Основными каналами поступления взрывчатых материалов в незаконный оборот являются: хищения из воинских частей, вывоз из зон боевых действий, а также кражи на объектах горнодобывающей промышленности и строительных организаций, использующих взрывчатые материалы при проведении взрывных работ.1

В настоящее время на территории России производство взрывчатых веществ осуществляется на 33 предприятиях, из них ВВ промышленного и военного назначения изготавливаются на 27. Значительная часть запасов ВВ сосредоточена на объектах хранения Госкомрезерва России. Работы с ВВ выполняются 1182 организациями почти на 5000 промышленных объектах. В официальном обороте взрывчатых материалов задействовано около 400 тыс. человек. Очевидно, назрел вопрос об усилении контроля за законным оборотом ВВ, в частности, организации более плотного оперативного прикрытия подобных объектов, паспортизации лиц, имеющих доступ к работе с ВВ. Возможно, следует рассмотреть возможность сокращения числа организаций, работающих с ВВ за счет централизации этой деятельности.

Следует иметь в виду, что хищение или иное незаконное приобретение взрывчатых веществ и взрывных устройств, их хранение и ношение, характеризует повышенную общественную опасность виновного. Если лицо, нарушающее правовой режим огнестрельного или холодного оружия, иногда руководствуется «оправдывающими» (хотя бы в моральном плане) мотивами: коллекционирование антиквариата и образцов, представляющих конструктивный или исторический интерес, цель самообороны, память об отце и т. д., то обладатель взрывчатки и взрывных устройств, практически всегда преследует преступную цель.

Даже наиболее часто встречающиеся «самооправдывающие» объяснения цели владения взрывчаткой: глушить рыбу, продать для улучшения материального положения, тоже носят криминальный характер.

Исключения из этого правила носят единичный характер. Описан случай, когда работница предприятия по производству взрывчатых веществ похитила из коробки с бракованной продукцией две тротиловые шашки весом 39 граммов каждая, собираясь использовать их для приготовления лечебных мазей. Она была осуждена к условной мере наказания, но впоследствии по предложению Верховного Суда дело было рассмотрено в порядке надзора и прекращено за отсутствием состава преступления.

Следует отметить, что несмотря на повышенную общественную опасность перечисленных действий, суды либерально относятся к виновным, очень часто вынося чрезмерно мягкие приговоры. Так, гражданин 3., приобретя у неустановленного лица гранату «Ф-1», около месяца хранил и носил ее при себе, однажды вечером принес гранату в кафе и стал показывать своему знакомому, но при этом был задержан сотрудниками милиции. Осужден к 2 годам условно.

Гр-н Ц. за незаконное хранение трех 200-граммовых тротиловых шашек и средств взрывания – трех капсюлей-детонаторов и двух отрезков огнепроводного шнура осужден к 4 годам условно. Перечень подобных примеров можно продолжать и продолжать.

Подводя краткие итоги изложенному выше, можно сделать следующие выводы:

1. Взрывчатые вещества и взрывные устройства являются основным оружием террористов и позволяют совершать наиболее резонансные преступления, влекущие массовые жертвы и дестабилизирующие обстановку в обществе.

2. Незаконный оборот их не имеет никаких «оправдательных» мотивов и, как правило, свидетельствует о приготовлении к особо тяжкому преступлению, в частности к терроризму.

3. Либеральная судебная практика по делам о незаконном обороте ВВ и ВУ не соответствует современной криминологической ситуации и не способствует целям ни общей, ни специальной превенции.

Данные выводы позволяют высказать вытекающие из них предложения:

1. Необходимо резко усилить контроль за законным оборотом ВВ и ВУ, с тем, чтобы предотвратить их утечку в криминальный оборот.

2. Следует предусмотреть уголовную ответственность за незаконный оборот ВВ и ВУ в отдельной статье УК, установив за эти действия санкции до 15-20 лет лишения свободы.

3. Желательным было бы принятие Верховным Судом Российской Федерации руководящего разъяснения о недопустимости назначения либеральных мер наказания по делам о незаконном обороте ВВ и ВУ.

Конечно, все предложенные меры могут дать положительный результат только при общем оздоровлении обстановки в стране: создание атмосферы дисциплины и порядка, повышение компетентности и ответственности руководителей, ликвидация коррупции на всех уровнях власти и управления.

6. Проблемы правовой и экспертной оценки оружия как орудия преступления

Для всякой науки, в том числе и юридической, характерным является наличие более или менее развитой системы научных понятий. Тем большая потребность в этом имеется у дисциплин, использующих терминологию других отраслей знаний – технических, естественно-научных, медицинских.

Точность и четкость понятий способствуют лучшему усвоению основных положений конкретной отрасли права, напротив, их расплывчатость и двойственность порождают логические и смысловые противоречия. В частности, такое положение издавна наблюдалось при применении уголовно-правовых норм, касающихся оружия как орудия преступления При этом диспозиции соответствующих статей УК РСФСР 1960 года (91 ч. 2 п. «б»; 146 ч. 2 п. «б»; 206 ч. 3 и т. д.) не давали исчерпывающего перечня свойств, которые должны быть присущи перечисленным орудиям преступлений, и не содержали соответствующих определений. Даже «базовая» 218 статья УК РСФСР не раскрывала содержания понятий огнестрельного и холодного оружия, прибегая к ограничивающему уточнению в первой части – «кроме гладкоствольного охотничьего» и к примерному перечню во второй – «ношение, изготовление или сбыт кинжалов, финских ножей или иного холодного оружия».

Аналогичный подход сохранился и при конструировании норм, содержащих упоминание об оружии в действующем УК РФ 1996 года. В них по-прежнему упоминается «оружие, или предметы, используемые в качестве оружия» (ст. 162 ч. 2 п. «г»; 206 ч. 2 п. «г»; 213 ч. 3 и т. п.), «огнестрельное оружие» (ст. 205 ч. 2 п. «в»; 212 ч. 1; 222 ч. 1 и т. п.), «холодное оружие» (ст. 222 ч. 4), к уже известным видам оружия добавилось «газовое оружие» и «метательное оружие» (ст. 222 ч. 4).

Анализ текста приведенных выше правовых норм позволял сделать вывод, что содержащиеся в них понятия средств совершения преступления относятся к категории оценочных. А следовательно, в каждом конкретном случае органы предварительного следствия и суды должны были выносить свое суждение по поводу того, является ли орудие совершения преступления оружием (огнестрельным, холодным, газовым или метательным), предметом, специально приспособленным для нанесения телесных повреждений, либо предметом, используемым в качестве оружия.

Это суждение должно быть четким и недвусмысленным, так как за незаконное изготовление, ношение и сбыт оружия наступала уголовная ответственность, а аналогичные действия в отношении предметов, приспособленных для нанесения телесных повреждений или используемых в качестве оружия, таких последствий не влекли.

Правовое понятие оружия до 1993 года отсутствовало. 20 мая 1993 года был принят Закон РФ «Об оружии», а 13 ноября 1996 года принят более развернутый Федеральный закон РФ «Об оружии», в которых даются как родовое понятие оружия, так и понятия его разновидностей: огнестрельного, холодного, газового и метательного оружия. Однако сложившаяся до 1993 года практика восполнения пробела в праве заимствованием технико-криминалистических критериев относимости изделия к категории оружия, по инерции, либо в силу недостаточной профессиональной подготовки дознавателей, следователей и судей (а скорее вследствие взаимодействия этих причин) продолжает существовать. Использование технико-криминалистических категорий в конкретном деле осуществляется путем назначения экспертизы вещественного доказательства.

В литературе справедливо отмечалось, что «прежде чем деяние будет признано преступлением, а его совершивший человек – преступником, они отбираются по юридическим, управленческим и многим другим соображениям, а затем помещаются, как в „черный ящик", в механизм уголовной юстиции, откуда в результате сложных процедур поступает обоснованный правовым образом ответ – положительный или отрицательный – о юридической допустимости квалификации деяния как преступного».