Помощник шерифа разбудил меня и сказал, что моя двоюродная бабушка едет забрать меня и что моя мама умерла. Я не понимала, что случилось, не понимала, почему мама ушла, но знала — она уже никогда не вернется обратно. Я плакала так сильно, что меня вырвало — все заднее сиденье «Кадиллака» тетушки Марты было испачкано.

Он тоже помнил ту ночь. Помнил заднее сиденье полицейской машины и Мэг, рыдавшую под боком. Но какой смысл об этом вспоминать?

— Когда я познакомилась с тобой, — продолжала Мэдди, — то не ожидала, что ты мне понравишься, но так случилось. Я и мысли не допускала, что меня потянет к тебе со страшной силой и мы окажемся в одной постели, но и это произошло. Я не предполагала, что влюблюсь в тебя — но так вышло. Я с самого начала знала, что должна сказать тебе правду о том, кто я. И у меня было море возможностей во всем признаться. Знала, что единственный правильный путь — объяснить тебе все, но понимала так же — стоит мне это сделать, и я тебя потеряю. Знала, одно мое слово — ты уйдешь и никогда не вернешься. Так и случилось.

Мэдди положила коробку из-под бумаги фирмы «Ксерокс» на письменный стол.

— Пусть это принадлежит тебе. Это та книга, ради которой я приехала сюда, прочитай ее. Пожалуйста. — Она опустила взгляд на коробку. — Диск тоже там, и я стерла файл у себя на компьютере. Это единственная копия — делай с ней и с рукописью, что угодно. Выброси, раздави своим грузовиком или сожги. Тебе решать.

Она снова смотрела на него — спокойно, не отводя взгляда.

— Надеюсь, что когда-нибудь ты сумеешь простить меня. Не потому, что мне необходимо твое прощение. Оно мне не нужно. Но за прошедшие месяцы я кое-что поняла. Даже если ты отказываешься признавать что-то, отказываешься думать об этом, оно все равно существует и влияет на тебя и на тот выбор, который ты делаешь в жизни.

Мэдди облизала губы.

— Я прощаю твою мать. Не потому, что в Библии сказано, будто я обязана прощать. Полагаю, я не слишком хорошая христианка — не достаточно великодушна. Я прощаю ее потому, что, делая это, освобождаю себя от гнева и горечи прошлого — и тебе желаю того же. Я думала о своих поступках с момента приезда в Трули, и мне жаль, что я обидела тебя, Мик. Но я не сожалею о том, что встретила тебя и влюбилась. Любовь к тебе разбила мне сердце и причинила боль, но она помогла мне измениться. Я люблю тебя, Мик, и надеюсь, наступит тот день, когда ты найдешь кого-то, кого сможешь полюбить. Ты заслуживаешь от жизни большего, чем вереница женщин, которые на самом деле не имеют для тебя особого значения, и для которых ты не намного важнее. Любовь к тебе показала мне, каково это — любить мужчину, и я надеюсь, что однажды встречу человека, который полюбит меня так, как не сумел полюбить ты. Потому что я заслуживаю большего, чем череда мужчин, которым на самом деле на меня наплевать. — Взгляд Мэдди скользнул по лицу Мика, а потом вернулся к его глазам. — Я пришла сюда сегодня отдать книгу и попрощаться.

— Ты уезжаешь? — Ему уже не нужно было больше гадать, что он почувствует при расставании с ней.

— Да, мне пора.

Это лучшее, что она могла сделать — и не важно, что Мику показалось, будто Мэдди снова взрезала ему грудь и, достав сердце, растерзала его на мелкие кусочки.

— Когда?

Девущка пожала плечами и направилась к двери.

— Еще не знаю. Скоро. — Она в последний раз оглянулась через плечо и сказала:

— Прощай, Мик. Всего хорошего.

И ушла, а он остался с огромной дырой в груди и запахом ее кожи, витавшим в комнате. Красная кофта, в которой она была в ту ночь, когда явилась к нему в белом платье с завязками на шее, все еще висела на крючке за дверью. Мик знал — ангора по-прежнему пахла клубникой.

Он сел в кресло, откинулся назад и подумал о старом пьянице Рубене Сойере. Тот провел уже три десятка лет за стойкой бара — понурый и жалкий, неспособный двигаться дальше, справиться с болью от потери жены. До такого Мик пока не докатился, но теперь понимал старого Рубена так, как не понимал раньше, прежде чем влюбился в Мэдди Джонс. Мик не пристрастился к бутылке. Владея двумя барами, он знал, куда вела эта дорожка. Но вот в пару драк бывший вояка уже успел ввязаться. За несколько дней до того, как встретить Мэдди в парке, он вышвырнул из «Морта» братьев Финли. Обычно, если требовалось разобраться со всякими засранцами и безбашенными психами, вызывали полицию, но в ту ночь Мик отвел душу на этих придурках. Трудно было заподозрить наличие у братцев интеллекта, но драться они умели неплохо, так что потребовалась помощь бармена, чтобы вышвырнуть их на улицу, где и состоялся бой без правил. Мик со старших классов школы не чесал кулаки с таким удовольствием.

Мужчина провел руками по волосам и выпрямился. С той ночи, когда Мэдди призналась, кто она, его жизнь низверглась в адскую бездну, и он не имел ни малейшего представления, как оттуда выкарабкаться. Каждый новый день казался мрачнее предыдущего. Мик надеялся, что все изменится к лучшему, но пока радужных перспектив на горизонте не предвиделось, и он не знал, что делать. Мэдди была самой собой, а он был Миком Хеннесси, и не важно, как сильно он ее любил. Реальная жизнь — это вам не выдуманные специально для телика мыльные оперы, вроде тех, что показывали по женскому каналу, который с удовольствием смотрела Мэг.

Он наклонился вперед и подтянул к себе коробку «Ксерокс». Сняв крышку, заглянул внутрь — оранжевый диск и стопка бумаги. На первой странице жирным шрифтом напечатано: «Пока смерть не разлучит нас».

Мэдди сказала, что это единственный экземпляр. Почему же она принесла ему рукопись? Зачем тратить столько сил и времени на книгу, а, закончив, отдавать ее Мику?

Ему не хотелось браться за это. Не хотелось возвращаться в прошлое. Не хотелось читать о гулящем отце, больной матери и той ночи, когда она окончательно слетела с катушек. Не хотелось видеть фотографии и вникать в полицейские рапорты. Он уже пережил это однажды и не испытывал желания повторить опыт, но, когда Мик взял крышку коробки, чтобы вернуть на место, взгляд зацепился за первое предложение:

«— Обещаю, теперь все будет по-другому, детка, — Элис Джонс взглянула на свою маленькую дочку, а затем вновь на дорогу, — тебе понравится в Трули. Это место немного смахивает на рай. Наконец-то Иисус привел нас к хорошей жизни.

Девочка не проронила ни слова. Все это она уже слышала и раньше».

Мэдди вставила диск в плеер и усадила котенка на кроватку перед телевизором. Еще не было и десяти утра, а она уже устала от капризов питомицы.

— Если ты не научишься себя вести, я посажу тебя в переноску и запру в багажнике машины.

— Мяу.

— Я правда так сделаю.

У Снежинки настал какой-то пассивно-агрессивный период в жизни. Она мяукнула, чтобы ее выпустили на улицу. Мяукнула, чтобы впустили обратно, но, когда Мэдди открыла дверь, непоседа убежала в противоположном направлении. Вообще-то приблудышу следовало быть более благодарной.

Хозяйка погрозила пальцем у кошачьего носа.

— Предупреждаю — ты только что осушила чашу моего терпения.

Мэдди на цыпочках покинула комнату. Снежинка за ней не последовала — отвлеклась на маленьких попугайчиков, щебетавших на экране.

В дверь позвонили, и девушка подошла к глазку. Прошлой ночью, окончательно попрощавшись с Миком, она не ожидала увидеть его снова. Но вот он у нее на пороге — какой-то взъерошенный, со щетиной на щеках, как бывало после их совместных ночей. Мэдди открыла дверь и увидела свою коробку у него в руках. Сердце девушки упало. Столько работы, а он даже не потрудился прочесть.

— Ты не пригласишь меня войти?

Мэдди открыла дверь шире и захлопнула, когда Мик оказался внутри. На нем была флисовая куртка, под темной щетиной щеки раскраснелись от утренней прохлады. Он прошел за ней в гостиную, привнеся свой собственный аромат, смешанный с запахом осени. Ей нравилось, как пахнет Мик, и ей очень его не хватало.

— Твоя кошка смотрит телевизор? — хрипло спросил Мик.