Кэтлин вздохнула и направилась в кабинет священника, чтобы позвонить в загородный клуб. Разговор с Маркусом не обещал быть приятным. Но ей ничего другого не приходило в голову, как сказать ему, что она вынуждена остаться со своим клиентом.

Маркус подошел к телефону только через несколько минут, и, после того как Кэтлин объяснила ему, в чем дело, наступило долгое молчание.

Потом Маркус сказал угрожающим тоном:

— Какого черта, что ты имеешь в виду, ты совсем не собираешься приезжать на обед? Я только что объяснил им, что ты помогала приятельнице и поэтому, к сожалению, задерживаешься, однако через несколько минут приедешь. Какое объяснение я им должен дать теперь?

— Ради Бога, скажи им правду, Маркус.

— Какую правду? Что твоя работа более важна, чем твое обещание, данное мне?

— Не передергивай. Я думаю, они бы поняли, ведь бизнес нередко вторгается в личную жизнь. Или это позволительно, только когда дело касается «Тёф мастер»?

— К чему твой сарказм, Кэтлин?

— Не было бы никакого сарказма, если бы это не имело для меня значения… — Внезапно она замолчала. — Постой. Ты им сказал, что я всего лишь помогаю приятельнице?

— Не думаю, что это будет хорошо воспринято, у тебя на первом месте твоя работа, Кэтлин.

— Ты имеешь в виду, что даже не сказал им, что у меня деловая встреча? Ты просто молчал до сегодняшнего вечера, а потом извинился за то, что маленькая женщина опаздывает?

Она повысила голос.

— Не совсем так, дорогая…

— Почему же ты просто не сказал им, что я недостаточно расторопна и не успела вовремя сделать прическу? Это было бы гораздо проще! Я думаю, нам надо завтра кое-что обсудить, Маркус.

Она бросила трубку и какое-то мгновение, прежде чем вернуться в церковь, стояла, глядя на бриллиантовое кольцо на левой руке. Она вдруг почувствовала, что раздражение утихло и появилось еще большее сочувствие к Лауре Мак-Карти. Что бы ни крылось за ее вспышкой, это, должно быть, разрывало ей сердце, раз она все-таки решилась на такое.

Лаура стояла у ступеней алтаря. Она была одна. Шаферы, подружки невесты, члены семей — даже, очевидно, и священник — все ушли. Ее голова была опущена, в руках она все еще держала ветку искусственных цветов и сжимала ее так сильно, будто и в самом деле это был прекрасный букет из амариллисов, который ей предстояло нести завтра…

Букет, вспомнила Кэтлин, перебирая в уме, что она должна будет сделать. Его тоже надо отменить. И это после всей нервотрепки, через которую она прошла, заменяя отсутствующие для букета каллы амариллисами…

— Ты, наверное, тоже сердишься на меня? — спросила Лаура.

— Нет. Я — нет.

Лаура испуганно подняла голову.

Кэтлин была и сама удивлена, обнаружив, что говорит правду, а не принятую в обществе отговорку.

— Венчаются, только когда уверены, что поступают правильно, — спокойно сказала она. — А ты, вероятно, не была уверена. Это все, что мне нужно знать.

Глаза Лауры наполнились слезами.

— Я думала, ты тоже ушла, — прошептала она. — Ты меня презираешь?

— Конечно же, нет. Это моя работа — помогать вам.

— Моя мать уехала. Она отказалась меня поддержать. Она сказала, что я должна была подождать по крайней мере до завтра…

— Прежде чем мы начнем отменять заказы? Несомненно, она хочет дать тебе шанс еще раз все взвесить и прийти в чувство, — сухо произнесла Кэтлин.

— Я не хочу. — Лаура впервые слабо улыбнулась, когда услышала свои слова. — Я имею в виду…

— Ну это, конечно, не поможет, если она будет оказывать на тебя давление, чтобы ты изменила свое решение. Ты остановилась у критической черты.

— Она хотела, чтобы я перешагнула через это. И я собиралась… особенно когда ты сказала мне о нервном напряжении, которое все испытывают перед свадьбой. А потом, когда священник спросил, хочу ли я взять этого мужчину… Я просто не могла, Кэтлин.

— Ну хорошо, что ты не стала ждать до завтра, — практично заметила Кэтлин. — Давай начнем. Нам предстоит много сделать. Прежде всего, я позвоню на фирму, обслуживающую банкет, и в цветочный магазин. А потом займемся списком приглашенных.

Лампы гасли одна за другой, и священник вернулся в церковь.

— Вам нужно место для работы? — спросил он. — Или для разговора? Я оставлю ключи…

Кэтлин покачала головой.

— Мы сейчас поедем ко мне. Так или иначе, все бумаги и документы у меня дома.

Одри заварила себе чашку чая на кухне, которая выглядела теперь так, будто по ней пронесся ураган. Она смутилась, когда они вошли. Кэтлин пробормотала извинение, дала Лауре какой-то напиток, а сама поднялась наверх переодеться.

Когда она спустилась, Одри сидела в гостиной на диване, голова Лауры лежала у нее на коленях, и она гладила волосы девушки.

— Очень некрасиво так поступать. — Лаура рыдала. — Моя мама считает, что мне надо перешагнуть через это. Говорит, что надо принимать вещи такими, какие они есть. Потому что на холостяцких вечеринках бывают весьма экзотические танцы, и все мужчины делают подобные вещи, когда представится случай.

— Вещи, подобные чему? — почти непроизвольно спросила Кэтлин.

Одри сухо ответила:

— Разве она не рассказывала тебе? Вкратце все выглядит так: само исполнение экзотического танца вызвало бы смущение даже у клиентов публичного дома среднего пошиба. А Джек был старательным участником.

— За три дня до свадьбы, — мрачно проговорила Лаура. — И он пачкался с…

— В загородном клубе? — Голос Кэтлин перешел на визг.

Одри кивнула.

— Ну если это подтвердится, — пробормотала Кэтлин, — он будет выброшен из членов клуба. Завтра я поговорю об этом с Маркусом.

Она внезапно прервала себя, вспомнив, что завтра собиралась поговорить с Маркусом о кое-каких вещах. И перед свиданием она должна четко представлять себе, что собирается ему сказать и что сделать.

В данный момент она знала только одно — это будет разговор не из приятных.

В полночь они закончили обзванивать гостей, приглашенных не из Спрингхилла, по Лауриному списку и решили, что до завтрашнего утра больше ничего не сделаешь. Одри уложила Лауру на кровать в комнате Кэтлин — комната для гостей давно уже была заставлена ящиками и коробками — и спустилась вниз.

— Разве то, что у мужчины есть какие-то деньги, уже делает его хорошим мужем? — проговорила она устало. — Что за безрассудство пытаться управлять жизнями наших детей. Какие бы ошибки они ни делали, становится еще хуже, если мы пытаемся поучать их. — Она испуганно взглянула на Кэтлин и резко поднялась. Похоже, она сказала больше, чем хотела. — Пожалуй, я приготовлю еще одну чашку чая. Ты хочешь, Кэтлин?

Пенн был прав. Мама не любит Маркуса. Она даже шепотом не обмолвилась мне об этом, не верит, что может изменить мое мнение, или, напротив, уверена: любая попытка повлиять на меня только ухудшит положение. Она убеждена, что свадьба с Маркусом будет моей ошибкой…

А как я сама? Что я теперь об этом думаю?

Кэтлин пошла спать; не совсем уверенная, что может ответить на такой вопрос, и поднялась, едва забрезжил рассвет. Лаура еще спала на соседней кровати. И хотя девушка хмурила во сне брови, видя, возможно, мучительные, тревожные сны, Кэтлин не разбудила ее.

В махровом купальном халате и ярких клетчатых тапочках она спустилась вниз, чтобы позвонить священнику и попросить его наклеить на дверях церкви объявление: было ясно, что до начала венчания они не смогут обзвонить всех гостей. Кэтлин решила, что будет считать себя счастливой, если успеет задержать доставку свадебного торта. Вчера ей не удалось дозвониться кондитеру. Что же касается картонных коробок со свечами, то ими уже забит придел церкви. Свечи словно приготовились символизировать огонь новой любви…

Из сада раздался резкий лай Шнуделя, и Кэтлин пошла, чтобы его впустить. Но, оказывается, он протестовал против вторжения полдюжины молодых мужчин, идущих по садовой дорожке. За углом дома Кэтлин увидела стоящий на подъездной аллее арендованный грузовик.