— Конечно, вы с Натаном немедленно поедете со мной. Мы с Марианной не видим иного выхода.

— С нами все в порядке, спасибо.

— Чушь! Неужели вы хотите провести еще одну ночь в доме, где повесился человек?

Кэтрин прекрасно помнила, что в пятнадцати футах от них стоит полицейский и с любопытством слушает.

— Не помню, чтобы я звонила вам. Забавно.

— В этом нет необходимости. Мне сообщил один из моих коллег. Ужасно, конечно. Я всегда говорил: это не такая уж хорошая идея — нанимать нянь-иностранок. Бедные девочки. Они просто не выдерживают напряжения. Натан, наверное, страшно расстроен. Позволь мне поговорить с ним…

Он попытался сделать шаг вперед, но Кэтрин пресекла эту попытку:

— Натан спит.

— В этом хаосе?

— Он очень устал.

— Тем больше причин ему поехать к нам. У нас огромный номер в «Леруа». У Натана будет отдельная кровать, и он сможет как следует отдохнуть. Марианна придет в восторг.

— Я ценю ваше предложение. Тем не менее Натан уже спит, и мне не хочется его будить.

— Кэтрин… — Голос Джеймса оставался ровным и терпеливым. Он словно разговаривал с маленьким ребенком. — Конечно, ты ведь не оставишь сына на ночь в том самом месте, где совершилось самоубийство?

— Мой сын проведет эту ночь в своей собственной комнате.

— Ради всего святого, здесь повсюду полицейские! Как ты собираешься объяснить это четырехлетнему ребенку? Не говоря уже о запахе.

— Я знаю, что лучше для моего сына.

— Правда? — Джеймс улыбнулся. — Так же как ты знала это насчет Пруденс?

Кэтрин поджала губы.

Ей нечего было ответить, и они оба это понимали.

— Терпеть не могу разъяснять очевидное, — продолжал Джеймс, — но, возможно, ты понятия не имеешь о происходящем в твоем доме, хоть и полагаешь, будто тебе все известно. Пруденс, судя по всему, чувствовала себя сильно подавленной смертью Джимми. И одному Богу известно, как ко всему этому отнесется Натан.

— Убирайтесь.

— Кэтрин…

— Убирайтесь!

Джеймс по-прежнему продолжал отечески улыбаться. Он попытался взять ее за плечо, но она бросилась к полицейскому:

— Пусть этот человек уйдет.

— Кэтрин…

— Вы меня слышали? — Она указала пальцем на полицейского, который, оказавшись втянутым в скандал, удивленно хлопал глазами. — Я не желаю видеть его в своем доме. Выпроводите его отсюда.

Джеймс не сдавался:

— Кэтрин, ты расстроена и не в состоянии мыслить здраво…

— Офицер, мне что, звонить вашему начальству? Выведите этого человека из моего дома!

Молодой полицейский отошел от стены и неохотно вмешался. Когда он шагнул вперед, Джеймс понизил голос — так, чтобы слышала только она.

— Я начинаю терять терпение, Кэтрин.

— Вон!

— Запомни, твои дела только начинают становиться все хуже. У меня много сил, Кэтрин. Ты и понятия не имеешь…

— Я сказала, убирайтесь! — Она уже вопила. От шума проснулся Натан и начал плакать.

Полицейский наконец приблизился к ним. Он взял Джеймса за локоть, и у судьи не осталось иного выбора, кроме как подчиниться.

Он громко произнес, чтобы слышал полицейский:

— Мне очень жаль, если я расстроил тебя, дорогая. Конечно, мы с Марианной желаем нашему внуку лишь добра. Возможно, утром, когда ты будешь в состоянии рассуждать здраво…

Кэтрин неумолимо показала на дверь. Джеймс холодно кивнул в знак согласия. И вскоре она уже стояла в одиночестве, прислушиваясь к истеричным рыданиям своего сына.

Еще одна битва, еще одна битва…

Кэтрин вошла в гостиную и взяла Натана на руки. Он обхватил ее за шею своими худенькими руками, крепко-крепко.

— Свет, свет, свет! — всхлипывал он. — Включи свет!

— Ш-ш-ш…

Выходить в коридор было нельзя. Слишком темно и страшно. Ее сын должен заснуть спокойным, безмятежным сном в комнате, залитой ярким светом, который отгонит прочь всех демонов. Там, где он наконец сможет отдохнуть. И она тоже.

Полицейский вернулся. Наверняка Джеймс сказал ему, что нет нужды его выпроваживать, он и так уйдет, без шума. Он просто пытался помочь своей семье. Его невестка не в себе, вы же понимаете…

Кэтрин сделала глубокий вдох. Крепко прижимая к себе Натана, она взглянула на молодого человека и объявила:

— Я отнесу мальчика в его комнату и запру дверь. Он хочет спать, и я хочу спать. Что бы ни случилось, это может подождать до утра.

— Да, мэм, — сказал полицейский, и в его голосе прозвучал легкий сарказм.

Кэтрин отвернулась и быстро, чтобы не утратить присутствия духа, пошла наверх.

Запах уже ослабел — наверное, потому, что труп убрали. Кэтрин видела, как тело девушки выносили из дома. Ее сознание все еще не могло с этим смириться — образ Пруденс, которая, сидя на полу, читает Натану книжку, никак не вязался с тем, кого упаковывали в черный мешок. Мысль о смерти няни оставалась для нее чем-то абстрактным. Ей казалось, девушка куда-то ушла и просто решила не возвращаться.

Так было проще для Кэтрин. Не из-за того, что она так уж сильно привязалась к девушке, — если честно, она любила Пруденс не больше и не меньше, чем остальных. Но сам способ убийства — сломанная шея, тело, повешенное на балке в спальне, — внушал ей неописуемый ужас. В ее дом кто-то забрался. Какой-то человек охотится за ней и за теми, кто ее окружает. И если Кэтрин не отдаст Натана, как требует свекор, то станет следующей жертвой.

Она вспомнила спокойную угрозу Джеймса: он сделает ее жизнь кошмаром. Он обладает огромной властью, а она бессильна.

Кэтрин с горечью подумала: ему следовало бы кое-что ей рассказать.

Незадолго до того, как Кэтрин познакомилась с Джимми, она буквально дошла до предела. Ее мать умерла, жизнь лишилась смысла. День за днем она проводила, стоя за прилавком в магазине, продавая духи и стараясь не вздрагивать, когда мужчины рассматривали ее. Кэтрин разглядывала лица покупателей, пытаясь угадать, кто из них плохо обращается со своими детьми или бьет жен. Потом она возвращалась домой, в свою кишащую тараканами квартиру, и мечтала о небытии.

Однажды наступило утро, когда она не выдержала. Мысль о том, что придется провести еще один день в атмосфере постоянного страха, была невыносима.

Кэтрин залезла в ванну, взяла бритву, начала рассекать тонкую, как бумага, кожу. И тут зазвонил телефон. Даже не успев задуматься, она взяла трубку. По иронии судьбы это оказался рекламный агент. Он спросил ее, не хочет ли она приобрести страховку. Кэтрин расхохоталась, потом начала плакать, и когда она стояла, истерически всхлипывая в трубку, к огромному смущению человека на том конце провода, то заметила строку, мелькнувшую на экране телевизора.

«Тебе одиноко? Ты думаешь, выхода нет? Думаешь, никто тебе не поможет?»

На экране появился телефон «горячей линии». Инстинкт выживания, о существовании которого Кэтрин даже не подозревала, заставил ее нажать на рычаг, а потом набрать нужный номер.

Через полминуты она услышала нежный мужской голос. Низкий, успокаивающий, бодрый. Она свернулась клубочком на полу и целый час слушала его.

Вот так Кэтрин познакомилась с Джимми, хотя тогда и не знала этого. Но люди, работавшие на «горячей линии», вели записи. Они не имели права требовать от звонивших личной информации, зато могли задавать вопросы, вызывая собеседника на разговор. Он спрашивал, она отвечала — рассказывала о своей бессмысленной работе, о квартире, о матери.

Встреча произошла не на следующий день — это было бы слишком очевидно — и даже не через два дня.

Джимми пришел в магазин, где она работала. Он нашел ее, начал флиртовать, потом ухаживать. Она обнаружила, что этот обаятельный молодой человек с невероятно нежным голосом тронул ее. Он пригласил ее на свидание. К своему собственному удивлению, Кэтрин согласилась.

Лишь несколько месяцев спустя Джимми признался ей во всем. Ее звонок так растрогал его, что он счел себя обязанным разыскать Кэтрин лично. «Пожалуйста, только никому не рассказывай», — умолял он. О, она могла бы причинить ему столько неприятностей…