Я с трудом узнала Анну во всем этом обмундировании, которое мы взяли у племянника тренера. Не скажешь, например, что она единственная девочка на льду. Не скажешь, что она на два года младше остальных игроков.

Мне было интересно, слышит ли Анна в шлеме крики болельщиков или она думает только о том, чтобы отразить все атаки, концентрируясь на движениях шайбы и взмахах клюшек.

Джесси и Брайан сидели на краешках сидений. Даже Кейт, которая так не хотела идти, увлеклась игрой. Действие с бешеной скоростью перемещалось от дальних ворот к воротам Анны. Центральный игрок передал пас на правого, который понесся под крики трибун. Анна сделала шаг вперед, зная, куда полетит шайба, до того как произошел удар. Ее колени были вывернуты внутрь, а локти торчали наружу.

– Невероятно, – сказал мне Брайан после первого периода. – Она прирожденный вратарь.

Я могла сказать ему то же самое. Она столько раз спасала наши ворота!

Когда в ту ночь Кейт проснулась, у нее шла кровь из носа, из прямой кишки и из уголков глаз. Я никогда не видела столько крови. Пытаясь остановить кровотечение, я думала, сколько крови она еще может потерять? Когда мы ехали в больницу, она была возбуждена, ничего не понимала и наконец потеряла сознание. В больнице ее накачали плазмой, кровью и тромбоцитами, чтобы восполнить потерю крови, которая не переставая текла из нее. Ей ввели лекарство, предупреждающее гиповолемический шок, и интубировали. Потом сделали компьютерную томографию мозга и легких, чтобы увидеть, насколько распространилось кровотечение.

Хотя мы уже не в первый раз приезжали среди ночи в отделение скорой помощи и не в первый раз у Кейт проявлялись неожиданные симптомы, мы с Брайаном знали, что так плохо еще не было. Кровотечение из носа – это одно, сбой в работе организма – другое. Кроме того, сейчас у нее была еще и сердечная аритмия. Из-за потери крови мозг, сердце, печень, легкие и почки не получали необходимого кровоснабжения.

Доктор Шанс провел нас в маленькую комнатку в дальнем конце детского отделения интенсивной терапии. Стены в ней были разрисованы ромашками. На одной из стен был изображен червяк, поделенный на дюймы, чтобы можно было измерить рост. Возле него была надпись: «Каким же я вырасту?»

Мы с Брайаном сидели очень тихо, будто за хорошее поведение нас должны были наградить.

– Арсеник? – переспросил Брайан. – Но это же яд.

– Это абсолютно новый метод лечения, – объяснил доктор Шанс. – Препарат вводят внутривенно от двадцати пяти до шестидесяти дней. На данный момент еще не зарегистрированы случаи полного выздоровления. Но это не значит, что в будущем этого не произойдет. Сейчас на графике продолжительности жизни нет даже пятилетней отметки – настолько это новый метод. Кейт прошла переливание пуповинной крови, пересадку аллогенного органа, облучение, химиотерапию и курс лечения третиноином. Она прожила на десять лет дольше, чем можно было ожидать.

Я поймала себя на том, что уже киваю.

– Делайте, – решила я, а Брайан опустил голову.

– Мы можем попытаться. Но вопреки всем ожиданиям, кровотечение может уменьшить эффективность арсеника, – предупредил нас доктор.

Я смотрела на червяка на стене. Сказала ли я Кейт, что люблю ее, когда вчера укладывала спать? Я не помнила. Я совсем ничего не могла вспомнить.

После двух часов ночи я потеряла Брайана. Он куда-то вышел, когда я уснула возле кровати Кейт. Прошел час, а его все не было. Я спросила у медсестры, не видела ли она его. В кафе и в мужском туалете никого не было. Наконец я нашла его в крошечном портике, названном в честь какого-то бедного умершего ребенка. Это была светлая комната с пластиковыми растениями, где пациенты могли побыть одни. Он сидел на уродливой кушетке, обитой коричневым вельветом, и что-то быстро писал синим карандашом на обрывке бумаги.

– Эй, – тихо позвала я, вспомнив, как дети все вместе рисовали на кухонном полу, а карандаши лежали между ними, как дикие цветы. – Меняю свой желтый на твой синий.

Брайан испуганно взглянул на меня.

– Кейт…

– С ней все в порядке. Вернее, все по-прежнему.

Стэф, медсестра, уже сделала ей первую инъекцию арсеника. Она также перелила ей два пакета крови, чтобы восполнить потерю.

– Может, нужно забрать Кейт домой? – сказал Брайан.

– Конечно, мы…

– Я имею в виду – сейчас. – Он сцепил руки. – Мне кажется, она хотела бы умереть в своей постели.

Эти слова взорвались между нами, как граната.

– Но она не…

– Да. – Он посмотрел на меня, его лицо исказилось от боли. – Она умирает, Сара. Она умрет, сегодня или завтра, или через год, если нам повезет. Ты слышала, что сказал доктор Шанс. Арсеник не лекарство. Он просто отложит то, что должно произойти.

Мои глаза наполнились слезами.

– Но я люблю ее, – произнесла я, потому что этой причины было достаточно.

– Я тоже. Слишком сильно, чтобы все это продолжать.

Бумага, на которой он писал, выскользнула из его рук и упала к моим ногам. Я первая подняла ее. Она вся была исчеркана и в мокрых пятнах от слез. «Она любила, как пахнет весна, – прочитала я. – Она могла у любого выиграть в карты. Она могла танцевать, даже когда не играла музыка». На обороте тоже были слова: «Любимый цвет: розовый. Любимое время дня: сумерки. Любила перечитывать книгу «Где живут дикие существа» снова и снова и до сих пор знает наизусть».

У меня на голове зашевелились волосы.

– Это что… эпитафия?

Брайан уже тоже плакал.

– Если я не сделаю этого сейчас, то, когда придет время, я просто не смогу.

Я покачала головой.

– Еще не время.

В половине четвертого ночи я позвонила сестре и, только услышав ее голос, сообразила, что Занна, как все нормальные люди, в это время еще спит.

– Что-то с Кейт?

Я кивнула, хотя она не могла видеть этого.

– Занна?

– Да?

Я закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы.

– Сара, что случилось? Мне приехать?

Горло сдавило так, что трудно было говорить. Эта правда могла удушить меня. Когда мы с Занной были детьми, между нашими спальнями был общий коридорчик и мы постоянно ругались из-за того, что я хотела, чтобы там горел свет, а Занна – нет. «Накрой голову подушкой, – говорила я ей. – Ты можешь сделать себе темноту, а я не могу сделать свет».

– Да. – Я уже плакала по-настоящему. – Пожалуйста.

Несмотря ни на что, Кейт перенесла десять дней интенсивной терапии и лечения арсеником. На одиннадцатый день она впала в кому. Я решила сидеть рядом с ней всю ночь, на случай если она придет в себя. Я просидела ровно сорок пять минут, когда позвонил директор школы, где учился Джесси.

Оказывается, жидкий натрий хранится в школьной лаборатории в маленьких контейнерах с маслом, потому что он немедленно вступает в реакцию с воздухом. Оказывается, он также вступает в реакцию с водой, в результате чего образуется водород и выделяется тепло. Оказывается, у моего девятиклассника хватило ума, чтобы это понять, поэтому он украл образец, спустил его в унитаз и взорвал канализационный коллектор.

Директор отстранил его на три недели от занятий. Этот человек был вежливым, поэтому спросил о Кейт, хотя фактически сообщил мне, что по моему старшему сыну плачет тюрьма штата.

– Думаю, ты понял, что водить машину больше не будешь?

– Ну и что?

– До сорока лет.

Джесси ссутулился еще больше, если такое было возможно, его брови еще ближе сдвинулись к переносице. Я попыталась вспомнить, когда упустила его из виду. Почему это произошло, ведь с ним было намного меньше проблем, чем с его сестрами?

– Директор – придурок.

– Знаешь что, Джес? В мире их полно. Всегда найдется кто-то. Или что-то.

Он посмотрел на меня.

– Ты можешь даже разговор о футболе перевести на Кейт. Мы въехали во двор больницы, но мотор я не выключила.