Много говорили также о стремлении Индии к независимости и что будет новое государство Пакистан. Большинство жителей Читрала мусульмане, поэтому он вошёл впоследствии в Пакистан. А так как я не индуист, то у меня не было никаких неприятных столкновений с читралцами. В ту пору я очень мало знал о политике и подобных вещах. Я мечтал только о том, чтобы жить тихо, спокойно и делать своё дело как можно лучше.

Тогда это было не трудно. Но я хотел бы, чтобы люди дали мне такую возможность и после взятия Эвереста!

Потом уж я сообразил, что мог бы неплохо подзаработать в Читрале. В этой части страны много драгоценных камней, и они попадались нам на каждом шагу, только я не знал тогда, что они так дорого стоят. Не знали этого и местные жители — они отдавали свои находки в обмен за несколько пачек чаю или другие продукты. Я привёз с собой в Дарджилинг несколько таких камней. Увидев их, местные купцы пришли в страшное, возбуждение и сказали, что камни драгоценные. Друзья уговаривали меня вернуться в Читрал, добыть побольше камней и разбогатеть на их продаже. Однако я отказался. Я ничего не имел против того, чтобы заработать деньги, но чувствовал, что торговец из меня не выйдет.

Наряду с майором Уайтом у меня появился хороший друг в лице врача Н. Д. Джекоба; он заведовал всеми гражданскими лечебными учреждениями в области Читрал. Это был очень занятый и важный человек, но совершенно свободный от той чопорности, которая присуща многим англичанам. Джекоб всегда относился очень приветливо ко мне и моей семье и лечил нас так, словно я махараджа или генерал. Я очень обрадовался, встретив его много лет спустя в Лондоне, и был глубоко тронут, когда узнал, что он проехал восемьсот километров только для того, чтобы повидать меня.

Однако наше общение с доктором Джекобом было не только приятного свойства. Попав в Читрал, моя жена Дава Пхути стала часто болеть — видно, климат не подходил. Как доктор ни старался, ей становилось все хуже. В 1944 году она скончалась. Её смерть была страшным ударом для меня и для наших дочерей Пем Пем и Нимы. Старшей исполнилось всего пять лет, младшей — четыре, и вот они остались без присмотра. Я не знал, что и делать. Одно время я нанял им айя, но с ней у нас что-то не ладилось. И вот в начале 1945 года я решил, что нам надо возвращаться в Дарджилинг.

За эти годы мне удалось скопить около полутора тысяч рупий, так что денежный вопрос меня не беспокоил. Однако война ещё продолжалась, и проехать оказалось трудно. Сначала я раздобыл лошадь с вьючными сумами. Посадил по одной дочери в каждую суму и провёл лошадь на поводу через перевал из Читрала до города Дир. В Дире железная дорога, но и желающих ехать было множество; я никак не мог попасть в поезд. Неудивительно, что с двумя малышами на руках я пришёл в отчаяние. Наконец меня осенило. Майор Уайт отдал мне старый мундир с офицерскими погонами — в этом мундире я выглядел настоящим начальником. Я отправился снова на станцию, дождался воинского состава и прошёл прямо в купе первого класса. Никто не сказал мне ни слова, поезд вскоре тронулся. Так я и проехал почти через всю Индию со своими девочками, не заплатив ни одной анна.

В Силигури, ближе к Дарджилингу, я снял форму, так как скоро должен был оказаться среди людей, которые знали меня, и мне не хотелось попасть в тюрьму за незаконный маскарад. Последнюю часть пути мы проехали на автобусе. После шести лет отсутствия я наконец-то очутился дома. Даже старым друзьям я казался чужим человеком. Они таращили глаза на мою странную одежду и смеялись моему произношению. Некоторое время меня так и звали «Патан» — по имени народа, населяющего северо-запад Индии и Афганистан.

Хотя мне не плохо жилось в Читрале, я был рад вернуться к своему народу. Однако мои дочери нуждались в хорошем уходе, а один я не мог с этим справиться. Друзья посоветовали мне: «Женись на доброй женщине, которая могла бы присмотреть за ними». Я отвечал: «Это хорошая мысль. Но на ком?» И тут мне опять повезло. Я снова встретил Анг Ламу, ту самую молодую женщину, которая когда-то покупала у меня молоко и торговалась из-за цены. И вот оказалось, что она двоюродная сестра Дава Пхути. Мы поженились; она стала новой матерью моим детям, и за это я в течение последовавших лет имел все основания быть ей благодарным.

7

ГОРЫ СТОЯТ НА СВОИХ МЕСТАХ

Спустя две недели после женитьбы я уже отправился в очередное путешествие. Боюсь, что Анг Ламу была не очень довольна, но такова уж судьба шерпских жён.

Первый поход продлился недолго. Он не был даже связан с восхождением. В годы войны в Индии собралось много американцев, и во время отпуска они часто приезжали в Дарджилинг. Один из них, подполковник Тейлор, прибыл в Дарджилинг с разрешением на въезд в Тибет; он нанял меня, чтобы я помог организовать поездку и сопровождал его. Мы взяли двух лошадей для себя и несколько мулов для багажа и двинулись — сначала по долинам Сиккима, затем через высокие, овеваемые ветрами перевалы. Нам нужно было недалеко, всего только до Гьянтсе, одного из ближайших к границе городов, но до тех пор я бывал в Тибете лишь в Ронгбуке и на Эвересте, потому мне было не менее интересно, чем Тейлору. Он держался очень приветливо и не раз повторял, что научит меня водить «джип», если я приеду в Америку. С тех самых пор я брежу «джипом», и, если у меня когда-нибудь окажется столько денег, я обязательно куплю себе такую машину: она лучше всего подходит для крутых дорог в районе Дарджилинга.

Подполковник Тейлор был не только приветлив, но и щедр. Позднее, когда кончилась война, он прислал мне перед отъездом на родину двести рупий в качестве подарка. Однако за ним ещё остаются уроки вождения автомобиля, и если я попаду в Америку, то предъявлю ему счёт!

Наше путешествие продлилось всего два месяца. Подобно подполковнику Тейлору, большинство американцев, с которыми мне пришлось иметь дело, предпочитало верховую езду пешему хождению; таким образом, приобретя опыт в обращении с лошадьми, я нашёл новый способ зарабатывать на жизнь. Вернувшись в Дарджилинг, я купил на свои читралские сбережения две лошади и стал отдавать их напрокат. Некоторое время все шло хорошо. Другие шерпы целыми днями носили грузы по горам, а мне было достаточно отдать лошадей напрокат, после чего я мог сидеть дома всю вторую половину дня.

Правда, я редко так поступал, потому что мне не сиделось дома, хотелось чем-нибудь заняться. И вот я стал одновременно работать проводником для туристов, как делал это до войны. Помню, однажды я привёл на восходе на Тигровый холм семь американских леди, чтобы показать им Эверест. На высотке были в этот момент и другие проводники и туристы, причём проводники делали одну вещь, которую, стыдно сказать, позволяли себе часто: они показывали своим туристам не ту гору. Дело в том, что Эверест не производит особенного впечатления с Тигрового холма. Он лежит далеко, да к тому же отчасти заслонён вершинами Лхотсе и Макалу, которые кажутся больше, особенно Макалу. Туристы обычно и принимают Макалу за Эверест, а многие проводники поддакивают: «Да, это Эверест» — им все равно, а объяснять лень.

Мне подобные штуки не по душе. Я рассказал своим семерым леди, где Эверест, и объяснил, почему вершина кажется меньше других. Они были так довольны моей честностью, что позже брали у меня напрокат лошадей и рекомендовали меня своим друзьям.

Дарджилинг тем и хорош, между прочим, что туда постоянно приезжает много различных людей. Как-то утром, идя по Човраста, главной улице города, я вдруг увидел миссис Смитон, которую не встречал со времени Тиридж Мира. С ней был незнакомый мне мужчина, и я ждал, что она представит его мне. Когда же он заговорил, я обнаружил, к своему удивлению, что это её муж. Позднее он рассказал, что во время войны был ранен пулей в нос, чем и объяснялась перемена в его облике. Но характер обоих супругов не изменился, они были все такие же приветливые и дружелюбные. Смитоны пригласили меня сопровождать их в течение недели на Калимпонг, и наше знакомство возобновилось очень приятным образом.