2. ВЕЧЕРНИЕ ТЕРЦИНЫ
Вот, наконец, свободен и один,
Могу отдаться я любимой думе,
Часов вечерних грустный властелин.
В дневном, в мучительном, в докучном шуме
Я не живу, я там как в полусне.
Я — только здесь в безбрежности раздумий.
Лишь здесь легко спускаются ко мне,
Как бабочки к огню свечи балконной,
Те мысли, что живут лишь в тишине.
Неотразимостью их потрясенный,
Каким проклятьем, горьким и глухим.
Кляну я день свой, снова завершенный!
Да, прожит день и был он трудовым,
Как каждый день, как сонмы дней привычных,
Идущих вспять, влачащихся как дым.
Средь мелочей, забавных и трагичных,
Проходит жизнь, а сзади, в прожитом –
Лишь серый дым дней тупо-безразличных.
Всю нашу жизнь уродуя трудом,
Как тонкий стан суровою сермягой,
Какой ценой себя мы продаем!
В нас притупляется вся гордость и отвага.
Всем мы безумно жертвуем труду,
Поденщики общественного блага…
О, вечер, как томительно я жду
Весь долгий день минуты лучезарной,
Когда в тебе забвенье я найду.
И вот ты здесь, прозрачный и янтарный.
Что ж не доходит мир твой до меня,
Зачем в душе все тот же гул базарный,
Наследие бессмысленного дня?
3. ДНИ УМИРАНИЯ
Давно и тихо умирая,
Я — как свеча в тяжелой мгле.
Лазурь сияющего рая
Мне стала явной на земле,
Мне стали странно чужды речи,
Весь гул встревоженных речей.
И дни мои теперь — предтечи
Святых, вещающих ночей.
Звучат мне радостью обета
Мои пророческие сны.
Мне в них доносятся приветы
Святой, сияющей весны.
Я тихо, тихо умираю.
Светлеет отблеск на стене.
Я внемлю ласковому раю
Уже открывшемуся мне.
Какой-то шепот богомольный
Иль колыханье тихих нив,
Иль в синем небе колокольный,
Влекущий радостный призыв.
4. В ПЛЕНУ
Задумчивый по улицам ходил я много раз.
Как близкого приветствовал меня дрожащий газ.
И я смотрел доверчиво на цепи фонарей,
На тихое сияние закатных янтарей.
И все казалось призрачным средь неподвижных стен,
Закутанным, захваченным в какой-то тайный плен.
С безмолвным пониманием глядящим в глубину,
Любовно убаюканным в ласкающем плену.
Порой бывали огненны и жутки вечера.
Казалось, срок исполнился, — последняя пора.
Бежали неба красного, теснились возле стен,
Боялись, что разрушится наш бестревожный плен.
Но вновь спускалась призрачность укромной тишины,
И снова все лелеяли ласкающие сны,
И снова тени тихие, уставшие от дня,
Отдавшись грезе трепетной, скользили близ меня.
Когда вечерним сумраком сменялась бирюза,
У них бывали грустные, бездонные глаза.
И руки слабо-белые без жизни и без сил,
И эти руки слабые я трепетно любил.
И стал я тоже призрачным, как тени вкруг меня,
Как эти тени бледные, боявшиеся дня.
С душой, навек отдавшейся мечте и тишине,
Бегущей жизни красочной, живущей лишь во сне.
И в счастье беспредельное с тех пор я погружен.
Сливаюсь с миром призраков, сам обращаюсь в сон.
С благоговейным трепетом лелею тишину,
Навеки убаюканный в ласкающем плену.
5. ПЕСНЯ О ВЕЧЕРНЕМ ЗВОНЕ
Ev. Matth. 6.25-33
I
Снова звон, равномерный, ласкающий,
Успокоенный, радостный звон.
Над усталой душой простирающий
Кружевной и серебряный сон.
Сердце плакало горьким рыданием
О неделе тупого труда,
Светлый звон прозвучал обещанием,
Обещание то — навсегда.
Чтоб расцвесть — надо быть в одиночестве,
Надо бросить позорящий труд.
Надо верить, что в тихом пророчестве
Звуки счастье душе принесут…
II
Было сказано нам: Посмотрите на лилии,
Как наряд их нетленно-красив,
В ежедневном труде, в ежедневном усилии
Гаснет медленно каждый порыв.
Звуки, мирные звуки поют о смирении.
Веры нет — и душа смятена,
И поэтому труд и в труде — унижение,
И вся жизнь как гробница темна.
Надо быть как цветы, как прекрасные лилии.
Без забот о дневном, о себе.
Надо в тихом безмолвии, в светлом бессилии
Покориться, поверить судьбе.
Надо в душу принять этот тихий, ласкающий,
Этот поздний и радостный звон.
Над усталой душою светло простирающий
Кружевной и серебряный сон.