Ломоносов видел первые плоды, которые стал давать Московский университет. И он страстно хотел поскорее создать такой же очаг русской культуры в Петербурге.
Ломоносов замышляет грандиозное дело — торжественную инавгурацию Петербургского университета — его публичное открытие с провозглашением всех дарованных ему прав и привилегий. Из скрытой в недрах Академии наук захудалой школы должен был возникнуть полноправный второй университет России. Представленный Ломоносовым проект университетского регламента обсуждался в созванном по его требованию экстраординарном академическом собрании. Большинство профессоров согласилось с Ломоносовым. «Чем скорее, тем лучше», — писали анатом Алексей Протасов и астроном Степан Румовский.
Ломоносов начинает готовиться к торжеству. Он отдает переписать привилегию «на пергаменте», покупает пять аршин тафты, книжечки червоного листового золота, тертое серебро, кармин и другие краски для украшения переплета. Ломоносов заранее вызывает из Голландии адъюнкта Протасова, наказав ему «не ставиться в докторы» за границей, а получить это ученое звание на торжественном открытии Петербургского университета. И хотя Тауберт наотрез отказался подписать ордер на отзыв Протасова, объявив: «Какие де здесь постановления в докторы! Не будут де его почитать», — Ломоносов настоял на своем, и Протасов приехал из Голландии. Торжества должны были начаться с публичного экзамена гимназистов «к произведению в студенты» и экзамена в «градусы», т. е. на получение ученых степеней. Затем следовали избрание проректора, диспуты и речи, «чтение привилегий», «обед с пальбою и музыкою». В заключение Ломоносов предлагал напечатать описание торжества и разослать копии с привилегий во все университеты Европы. Одновременно должно было состояться провозглашение привилегий Академии наук и принятие нового устава Академии. Представляя на утверждение Елизаветы университетскую привилегию, Шувалов одновременно намеревался добиться назначения Ломоносова вице-президентом Академии.
День инавгурации Петербургского университета должен был завершить труд всей жизни Ломоносова.
Ломоносов готовил благодарственное слово. Уцелевший конспект сохраняет следы воодушевления, с каким его набрасывал Ломоносов. Он вкладывал в него все свои заветные мечты, думы и помыслы о благе России, о значении для нее науки. Открытие университета для него — всенародный праздник.
Великий ученый с гордым сознанием исполненного долга широко раскрывает перед своим народом двери университета, где «нам подобные в науках последователи, повсюду просвещению человеческого разума служители и споспешники, произойдут».
Ломоносов приглашает весь русский народ разделить с ним его возвышенное ликование: «Радуйтесь снами о благополучии нашем, или лучше сказать, о вашем собственном, или еще всего истиннее, о всеобщем! Ваша радость, что вы детей своих, в тягости рожденных, в попечении воспитанных, увидите украшенных учением. Наше увеселение, что мы все долговременными трудами и неусыпным бдением приобретенное богатство знания детям вашим преподадим в наследство».
Ломоносов подчеркивает значение полученных университетом привилегий. Этими «преимущественными узаконениями» университет ограждает и утверждает «свободный восход на степени ученых достоинств, снабдевает через науки неблагородных благородством» и удостаивает особого покровительства «всех посвятивших себя учению».
Ломоносов славит Елизавету за то, что она «закладывает себе храм вечныя славы, жилище музам, Университет Санкт-петербургский». Это — храм науки и поэзии, возвышенный и чудесный, с которым не идут в сравнение ни дворцы и сооружения, созданные по прихоти восточных деспотов, ни святилища и соборы религиозных культов. «Храм не в стенах Семирамидиным подобных, ни в верьхах Египетским пирамидам сравняемых, ни в иконах, ни в украшениях из твердых и редких камней», — восклицает Ломоносов: Это — храм разума, величие которого состоит «в размышлениях, простирающихся за предел чувственного мира», храм национальной славы «в прекрасных и нетленных исторических и витийских преданиях, в вечное потомство оставленных». «Что их благороднее», собирается сказать о науках Ломоносов, «а особливо в нашем Отечестве надобнее!».
Открытие нового университета — это величайшее мирное благо, вечное, непреходящее счастье для русского народа. «Коль великое, коль безопасное, коль постоянное добро… мы получили!» — восклицает Ломоносов. «Добро всем любезное, кроме упрямых невежд и злобных варваров, добро всем полезное, кроме злодеев общества, добро всем радостное, кроме завистников благополучия нашего, добро по всей вселенной наподобие солнца сиять и все освещать достойное».
Открытие русского университета — событие, имеющее значение для всей человеческой культуры. «Я благодарил не токмо за себя, не токмо за людей, не токмо за Отечество, но и за весь свет», — записывает Ломоносов.
В своем слове Ломоносов собирался разделаться со своими врагами, «недоброхотами наук Российских», напомнить им в свой час, как совсем недавно на его предложение увеличить общее число гимназистов при Академии до шестидесяти человек академик Фишер пренебрежительно отозвался, что это слишком много и русской казне убыточно, да и некуда будет потом их девать.
«Его ли о том попечение, — ответил тогда же Ломоносов, — и ему ли спрашивать, куда девать студентов и гимназистов. О том есть кому иметь и без него попечение. Мы знаем и без него, куда в других государствах таких людей употребляют, а также куда их в России употребить можно». Ломоносов перечисляет огромные государственные задачи, которые можно разрешить только с помощью широчайшего распространения наук: «Сибирь пространна. Горные дела. Фабрики. Ход Севером. Сохранение народа. Архитектура. Правосудие. Исправление нравов. Купечество и сообщение с ориентом… Земледельство, предзнание погод. Военное дело». И тут же с горечью и гневом восклицает: «И так безрассудно и тщетно от некоторых речи произносились: куда с учеными людьми деваться». В конце своей речи Ломоносов предполагал сказать: «Желание. И Российское бы слово, от природы богатое, сильное, здравое, прекрасное, ныне еще во младенчестве своего возраста… превзошло б достоинство всех других языков. Желание, чтобы в России науки распространились… Желание, чтобы от блещущего Е. В. оружия воссиял мир — наук питатель».
Ломоносов провидит славное будущее и величие России. «Предсказание. Подвигнется Европа, ученые, возвращаясь в отечество, станут сказывать: мы были во граде Петровом…» Он верит, что придет время, когда вся Россия станет главнейшим источником мировой культуры «и как из Греции, так из России» будут заимствовать величайшие приобретения наук и искусства.
Ломоносов с нетерпением ждал дня инавгурации и надеялся произнести свою речь еще в 1760 году. Но дело тянулось нестерпимо медленно. Прошел почти год, когда в феврале 1761 года канцлер М. И. Воронцов подписал, наконец, привилегию. Теперь оставалось получить только подпись императрицы. Ломоносов знал по своему опыту, что это не так просто, и беспокоился. Чтобы побудить Елизавету подписать привилегию, Ломоносов пытается через И. P. Шувалова вручить ей «просительные стихи», в которых ратует за науки.
Он благодарит и славит Елизавету за основание нового университета, как бы символизирующего мирные дела и устремления России в тяжкую годину войны:
Разгоравшаяся Семилетняя война опустошала Европу:
Только Россия, смело защищая свои пределы от вторжения врага, продолжает свое мирное строительство, собирает под свой надежный покров смятенные науки: