В дверном проеме спальни аббатисы показался силуэт Аннелеты. Ее лицо было искаженным, смертельно-бледным. Она всхлипнула:

— Вы…

— Что я? — прошептала Элевсия, с трудом говорившая от изнеможения.

Крупную женщину охватила ярость, и она выкрикнула:

— Что вы говорили! В расследовании этого чудовищного преступления вы продвинулись не дальше меня. Зачем утверждать обратное? Вы сошли с ума! Она убьет вас раньше, чем вы найдете ее. Вы не оставили ей никакой лазейки.

— Это и было моей целью.

— Я не могу вас защитить. Существует множество ядов, а вот противоядий — очень мало.

— Почему она пыталась отравить Бланш де Блино? Этот вопрос не дает мне покоя, но я не могу найти ответ. Как вы думаете, Бланш…

— Нет, Бланш еще не понимает, что именно она была мишенью. Я отвела ее в обогревальню, где она проводит все светлое время суток. Она очень опечалена смертью Аделаиды.

— А другие?

— Самые умные, а таких немного, догадываются о правде.

— Но кто?

— Но почему? — поправила аббатису Аннелета. — Над нами над всеми будет висеть угроза, если мы не разгадаем эту смертоносную шараду. Пора прекратить рассматривать проблему под искаженным углом зрения. Признаюсь, я сама заблуждалась, ища подходящую кандидатуру среди сестер. Это было ошибочным умозаключением. Понять почему — значит найти того, кто это сделал.

— Вы думаете, вам это удастся? — спросила Элевсия, которой присутствие сварливой женщины впервые принесло успокоение.

— Я постараюсь. Отныне вы не будете питаться отдельно. Вам будут подавать из тех же чугунков, в которых варится общая еда. Вы не должны пить или есть то, что принесут или предложат специально вам. До чего же бессмысленная идея пришла вам в голову! Если убийца поверила вашим заявлениям, если она боится, что ее вычислят, она…

Чрезмерная усталость Элевсии сменилось странным спокойствием. Она заявила тоном, не терпящим возражений:

— Я отрезала ей все пути к отступлению. Значит, она будет вынуждена действовать.

— Убив вас?

— Бог мне судья. Я готова и не боюсь встречи с Ним.

— Я вижу, вы щедро распоряжаетесь своей жизнью, — презрительным тоном проговорила Аннелета. — Смерть — хорошая вещь… Мы все на нее обречены, и я удивляюсь, почему мы ее так боимся. Жизнь — такая ненадежная, такая тяжелая. Вы отказываетесь от нее, потому что вам так удобно или из трусости? Вы разочаровываете меня, матушка.

— Я не позволю вам…

Аннелета резко оборвала аббатису:

— Я прекрасно обойдусь без вашего разрешения! Согласившись занять эту должность, вы дали обет, поклявшись заботиться о ваших духовных дочерях. Неужели вы об этом забыли? Сейчас не время отрекаться. На что вы надеялись? Что годы, проведенные вами в Клэре, будут похожи на безмятежную прогулку по полям? Они могли бы таковыми стать, но случилось иначе. Мы все в опасности до тех пор, пока не поймем, какую цель преследует это чудовище.

— Я думала, что смерть для вас — обычное дело.

— Разумеется. Но моя слабость заключается в том, что я дорого ценю свою жизнь, и, самое главное, не собираюсь преподносить ее в качестве подарка первому же убийце.

Элевсия уже собиралась резко возразить, но тень, промелькнувшая в светлом взгляде сестры-больничной, не позволила ей это сделать. Понизив голос, Аннелета продолжала:

— Я удивляюсь, мадам. Разве вы забыли всех наших предшественников? Разве вы забыли, что наши поиски выше нашего понимания и что наша жизнь, равно как и наша смерть, больше не принадлежит нам? Почему вы с такой легкостью уступаете, хотя Клэр предпочла встретить смерть на ступенях Акры, но только не отречься?

— О чем вы говорите? — выдохнула Элевсия, совершенно сбитая с толку словами Аннелеты. — Кто вы?

— Аннелета Бопре, ваша сестра-больничная.

— Что вам известно об этих поисках?

— Я всего лишь одно звено, мадам, равно как и вы. Тем не менее я звено, которое никогда не сломается.

— О чем вы говорите? Какое звено?

— Бесконечной тысячелетней цепи. Неужели вы думали, что Франческо, Бенедикт и вы сами вели поиски в одиночестве?

Непонимание парализовало Элевсию де Бофор.

— Я…

— Бенедикт знал каждое кольцо, каждую заклепку этой цепи, по крайней мере, я так думаю.

— Кто вы? — повторила аббатиса.

— Я слежу за вами. Я не знаю мотивов своей миссии, но не задумываюсь над этим. Мне достаточно знать, что моя жизнь пройдет не напрасно, что она станет камешком, одним из тех, на которых будет возведено самое чистое и самое радушное святилище.

После этого признания Аннелеты воцарилось молчание. Откровение рассеяло непонимание аббатисы. Она вдруг явственно осознала правду. Значит, не только Франческо, Бенедикт и она сама блуждали в потемках и действовали, несмотря на страх быть разоблаченными. Эта цепь, о которой говорила Аннелета, была на самом деле начинанием, о размахе которого Элевсия никогда не задумывалась. Она удивлялась, до какой степени она была слепой, что даже не предчувствовала это, и спрашивала себя, был ли ее племянник более прозорливым. Несомненно, нет, поскольку тогда Франческо не оставил бы свою любимую тетушку в неведении. Теперь Элевсии становились ясными многочисленные невероятности, определявшие ее жизнь в течение всех этих лет. Порой необъяснимые открытия Франческо, помощь, приходившая от папы Бенедикта XI, и даже ее назначение в Клэре. Элевсия не просила об этом, но именно в Клэре находилась тайная библиотека. А недалеко от аббатства стоял мануарий Суарси. Аньес.

— Аннелета! Расскажите мне об этой… цепи.

Крупная женщина вздохнула, а потом призналась:

— Я больше ничего не знаю, матушка. В какой-то момент я думала, что наш добрый Папа Бенедикт XI возглавляет организацию. Но ничего подобного. К тому же я не уверена, что слово «цепь» здесь подходит.

— Но послушайте, — вскинулась Элевсия, — кто просил вас следить за мной?

— Бенедикт, разумеется.

— Наш Папа, Никола Бокказини?

— Да.

— Как так? Он вас знал?

— Я входила в его окружение, когда он был епископом Остии.

— Но он совсем не знал меня… Я была всего лишь посредницей.

— Возможно.

Постепенно нервное напряжение сменялось паникой. Элевсия все сильнее чувствовала, что их всех опутывает гигантская паутина, хотя они этого не осознают.

— Разве мы не пешки на шахматной доске, о которой нам ничего не известно?

— Какая разница, ведь это великолепная шахматная доска! Я уверена, что та, кто сеет смерть в нашем аббатстве, тоже причастна к гибели эмиссара Папы, тело которого было найдено в лесу. Ведь говорили, что он обожжен, хотя вокруг не было никаких следов огня… Ржаная спорынья.

Несколько минут Аннелета размышляла, а потом добавила:

— Вы накормили этого посланца, того, кто приезжал к вам?

Аббатиса поняла, куда клонит сестра-больничная. У нее пересохло в горле от страха, что она сама, возможно, была невольной пособницей отравительницы. Она воскликнула:

— Боже мой!.. Неужели вы думаете, что тот хлеб, что я дала ему… Разве спорынья встречается также в овсе, ячмене и полбе, из которых мы готовим общую пищу?

— Спорынья поражает и другие злаки, хотя не так часто. Впрочем, мука, которую Аделаида нашла в гербарии, была, безусловно, ржаной. Остается узнать, кто дал роковую буханку посланцу.

Элевсия, почувствовав облегчение, корила себя за эгоизм.

— А поэтому легко предположить, что это чудовище виновно в смерти всех тех, кто приезжал раньше или позже эмиссара, которого вы принимали, — продолжила Аннелета.

Элевсия смотрела на нее, не говоря ни слова. Истина постепенно вырисовывалась, и она сердилась, что не видела ее до сих пор. От невыносимой душевной боли у нее на глазах выступили слезы. «Клеманс, Клэр, Филиппина… Вы, кто все эти годы поддерживал меня, должно быть, презираете меня за трусость…»

— Как вы думаете, существует ли связь между арестом мадам Аньес и приездом в наше аббатство этого инквизитора? — услышала Элевсия свой глухой голос, который едва узнала.