— Кое-что тянет на мой бюджет. Я склоняюсь к «Бугатти». Тысяча лошадиных сил. Конечно, на максимальной скорости вы полностью выжигаете бензин уже на двенадцатой минуте, а на пятнадцатой дымятся шины. Захватывающее зрелище.

— Я наблюдала за вами сверху. У вас на лбу написано «милиция», — она показала на бельэтаж.

— А вы что здесь делаете? Я думал, вы — серьезная журналистка.

— Я — репортер, пишу обо всем, а этот аукцион — событие года.

— Вы так считаете?

— Во всяком случае, мордовороты-охранники буквально наступают на пятки.

Аня была в черном брючном костюме с ноутбуком, и ей стоило прийти на ходулях — она была на голову ниже всех.

Она тоже его изучала.

— Вы не очень следите за модой, не так ли?

— Я слишком мало разбираюсь в высокой моде, чтобы иметь какое-то мнение. Это все равно, что спрашивать собаку о том, как оно — летать.

— Но у каждого есть свой стиль. Мужчина открывает дверь, а на нем надето чуть больше, чем пистолет? Это — заявка на тему моды.

Аркадию запомнилось, что он был без рубашки и, возможно, босиком, когда открыл ей дверь. Странное дело, но он вообще редко брал в руки пистолет. Он не знал, почему тогда схватил его, должно быть, услышал драку на лестнице. Аня не была напугана ни тогда, ни теперь. Она, казалось, была маленьким человеком, который любил выводить больших людей из равновесия.

— Вы никогда не говорили, что думаете о богатых.

— Что думаю о богатых? — переспросил Аркадий.

— О миллионерах. Я не имею в виду мелких миллионеров. Я имею в виду тех, у кого, по крайней мере, двести или триста миллионов, а то — и больше. Или о миллиардерах.

— А здесь сегодня есть настоящие миллиардеры?.. Это заставляет меня чувствовать себя бездомной собакой, ну, или чуть больше дворников на ветровом стекле.

— Как вы проникли сюда?

— По приглашению, — ответил Аркадий.

— И кто вас пригласил?

— Это вопрос?..

Что-то случилось на сцене. Аня встала на цыпочки.

— Я не вижу, что там. Пошли. — Она поднималась по лестнице.

На антресолях была выстроена алмазная шахта гномов — как в «Белоснежке». В России шахта должна была быть огромной. Драгоценные камни были заменены бутылочным стеклом, и в шахте был только один гном, и было ясно, что этот гном пьян. На нем резиновая маска, задохнувшись, он потерял сознание и упал в обморок. Скорее всего, это был карлик, известный по кличке Тупой.

Аня жестом усадила Аркадия, и они присоединись к мужчине, который сидел за столом в центре и разговаривал по сотовому. Стальной телохранитель находился позади и сканировал толпу. …Аркадий все больше чувствовал себя неловким и неаккуратным.

— Ваксберг, — представился мужчина за столом и немедленно вернулся к разговору по телефону. Он казался терпеливым и любезным. Козлиная бородка-эспаньолка, дорогой костюм. Публике он известен как Александр — Саша Ваксберг, князь Тьмы.

Он щелкнул телефоном-раскладушкой.

— Год назад у нас в Москве было более ста миллиардеров. Сегодня их меньше тридцати. Итак, это — лучшее время худших из времен, — каламбурил Ваксберг, — а иногда — просто дерьмо. Оказывается, мы не знаем, как управлять капитализмом. Этого следовало ожидать. Случилось так, что никто не знает, как со всем этим справиться. Для всех это очень плохой сюрприз. Сигарета? — Ваксберг послал через стол тонкую пачку, на которой было написано «Dunhill», «табак выращен специально для Александра Ваксберга».

— Сигареты тщеславия. Я никогда такого раньше не видел. — Аркадий закурил. — Отлично…

Аня осадила:

— Не будь грубым. Саша организовал этот аукцион для бездомных детей на свои деньги. Пойдем, что-нибудь съедим. Я слышала, что «шарлотка по-русски» — восхитительная.

— После вас.

— Как хочет женщина, — сказал Ваксберг. — У нашей Аннушки — аллергия на молочные продукты. Молоко — ее убийца. Покажи ему…

Аня показала Аркадию поблескивающий медицинский браслет на левой руке. Аркадия поразило, что Сашу Ваксберга, одного из самых богатых людей страны и хозяина вечера, игнорировали практически все люди его круга. Он все время был с журналисткой и охранником, что выглядело каким-то понижением его статуса.

— Объедки, конечно, пойдут бездомным миллионерам, — заметила Аня.

— Возможно и так. Кто-то должен напомнить болванам в Кремле, что у нас есть разъяренная толпа. Только эта толпа состоит из богатых людей. Крестьян трудно воодушевить, а у богатых есть мечты, — сказал Ваксберг.

— Вы говорите о волнениях на улицах?

— Нет, нет. О насилии в зале заседаний совета директоров.

— Вы вдвоем сможете решить любые проблемы. Детектив Ренко всегда ждет самого плохого, — заметила Аня. — Он даже спит с пистолетом.

— Это правда? — спросил Ваксберг.

— Нет, так можно случайно застрелиться.

— Но он всегда с вами, когда вы при исполнении?

— В особых случаях. Почти всегда есть другой способ решить проблему.

— Таким образом, вы — ведете переговоры, а не стреляете. Это похоже на русскую рулетку, не правда ли? Бывало так, что вы не угадывали?

— Однажды или пару раз.

— Вы с Аней — отличная пара. Она пишет для моего модного журнала. На прошлой неделе редактор попросил сочинить что-то про диеты, и она написала статью под названием «Как делают супермоделей».

— И им это понравилось?

— Очень понравилось. Это было именно то, что нужно.

Теннисист вернулся на сцену и ударил в гонг. Аукцион закончился, а представление только начиналось.

Сначала должны были освободить пространство, которое без декораций могло показаться безобразным — выкатывали и передвигали витрины. Однако из гостей это мало кто заметил, потому что прожектор сконцентрировал внимание на танцоре в небрежном костюме Петрушки — он сидел на мостках высоко под потолком: его руки и ноги свободно болтались, он был похож на куклу, поставленную на полку. Он двигался рывками, изображая жестами безумную страсть и, после рыдания над разбитым сердцем, бросился в пролет. Однако он не упал, а стал парить на почти невидимом канате. Он, казалось, был создан для полета в воздухе. Это была иллюзия. Каждое его движение было поставлено с учетом угла зрения, ускорения и действия центробежной силы. Фигуры в черном на полу работали противовесами, они взаимодействовали так, чтобы веревки всегда были натянуты, и танцор мог свободно раскачиваться, как маятник, или, перекувырнувшись, взлетать в grand jete. [2]

Это был смелый полет, танцор, как мотылек, носился от одного пучка света к другому, закончив выступление каскадом потрясающих прыжков а-ля Нижинский. Прожектор выключили. И когда в зале зажегся свет, пространство превратилось в танцпол, вокруг которого рядами стояли столы и стойки в стиле рококо — белое с золотом.

Чернокожий диджей в растаманке надел наушники, поставил пластинки на два диска и провел таинственные манипуляции на панели управления, — одновременно он кивал в ритм ударов, слышных только ему самому. Он скалил зубы, шутил и поддавал в динамики. Все были строго официальны и благородны, когда дело касалось благотворительности. Теперь же галстуки были ослаблены, стали разливать шампанское. Уже через минуту танцпол был заполнен.

Аня объяснила, что места на верхних ярусах были самыми дорогими. Они служили убежищем для пожилых мужчин — шаркнув пару раз ногами, они выходили из танцевального круга с незапятнанной честью, уверенные в том, что, если мир — куча дерьма, то клуб «Нижинский» был ее вершиной.

— Это — частная территория, — рассказывал Ваксберг, — у нас есть собаки, которые умеют вынюхивать бомбы, пятьдесят сотрудников службы безопасности, чтобы обеспечить принцип «никакого оружия, никаких съемок». Мы не хотим, чтобы наши гости с Ближнего Востока переживали о фото, на которых у них в одной руке бокал вина, а в другой — грудь балерины…

— Что с Тупым?.. — спросила Аня.

Карлик, все еще в костюме, храпел, свернувшись под столом.