— Оставь меня. Возвращайся на Гавайи. Я могу даже оплатить тебе билет на самолет или…

Дороти не договорила, потому что гостиную потряс гомерический хохот. Коул смеялся. Над ней. Над ее наивностью и простодушием.

— Если тебе что-то не нравится, не устраивает во мне… Что ж, я готов исчезнуть из твоей жизни. Двести тысяч долларов. Возможно, я послушаюсь твоего совета и вернусь на острова. Впрочем, мне приглянулся и этот домик. Так что я не стану возражать, если ты решишь оставить мне его в качестве прощального подарка.

— Что? Коул, какие еще деньги?

— В противном случае мне придется поговорить с журналистами. Знаешь, этих ребят хлебом не корми, а дай разгрести какую-нибудь грязную и дурно пахнущую историю. Как считаешь, положение семейных дел Эбигейлов их заинтересует? Можешь не отвечать. Полагаю, они накинутся на вас как стервятники. Мне тут дружок нашептал, что Фрэнк Эбигейл — важная шишка, который страсть как боится скандалов. — Коул самодовольно ухмыльнулся.

— Ты… ты подонок. Я терпела три месяца!

— Ну, насколько я помню, ты получила сполна.

— Сполна? О чем ты?

— Думаешь, мне доставляло особое удовольствие спать с тобой? Ублажать, изображать величайшее счастье?

— Мерзавец!

— Конечно, Дороти, ты была не самой худшей из моих любовниц. Порой мне приходилось буквально затыкать нос, чтобы не чувствовать запаха разложения, который шел от богатых старух. Таких, как ты.

Дороти бессильно опустилась на диван. Господи, когда же закончатся эти унижения и оскорбления? Коул уже не в первый раз называл ее старухой. Куда подевался влюбленный парень с горевшими от восхищения и страсти карими глазами? Где тот Коул, который покорил ее на

Гавайях? Куда все исчезло? Что же ей теперь делать? Неужели ей придется всю жизнь содержать паразита? Впрочем, где она возьмет двести тысяч долларов и где гарантии, что через год-другой Коул снова не напомнит о себе, запросив очередную порцию денег?

Отдать ему загородный дом? Где же тогда станет жить она сама? На улице? Под мостом, пополнив ряды бездомных бродяжек? Вернуться к Фрэнку она не посмеет. Не решится посмотреть в глаза мужу, сказать, как она раскаялась. Не осмелится признаться, что осознала свою ошибку, что она по-прежнему любит его.

— Что ж, подумай над моим предложением. По-моему, я довольно гуманен с тобой, дорогая. Нельзя же оставлять стариков без единого цента. Старших полагается почитать и уважать. — Коул снова рассмеялся.

У Дороти даже не нашлось сил, чтобы расплакаться. Только не сейчас, не в присутствии этого наглеца. Она не даст ему почувствовать собственную слабость.

— Кстати, будь повежливее с Мириам. Мне по секрету сообщили, что в постели она творит настоящие чудеса. Если это так, то… может так случиться, что она станет жить с нами. Не беспокойся, кастрюли тебе делить с ней не придется. Ты останешься единственной хозяйкой кухонных владений. — Коул ухмыльнулся. — Мы найдем занятие поинтереснее.

— Я… я тебя ненавижу, Коул!

— Какая жалость! — насмешливо отозвался он. — Неужели ты предполагаешь, что я сгораю от страсти к тебе? Опомнись, дорогая. Единственное твое достоинство — деньги твоего мужа. Вот если бы ты овдовела… Я бы с радостью женился на столь богатой вдовушке. — И Коул мечтательно присвистнул.

— Не смей желать смерти Фрэнку! Ты недостоин даже имя его произносить своим поганым языком!

Дороти схватила каминную кочергу и грозно замахнулась на Коула. В его глазах мелькнул неподдельный страх. Однако он тут же взял себя в руки, вспомнив, что Дороти не так воспитана, чтобы укокошить любовника кривой железякой, покрытой толстым слоем сажи. Скорее она бы сама выпила бокал мартини с ядом. Этакая благородная и красивая смерть отверженной женщины. Кстати, неплохая мысль. Может быть, подкинуть идейку Дороти? Хотя нет, пусть сначала напишет завещание на его имя, а уж потом…

— Ой-ой-ой, какие мы грозные. Что ты так завелась? Если бы все люди дохли как мухи, едва кто-то пожелал им перебраться в мир иной, человечество уже давно вымерло бы, — деланно беспечным и шутливым тоном сказал Коул.

Все-таки Дороти — женщина. А от этих созданий можно ожидать всего. Кто знает, что у нее сейчас творится в голове? Вдруг она спятила? Возьмет и опустит руку с занесенной над его бедной головой кочергой. Тогда, Коул Хауэр, твоя песенка спета. «Друзья мои, склоним головы над безвременно покинувшим нас…». Тьфу, что за мысли лезут по пьяни? Чего я, собственно, разволновался? Вон и Дороти уже вжалась в дверной косяк и трясется от страха, словно это я только что не укокошил ее кочергой. Коул усмехнулся.

— Извини, дорогая. Меня ждет потрясная девчонка. Боюсь, она уже заскучала и замерзла без меня. — Он выбрался из кресла и пошел к стеклянной перегородке, ведущей во внутренний дворик. Уже открыв дверь, обернулся к Дороти и, брезгливо поморщившись, добавил: — Мириам молода и красива. Не то что ты, Дороти. Подумай над моим предложением.

Коул скрылся в тени. Дороти закрыла лицо руками и расплакалась. Глухие рыдания сотрясали ее худенькое тело. Дороти не видела иного выхода, кроме… Однако она запретила себе даже думать о столь кардинальных мерах решения проблемы. Она не сдастся, не сдастся… не позволит Коулу растоптать ее, превратить в ничтожество. Ведь она Дороти Эбигейл. А он всего лишь Коул… Коул… Ну вот, она даже фамилию его уже не помнит. Человек без роду без племени. Оборванец, как назвал его Фрэнк.

Удивительно, почему все, кроме нее, с первого взгляда видели в Коуле именно оборванца, авантюриста, жиголо, беспринципного охотника за чужими деньгами? Лиза, Марк, Фрэнк… Что с ними? Чем сейчас занимается Лиза? Наверное, снова не спит, создавая очередной шедевр для какой-нибудь клиентки своего ателье. А возможно, ей не дает уснуть Марк. Дороти могла теперь лишь гадать о занятии Лизы. Подруги давно не общались, не перезванивались. Дороти не стала бы укорять Лизу, если бы даже та прошла мимо нее на улице. У Лизы были все основания обижаться.

Как, впрочем, и у Фрэнка. Дороти вспомнила его последний взгляд, полный нежности и горя, и новая волна рыданий накрыла ее с головой.

12

Лиза присмотрелась к женщине, шедшей по противоположной стороне улицы.

— Глазам своим не верю, — пробормотала она себе под нос. — Дороти?! Что с ней стало?!

За три месяца, что подруги не встречались, Дороти изменилась почти до неузнаваемости. Где стильная прическа, элегантный костюм и гордо поднятая голова? Дороти сутулилась, прическа ее, мягко говоря, была небрежной, а что такое макияж, она, кажется, вообще забыла. Теперь ей можно было смело дать ее сорок лет, а то и больше. От цветущей эффектной женщины, какой прежде была Дороти Эбигейл, не осталось и следа.

Лиза секунду поколебалась, не зная, стоит ли привлекать внимание Дороти. Однако тут же упрекнула себя за бессердечие. Дороти много лет была ее лучшей подругой. Сейчас ей явно плохо. Следовательно, тут и размышлять не о чем!

— Эй, Дороти! — Лиза энергично помахала рукой. — Постой!

Дороти остановилась и стала испуганно, словно загнанный гончими зверек, осматриваться по сторонам в поисках охотника. Затем Дороти ускорила шаг, будто надеялась сбежать от преследователей.

— Да что с тобой?! Это ведь я, Лиза!

И Лиза понеслась за стремительно удалявшейся подругой. Благо проезжая часть была свободна, иначе у Лизы появились бы все шансы угодить под колеса автомобиля.

— Лиза, пожалуйста, оставь меня в покое, — устало произнесла Дороти, когда подруга схватила ее за локоть и с силой развернула к себе. Однако глаза Дороти умоляли о помощи.

— Боже, что случилось?! — ахнула Лиза.

Дороти молча пожала плечами.

— Я угощаю тебя кофе с пирожными, — предложила Лиза, заметив, что они стоят как раз напротив кафе.

Дороти неуверенно посмотрела на подругу.

— Извини, мне что-то не хочется…

— Не дури. Пойдем. Нам нужно поговорить.

— Ладно, — сдалась Дороти.