Понурые лошадки замерзли.
Им давно пора быть в теплом стойле. Но хозяева заседают. Видно, у них дела неотложные.
Горят бледно-желтые окна. Поскрипывает снег под копытами коней…
Переливаются, мерцают звезды в ночном небе.
Лесное озеро.
— Видишь, вон звезда упала. Это Вечность… — промолвил Ромадин. — Разные бывают состояния у человека и у природы тоже. Вот одна из моих любимых картин…
Лицо его, безмерно усталое, становится добрым, мелкие морщины на лбу вдруг разглаживаются.
«Весенний воздух».
Керженец. Половодье. Залило лес. У маленького острова бортник, долбленный из осины.
На нем приплыл художник.
Вот он сидит под огромным зонтом и старательно пишет. В картине разлита неописуемая благодать. Влажный воздух трепещет в лучах весеннего солнца.
— Какое счастье бродить по России, видеть прекрасный мир. Работать, писать и пытаться донести эту красоту людям… Правда, не все принимают это.
Вот на днях мне сказал один деятель:
«Нет у вас тематики, товарищ Ромадин».
Ну, что ж поделаешь.
Глаза мастера стали печальными. Глубокие морщины собрались у переносья. Не первый раз он слышал такие вот речи.
Ромадин — станковист.
Это весьма ординарное в недавнем прошлом качество ныне обретает новое существенное звучание.
Дело в том, что сегодня у некоторых художников утрачен вкус к станковой живописи.
Они предпочитают ей живопись декоративную, обобщенномонументальную.
Спору нет, и эта форма художества может быть прекрасной.
Но почему вдруг снова возникли разговоры об отмирании станковой живописи, об ее якобы несовременности?
Небольшие полотна Ромадина. Манера его письма, тонкая, валерная, присущая только станковой живописи, почитаема не только искушенными ценителями искусства, но и массовым зрителем.
«Помилуйте! — может воскликнуть строгий критик. — К чему вы призываете? Ромадин — станковист. Ну и бог с ним! Такими были Саврасов и Куинджи. Его мотивы пейзажей встречались у Шишкина и Рылова. Где же новь?»
Однако, несмотря на «старомодность» Ромадина, мне бы хотелось подчеркнуть современность и гражданственность его лиры.
У сельсовета.
Потому что именно сегодня особенно дорого и необходимо искусство, воспевающее природу, воспитывающее в людях любовь к прекрасному, к Родине, к ее нивам и рощам, озерам и лесам.
В почвоведении (да простят меня за откровенный прозаизм) есть понятие эрозии — выветривания.
Эрозия…
Это не только явление природы.
Явление эрозии, то есть выветривания, весьма типично и для процессов, происходящих в современном искусстве и культуре Запада, где эрозия прекрасного стала бичом времени, проклятием XX века.
Разрушение, выветривание прекрасного, культ уродства, жестокости, цинизма приводят к потере любви к красоте, к жизни, к природе, к Родине.
Так происходит самая страшная из эрозий — эрозия духа.
Это — явление эпидемическое…
Пора вернуться к живописи.
К великому счастью, корни реалистических традиций в нашем искусстве достаточно крепки и есть все основания предполагать новый взлет станковой реалистической живописи. Этому порукой работы талантливых мастеров на выставках.
В мире искусства, как, впрочем, и во всем огромном мире, происходит ожесточенная борьба добра и зла, света и тьмы, прекрасного и уродства.
И вот поэтому такие, с первого взгляда мирные и, казалось, почти старомодные пейзажи Ромадина оказались весьма современными, боевыми средствами ведения большой битвы за Человека, за Прекрасное, против распада и цинизма.
Таково призвание истинного искусства.
Такова тяжелая обязанность таланта!
Николай Ромадин бесконечно крепок в своей «узловой завязи», в своей горячей, возвышенной любви к Родине, к ее прекрасной, величественной природе.
В пейзажах живописца горят бледные зори северных белых ночей, пылают багровые закаты в могучих сосновых борах, полыхают алые костры пастухов, мерцают холодные звезды в бездонном небе, бурлят неуемные разливы могучих рек.
Русь… исконная, чистая, гордая.
Пейзаж.
Прозрачные глаза реки Царевны, васильковые рассветы, золотые полдни, глухой топот коней в ночном, кружевная вязь молодых березовых рощ, прелесть рдеющих кустов спелой рябины.
Особой, ромадинской прелестью, волшебной, одним им найденной тайной веет от всех его полотен.
И не в особой мудрености мотивов секрет очарования музы Ромадина.
Бесхитростна, напевна лира живописца, но в ней вся не передаваемая словами бездна поэзии, искренняя любовь и восторг познания. Верным сыном, ищущим, истово собирающим и запечатлевающим дорогие приметы лика матери Родины, хозяином своих излюбленных мест гордо шагает по отчей земле Николай Ромадин, порывистый, неуемный…
Взгляните на холсты художника Ромадина.
Всмотритесь, и перед вами откроется море поэзии… Искрится, переливается драгоценными камнями звезд Млечный Путь. Залег он через все небо, и мириады светил мерцают, озаряя путь поэту, художнику — вечному скитальцу…
То мы зрим свинцовые буруны богатырских наших рек, в которых ярость и доброта, сила и нежность; то глядимся, словно в заколдованное зеркало, в тихие заводи лесных озер, обрамленных тонкой паутиной хрупких ветвей со сполохами редких соцветий.
… Смяты подушки, сброшено одеяло, догорает лампа, пепельная, холодная заря глядит в окно. «Бессонница»… В этом холсте — пронзительная грусть, одиночество и раздумья поэта-живописца.
… Багряная прелесть весеннего вечера, розовые, пунцовые лучи зари скользят по ажурному сплетенью тонких ветвей, холодные голубые, сиреневые тени бегут по талому снегу, где-то высоко в золотистом предзакатном небе тает пунцовая тучка…
«Есенинский вечер».
Он напоен какой-то особой, звучащей тишиной, в которой и затаенная печаль, и негромкая радость ожидания чего-то неведомого, желанного… Вся сложность и многогранность метафорического поэтического строя скрыта в этом пейзаже-монологе.
Лирический голос художника проникает в сердце зрителя, заставляя звучать самые сокровенные струны его души.
Есенинский вечер.
Великое умение слушать и запоминать музыку пейзажа и воплощать ее в пластически совершенных образах — удивительное свойство ромадинского таланта. Всмотритесь в белоснежное раздолье его зимних полотен, и вы услышите всю полифонию, всю единственную по своей мощи музыку морозных необъятных просторов, где и пение озорного ветра, и скрип полозьев, и звон бубенцов лихой тройки. Русь…
Страна, которой нет равной по неохватности приволья, по высоте бирюзового звонкого неба, по исполинской мощи неспешно плывущих белопарусных облаков, и все это колдовское движение заключено в поэмах-холстах Ромадина. Глядя на них, начинаешь понимать его личное прочтение непостижимой по тонкости и силе гоголевской лирики, гоголевского ощущения Родины.
Порою перед пейзажами Ромадина меня не покидает ощущение полета, парения над просторами России — так поразителен магический кристалл фантазии мастера, заставляющий нас на миг стать птицей и увидеть мир по-иному, воспарить вместе с живописцем и окинуть взором всю непостижимую красу земли нашей, еще острее ощутить горячую приверженность к Отчизне.
Песня Ромадина поистине безбрежна.
В ней и нетронутая, девственная зелень майского перво-цветья, и чарующие теплые огни декабрьских вечеров, когда лиловое безмолвие вдруг обретает человеческое звучание обжи-тости и душевности.