае он хорошо вписался в ряд других факторов и казался вполне достойным внимания.

— К тому же, — заметил Логан с улыбкой, — это будет здорово для выступления на конференции. Чем больше вариантов болезни мы сможем предъявить, тем лучше.

Откровенно говоря, по мере того как приближался их великий день, волнение Логана нарастало. Иногда, вечерами, лежа в постели, не в силах заснуть, он видел себя на вершине триумфа, как герой его любимого классического фильма о медицине «История Луи Пастера». Пораженная аудитория вскакивает с мест в едином порыве, отдавая должное ученому. Но страх говорил свое: предстать перед столь значительной аудиторией, где большинство — записные скептики и достаточно цинично настроенные люди?

Шейн, естественно, чувствовал, что происходит с Логаном.

— Боже мой, да что с тобой творится? — спросил он его за неделю до выступления. — Я имею в виду, в каком дерьме ты себя купаешь?

И, как всегда, Логан не был уверен — воспринимать ли его слова как насмешку или как желание подбодрить. А может, Шейн и сам не знал.

— Я думаю, это просто нервы.

— Какого дьявола? Чего тебе бояться, Логан? Ты же сделал дело.

— Вы забываете, что никогда раньше мне не приходилось выступать. — Он помолчал. — И о чем я больше всего беспокоюсь — намерен прийти доктор Маркелл.

— Правильно, он будет, — кивнул задумчиво Шейн. — Ясно, что ты хочешь сказать. Тебе надо блестяще подготовиться.

— Спасибо. Мне нужна поддержка.

— Бог мой, Логан! Нечего бояться Маркелла. Я тебе точно говорю. Никто не знает его лучше, чем я.

Логан прекрасно понимал чрезвычайную сложность отношений Шейна с надменным главой института рака. И, хотя по существу и по манере они являли собой противоположности, в интеллектуальном смысле они были на равных. Они оба умели уважать талант и презирать всех, у кого его не было.

Поэтому вполне понятно, что бывший руководитель Шейна Маркелл, известный в институте как «убийца в схватке на ближней дистанции», превратился в покровителя Шейна. И именно поэтому ни один враг не мог тронуть Шейна.