Утро над Копетдагом.

Юлия Прокофьевна.

26. Х1-43года».

Я спросил недавно у Иззата Клычева, какие эпизоды войны он запомнил особо. Рисовал ли он?

Он задумался. Потом сказал:

«Воевал, как все. Рисовать было некогда».

И замолк.

Но ордена Отечественной войны и Красной Звезды, медали,3а отвагу» и другие говорили за него.

1947 год. Иззат демобилизовался.

Ашхабадские друзья встретили земляка радостно и шумно. Собрались на веселый праздник — той.

Накрыли красочный дастархан…

Вскоре Клычев уедет в Ленинград. Там при Академии художеств, в Институте имени И. Е. Репина, была создана национальная студия для одаренной творческой молодежи из Средней Азии.

Думал ли Иззат, расставаясь со своим дорогим первым наставником Юлией Прокофьевной, что больше никогда ее не увидит…

В 1948 году страшное ашхабадское землетрясение унесет ее жизнь. Запомнил только, как они стояли светлым утром у маленького бассейна — хауза.

Шелестела листва. Журчал арык. Озорная вода, серо-желтая, с голубыми бликами, бежала куда-то вдаль.

Юлия Прокофьевна промолвила задумчиво:

«Иззат, едешь ты в Академию. Это большое счастье. Ты его заслужил верой и правдой. Будь его достойным».

Каменные сфинксы хмуро глядели на смуглолицего молодого человека.

Белуджанка Шапера.

Величественная река мерно катила мимо него свои свинцовые воды. Низкое, суровое небо. Четкие линии Адмиралтейства. Шеренга дворцов…

Все было сдержанно и строго.

Но Иззат знал: Ленинград — его родной город.

Город-солдат. Израненные дома на Невском. Надписи на многих из них: «Осторожно, артобстрел», «Бомбоубежище». А главное, он всегда помнил, что именно здесь родился Октябрь. Началась новая эра. Значит, ему и его друзьям, узбекам, таджикам, казахам, приехавшим с ним, как и десяткам представителей других республик, всегда будет хорошо в стенах Академии художеств.

Иззат начал работать в мастерской Иосифа Александровича Серебряного. Одолевал нелегкие премудрости школы. В свободное время, зачарованный, бродил, бродил по залам Эрмитажа и Русского музея.

Часами простаивал у полюбившихся ему полотен.

С каждым днем все больше убеждался, сколько еще надо постичь и превозмочь…

И когда, как будто незаметно, в учении и заботах пробежали годы, он оказался в мастерской Бориса Владимировича Иоган-сона.

Студенты бесконечно уважали своего профессора, ценили его за готовность тактично объяснить, помочь, рассказать о самых сложных проблемах.

Больше всего поражало, как артистично, мастерски правил холсты учеников сам Иогансон.

Брал палитру, кисть, и через какой-то час-другой возникали живые глаза, руки… завораживающе просто и убедительно.

В душе Иззата постепенно зрело твердое убеждение, что в основе живописи при даже самом выдающемся даровании лежит труди что искусство «не прогулка, а схватка».

Эго означает, что художник должен не забывать то, о чем ему еще в юности рассказывали про Дейнеку: «Надо принадлежать своему времени».

Когда пришла пора диплома, Клычев выбрал тему «В пустыне Каракум».

Шел 1953 год. Иззат вернулся из Туркмении. Он прошел вместе с экспедицией геологов Каракум. Простым рабочим. Прокладывал вместе с ними трассу будущего канала. Невзирая на пятидесятиградусную жару, рисовал, писал.

Портрет.

Привез груду этюдов, рисунков. Картина получилась. Была экспонирована на Всесоюзной художественной выставке 1954 года.

С тех пор минуло более тридцати лет.

Десятки, десятки полотен создал Иззат Клычев. Стал одним из ведущих мастеров Туркмении. Его судьба — судьба республики. Ведь они почти ровесники.

Рдела алая заря над городом.

Из окна студии Иззат любовался Ленинградом. Гордые линии набережных Невы. Торжественные силуэты дворцов. Купол Исаакия. Каждый камень — история.

Студент-дипломник Клычев представил себе грандиозную панораму. От холодных, безлюдных просторов времен Петра, когда только намечались очертания Петербурга, до огненного кипения тысячных толп на площадях Петрограда 1917 года.

Начало небывалой эпохи. Грохот маршей, звонкие песни революции звучали в сердце молодого художника.

И вдруг… тишина. Вой сирены. Визг снарядов. Блокадный Ленинград. Сотни тысяч погибли здесь в те страшные дни…

Поразительна, несравненна судьба этого города.

… Иззат в это утро задумал написать картину «Новая эра».

Не сейчас, когда на мольберте диплом, а позже…

Ведь пока он научился лишь рассказывать о событии. А хочется овладеть искусством-песнью.

Да, он мечтает пропеть свою любовь, благодарность революции, России, Ленину, помогшим ему, сыну туркменского бед-няка-крестьянина, научиться высказать хоть ту частицу прекрасного, которым его наделила природа.

Пройдет более двадцати лет, пока мечта Иззата воплотится в картину. Вернее, это будет его первый опыт выразить тему — «Новая эра».

Сложен, непривычен ракурс композиции.

Петроград.

Апрель 1917 года. Плошадь перед Финляндским вокзалом расширена до масштаба части планеты.

В центре, на броневике, Ленин.

Вокруг вихрь алых, кумачовых, багряных знамен. Художник, словно птица, взмыл над миллионами людей и оттуда, с высоты орлиного полета, окинул взором эту величественную сцену, где главными действующими лицами были Ленин и История.

На стройке. Каракум.

Тысячи, нет, миллиарды людей Земли слушают вождя. Живописец ощутил и выразил вселенскую суть этого мига.

Она в ритме, динамике холста, где все подчинено одной лишь сверхзадаче — отразить явление невиданное. В полотне Иззата Клычева — напряженная романтика, поэзия тех незабываемых мгновений, когда вера, воля, надежды народные слились в одно единое чувство радости и подъема…

«Новая эра» — тот случай в нашем современном искусстве, когда живописец счастливо и озаренно воспевает близкую, любимую гражданственную тему. В картине явственно ощущается богатство национальных традиций народного искусства Туркмении, выраженных в многоцветье ковров, керамики, красочных одежд.

Все это претворено в станковом полотне, где особенно ярко подчеркнуты декоративные традиции, свойственные пластическому мышлению туркменов.

Если посмотреть из космоса на мою родную Туркмению, то прежде всего увидишь синие просторы Каспия, — говорит Клычев, — взбаламученную могучую Амударью, несущую свои воды с голубых заоблачных ледников Гиндукуша, темно-корич-невые отроги хребта Копет-Дага и необозримые пески Кара-кума, одной из крупнейших пустынь планеты…

Черные пески — жестокие, гнетущие, чуждые. Хотя они серожелтые, но от этого они не становятся добрее.

Еще в древности человек боролся с пустыней. Ныне Туркмению прорезает мощный Каракумский канал имени Ленина, а вся земля исчерчена бирюзовыми капиллярами малых рек, арыков, каналов. По их берегам изумрудные сады, поля, оазисы.

Мало где в стране так ценят воду, как у нас в республике. Поэтому так любим мы цвета жизни.

Когда я был в Штатах, в Лос-Анджелесе, Вашингтоне, мне доводилось спрашивать у многих людей самых разных профессий, веры и состояний: «Зачем нам, человечеству, эта губительная, последняя из всех войн термоядерная бойня? Ведь жизнь так прекрасна!

Никто, никто не ответил на этот вопрос: «Нужна!»

Таких людей я не встречал, хотя знаю, что они есть.