Третьим фронтовым увлечением Юры были книги. Собирал он их на всем пути следования своей батареи и хранил в ящике из-под мин. Вместе с книгами там еще лежала вырезка из газеты «Правда» за 1943 год, где впервые были напечатаны главы из романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Никулин, читая с товарищами в землянке строки о солдатах из 38-го пехотного полка, и не думал, что через 30 с небольшим лет ему самому предстоит рассказать об одном из них — когда Сергей Бондарчук пригласит его на роль солдата Некрасова в фильм «Они сражались за Родину»…
В конце октября 1943 года батарея Никулина получила приказ произвести пристрелку по наземным целям противника в районе Пушкина. Такое задание зенитчикам дали впервые. Бойцы поняли: что-то в целом меняется в обстановке на фронте. Вот уже пошли в наступление соседние фронты. Радио передавало все более и более радостные вести о новых победах советских войск. «Когда же мы? Когда же мы начнем, товарищ майор?» — задавали один и тот же неизменный вопрос бойцы командиру части, когда тот приезжал на батарею. «Ждите — наступит и наша очередь», — коротко отвечал тот. Все ждали, и Никулин ждал…
О том, что готовится наступление, и притом в недалеком будущем, говорили эшелоны с войсками и боеприпасами, которые шли день и ночь к линии фронта. Свежие части подтягивались ближе к переднему краю, число других артиллерийских батарей вокруг увеличивалось день ото дня. В ложбинах и перелесках слышался лязг танков, в воздухе все чаще и чаще появлялась советская авиация, которая пока, правда, ограничивалась патрульно-разведывательными полетами.
Пришел январь 1944-го. А на улице как будто стояла осень — грязная, серая, мокрая ленинградская осень. Дороги размыло, солдатам приходилось ходить по колено в грязи и ежечасно откачивать из землянок воду, которая к утру, если не откачивать, доходила почти до нар, и по ней плавали веники и скамейки.
Зима наступила внезапно. Как бы в подтверждение пословицы «как снег на голову» снег в одну ночь покрыл всю землю, а мороз сковал воду в траншеях и воронках. Теперь все знали, что если крещенские морозы простоят еще с неделю, то это будет самая благоприятная погода для наступления, подготовка к которому шла все эти месяцы. Уже и карты на батарею прислали с подробным нанесением на них всех огневых средств противника, уже и данные по наземным целям были проверены по несколько раз, уже был получен сам план грандиозного наступления, но оно всё никак не начиналось.
А обстрелы Ленинграда не прекращались ни днем ни ночью. Днем это как-то скрадывалось в шумной фронтовой обстановке. Но ночью… Из военного дневника Юрия Никулина: «Далеко за горизонтом одна за другой начинали появляться красноватые зловещие вспышки. И вслед за далекими раскатами оттуда слышались глухие удары позади нас. Это тяжелые, сверхмощные батареи немцев били по Ленинграду, по спящим улицам, домам, где после тяжелого дня отдыхали героические люди города. И каждый из нас задавал себе вопрос: "Скоро ли настанет час возмездия? Когда же мы его дождемся?" И мы дождались…»
День 7699-й. 15 января 1944 года. Начало конца блокады
Наступило утро 15 января. Обычное зимнее холодное утро. Дул резкий, пронизывающий ветер, который стремительно гнал клочья темных облаков по серому пасмурному небу. В девять часов в полку была объявлена боевая тревога. Спустя 20 минут все увидели, как взлетела серия условных сигнальных ракет. И вдруг страшный удар потряс ленинградскую землю. Это открыли огонь тысячи артиллерийских батарей, начав мощное наступление, в результате которого советские войска сняли блокаду и отбросили фашистов от Ленинграда. Земля ревела, стонала, выла и извергала пламя из всех своих щелей. Оборону противника завалило густым черным дымом.
Из военного дневника Юрия Никулина: «А батареи все бьют и бьют. Вот на минуту затихнет артканонада из района Пулкова, и, как бы сменив в этой трудной работе артиллеристов, из-под подножия высот, с ревом поднимая столбы дыма, вырываются тысячи огненных стрел, летящих в сторону противника. Это дали залп сотни гвардейских минометов по долговременным огневым точкам вражеской обороны. Лес разрывов от залпа "катюш", несмотря на сплошной дым над позициями немцев, прекрасно виден простым глазом. И снова вступают в бой все новые и новые батареи».
Артиллерийская подготовка продолжалась 1 час 40 минут. Немцы, которые сначала слабо и неточно отстреливались, вскоре перестали стрелять совсем. А советское наступление только начинало разворачиваться. Над передним краем начали вспыхивать ракеты, и то одна, то другая батареи поддерживали огнем наступающую пехоту. Было 20 градусов мороза, но снег весь сплавился и покрылся черной копотью. Горячий снег… Многие деревья стояли с расщепленными стволами.
Дальнобойные орудия методично вели огонь по объектам в глубине немецкой обороны. Никулин и все его товарищи-бойцы знали, что теперь с часу на час надо ожидать приказа о выходе вперед. И такой приказ поступил рано утром 16 января. 1-я батарея сразу снялась и двинулась на новую огневую позицию. Бойцы ехали, а кругом зияли воронки, всюду лежали убитые гитлеровцы. Колонна зенитчиков медленно, но верно продвигалась вперед по разбитым дорогам вместе с тысячами автомашин, танков, повозок, людей, которые непрерывным потоком двигались по трассе вперед, туда, где гремела канонада. Ехать было опасно. Ведь несмотря на то, что советские передовые части отбросили немцев местами на шесть-семь километров, они продолжали держать под обстрелом как Пулково, так и все дороги, идущие к переднему краю. Но разрывы тяжелых снарядов, падающих то справа, то слева от дороги, не останавливали ни на минуту движение тысяч бойцов и техники вперед. К вечеру на дороге образовалась пробка.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Ночь. Темно. Поток из бесчисленного количества людей и военной техники остановился. Невозможно было сделать дальше ни шагу. На наше счастье, стояла плохая погода, и немцы не смогли применить авиацию. Если бы они начали нас бомбить, то, конечно, нам не поздоровилось бы. Наш командир Хинин сразу понял опасность такой "пробки": если утром будет летная погода, а пробка не рассосется, то нам придется прикрывать дорогу; и он дал команду всей батарее отойти в сторону от шоссе.
Наши тягачи отъехали метров на четыреста от дороги. Батарея стала окапываться. Мы, группа разведчиков, остановились около блиндажа, у входа в который лежал убитый рыжий фашист. Около него валялись фотографии и письма. Мы рассматривали фотографии, читали аккуратные подписи к ним: с датами, когда и что происходило.
Вот свадьба убитого. Вот он стрижется. Его провожают на фронт. Он на Восточном фронте стоит у танка. И вот лежит здесь, перед нами, мертвый. Мы к нему не испытывали ни ненависти, ни злости»…
До этого бойцы не спали несколько ночей, страшно устали, промокли. Из-за оттепели, наступившей внезапно, всё раскисло, кругом грязь, лужи. Никулин и еще несколько солдат зашли в пустой немецкий блиндаж, зажгли коптилку и достали сухой паек: колбасу, сухари, сахар. Начали есть. И тут увидели, как по выступающей балке спокойно идет мышь. Кто-то на нее прикрикнул. Мышь не обратила на это никакого внимания, прошла по балке и спрыгнула на стол. А потом вдруг эта маленькая мышка встала на задние лапки и, как делают собаки, начала просить еду. Юра протянул ей кусочек колбасы. Она взяла его передними лапками и стала есть. Все смотрели, как завороженные. Видимо, просить еду, нисколько не боясь людей, приучили мышь немцы, жившие еще совсем недавно в этом блиндаже.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Петухов замахнулся автоматом на незваную гостью. Я схватил его за руку и сказал:
— Вася, не надо.
— Мышь-то немецкая, — возмутился Петухов.
— Да нет, — сказал я. — Это наша мышь, ленинградская. Что, ее из Германии привезли? Посмотри на ее лицо…