Я посидела с ним еще полчаса, болтая обо всем, что могло его интересовать. Фрэн всегда верила, что с больными в бессознательном состоянии нужно беседовать, ведь неизвестно, способны ли они хотя бы иногда слышать. Если так, каждое сказанное слово будет возвращать к жизни тех, кто еще может выздороветь.

Уходя из больницы, я с облегчением подумала, что все неотложные дела на сегодня закончены. Как хорошо, что нет нужды бегать по жаре, можно почитать воскресные газеты, выпить с мамой чашку кофе, а позже покопаться вместе с ней в цветочных клумбах. А еще у меня есть новый музыкальный альбом Бет Нильсен Чепмен, который я приберегу до вечера и послушаю, когда буду готовить себе на ужин ризотто с грибами.

Я валялась на диване, перелистывая газетное приложение, когда позвонил отец Берк — после мессы я оставила сообщение на его автоответчике.

— Спасибо, что перезвонили, святой отец. Хотела спросить, у вас ли еще документация по строительству нашей церкви. Меня интересует витражное окно с Девой Марией. Я так понимаю, что тогда оно и было установлено.

— Верно, в 1900 году или около того. Документы до сих пор сохранились, в основном счета на оплату. Насколько помнится, все деньги для окна поступили от одной-единственной благотворительницы — некой мисс Кэтрин Дьюнан. Она была последним живым представителем этого семейства, одного из старейших в Каслбойне.

— А не знаете, кто принимал решение о сюжете будущей картины?

— Думаю, что священники прихода и комиссия по строительству церкви предложили тему и всю известную им информацию о нашей святыне передали в витражную мастерскую. А оттуда им прислали эскиз на утверждение.

— А как же благотворительница? Она ведь тоже могла высказать свое мнение.

— Возможно, она и принимала участие, хотя не представляю, в чем оно заключалось.

— Среди бумаг вам не попадались письма или рисунки, имеющие отношение к проекту?

— Не припомню, но обязательно поищу то, что вас интересует.

На случай, если, пообещав содействие, он попытается со мной торговаться, я сразу же лишила его такой возможности.

— Ценю вашу помощь, святой отец. Кстати, завтра Национальный музей забирает статую и перевозит в Дублин. Все переговоры о ее будущем придется вести через сотрудника музея Мюриэл Бланден.

— Уже завтра? Вы меня огорчили.

Он явно винил меня за то, что статую увозят.

— Все по закону, святой отец.

— Жаль. Значит, пора поискать другое решение.

— Политическое вмешательство?

— Зачем? Божественное провидение.

В тот день не только отцу Берку ничего не оставалось, как воззвать к помощи Всевышнего. Время близилось к шести; я нарезала тонкими ломтиками грибы для ризотто, когда позвонила Кора Гейвин и сообщила, что у Терри дела плохи — началось заражение крови, давление ниже плинтуса, почечная недостаточность. Выручает диализный аппарат. Если удастся определить причину интоксикации крови, остается гипотетический шанс ему помочь. Но на данный момент прогноз — хуже некуда: еще немного, и откажут все жизненно важные органы.

— Неужели ничего нельзя сделать? Специалиста какого-нибудь пригласить?

— Все, что возможно, уже сделали, все варианты рассмотрели, поверь мне.

— Я могу как-то пригодиться?

— Разыскала его родственников?

— Пока никого.

— Придется обратиться в полицию. Пусть ищут по своим каналам.

— Я хочу помочь Терри.

— Тогда помолись за него, — посоветовала Кора.

ГЛАВА 13

В понедельник утром, в начале девятого, я, приняв душ, одевалась, когда позвонила палатная сестра из больницы. Состояние Терри оценивалось как критическое, и весь занимавшийся им лечебный персонал собирался на совещание. Поскольку родных отыскать не удалось, получалось, что я самый близкий ему человек, и они хотели сообщить мне свое решение. Проглотив на ходу чашку чаю, я поехала в больницу Святого Лоумана, а там, предупредив дежурную медсестру, прошла в комнату ожидания рядом с палатой интенсивной терапии.

Примерно десять минут спустя вошла Кора Гейвин, а за ней мужчина с блестящими, как осколки обсидиана, глазами и черной волнистой бородой ассирийской статуи.

— По-моему, Иллон, ты уже имела дело с доктором Хади Абдулмаликом, — представила Кора своего коллегу.

Я бы не назвала рукопожатие Абдулмалика крепким, но вялым оно тоже не было.

— Добрый день, — вежливо сказал он и отступил к двери, пропуская Кору вперед.

С официальным выражением лица Кора села подле меня.

— Боюсь, состояние мистера Джонстона со вчерашнего вечера ухудшилось. У него септический шок… — Она посмотрела на коллегу.

Абдулмалик не сводил глаз с окна на противоположной стене.

— Сердце, легкие, печень и почки поражены бактериальными токсинами. Наступила необратимая полиорганная недостаточность. Почечная функция компенсируется диализной машиной, дыхательная — аппаратом искусственного дыхания. Сепсис нарушил работу мозга, и едва ли к нему вернется сознание, даже когда мы прекратим поддерживать жизненные процессы в организме. — Ни разу, пока он рисовал пугающую картину, доктор Абдулмалик не взглянул в мою сторону.

— Вы хотите сказать, что, если его отключат от диализа и искусственного дыхания, он умрет? — Я перевела взгляд на Кору.

— Ничего не поделаешь, — вздохнула она. — Так или иначе, летальный исход неизбежен.

— И в подобных случаях нужно согласие ближайших родственников?

— Как правило. Между прочим, к нему утром кто-то приходил. Дежурной сестре показалось, что посетитель говорил с английским акцентом. Мы не знаем этого человека — он ушел и больше не возвращался. Нам неизвестно вероисповедание мистера Джонстона, если он вообще верующий, но у него побывали представители обеих христианских конфессий в городе.

Наступила тишина. Врачи ждали, чтобы я дала согласие на их решение, хотя, вероятно, имели законное право обойтись и без него. Просто из уважения к пациенту старались соблюсти формальности.

Как большинство старших детей в семьях, я знала, что однажды могу столкнуться с такой же ситуацией в отношении одного из своих родителей — судя по всему, отца. Но Терри Джонстон… Ничего подобного я не ожидала. Я почти не знала его. Он был ненамного старше меня. Что давало мне право решать — жить ему или умереть? В конце концов, я не могла в этом участвовать уже как работодатель, особенно если выяснится, что он заразился на раскопках.

И откуда у них такая уверенность, что ему не станет лучше, что сделано все возможное? Вдруг он поправится? Неужели нельзя подождать еще день или два?

А что изменится?

Ровным счетом ничего. Все это понимают.

— Мне бы хотелось побыть с ним, — попросила я.

Они обменялись взглядами.

Кора взяла меня за руку.

— Конечно. Только подожди немного, пока его уложат поудобнее… Что с тобой, Иллон?

Мне в голову пришла одна мысль, и я крепко стиснула руку Коры.

— Если у него шок от заражения крови, тогда, может быть, он заразился септической формой чумы? — Первично-септическая чума была наиболее скоротечным летальным проявлением той же болезни.

— Ни одной из разновидностей чумы у него нет, — сказал Абдулмалик.

— Мы до сих пор затрудняемся диагностировать инфекцию, — призналась Кора. — Но причина катастрофических последствий известна…

В кармане у нее зазвенел пейджер. Она прочла сообщение, сняла трубку внутреннего телефона на стене и куда-то позвонила.

— Остановка сердца в отделении экстренной помощи, — сказала она Абдулмалику, вешая трубку, и посмотрела на меня. — Сестра пригласит тебя в палату к мистеру Джонстону. Продолжим наш разговор, как только разберемся с поступившим в отделение больным.

Казалось, Терри мирно спит, вытянув руки по швам. Он был один, в комнате царила тишина. Все трубки и провода, тянувшиеся от него, уже убрали.

Кроме стула, в палате стоял лишь желтый контейнер для клинических отходов — уходя, я положу в него защитную одежду, в которой вошла.