Меня обдала волна жара. Впредь я должен буду отвечать и за выполнение боевого задания, и за сбережение ратных людей, и за сохранение знамени, вверяемого мне от имени государя. Даже победа, но с утраченным стягом, омрачит государя — виновники в том подлежали наказанию. Готов ли я к этому?
Одоевский, видя мое смятение, помог мне справиться с охватившим меня волнением.
— Знаю, знаю о доблести и подвигах твоих на поле брани и верю в тебя, воевода Михайлов.
С этими словами князь сделал знак рукой, и вот в палатку воины внесли полковое знамя. Он бережно расправил полотнище.
Так близко мне еще не приходилось видеть боевой стяг. В центре большого полотнища — священный символ: православный — восьмиконечный крест о семи степенях» с подножием, по периметру — кайма. Древко завершалось навершием в виде креста.
— Сим священным знаменем по воле государя нашего, великого князя московского и всея Руси Василия Иоанновича жалуем полк твой для почета и как сборный знак во время сечи. Знамя — слава, честь и жизнь ратных людей! Храните верность боевой хоругви и не дайте на поругание ворогу. Оборонять до последней капли крови! Поручаю тебе, воевода, выбрать по нескольку добрых детей боярских, которые всегда у своего знамени обретаться будут и в бою даже до смерти не оставлять его, понеже весь полк при нем содержится. И того ради надлежит им клятву чинить! Возить знамя только в бою, а до бою в полке знамя возить знаменщикову человеку! Если же перед неприятелем уйдут они и знамя свое до последней капли крови оборонять не будут — оным шельмование будет, а когда поймаются — убиты будут.
Четкий торжественный голос князя Одоевского отдавался в моих висках, как набат.
— Да хранит вас Бог в смертном бою под этим священным хоругвием! Клянись, что верен государю и хоругви сей до смерти будешь!
Я подошел к полковому стягу, опустился на колено, перекрестился и поцеловал край полотнища.
— Клянусь оберегать знамя, не щадя самой жизни!
Я вышел из шатра и неожиданно наткнулся на боярина Плещеева.
— Ты уже здесь?
— Со вчерашнего дня, боярин.
— А мы только сегодня с ополчением подошли.
Мы пожелали друг другу удачи. Эх, был бы я сейчас в своем поместном ополчении — не пришлось бы бегать, натаскивая неопытных в ратном деле пеших воинов. Отвечать за себя да за проверенную дружину всегда проще.
Я поручил везти полковое знамя ждавшему меня Василию. Он гордо принял его, зардевшись от оказанного высокого доверия. В сопровождении Федора и выделенной князем охраны мы выехали в расположение моего полка в Крюково.
По дороге я раздумывал о наставлении князя. Знамена всегда воодушевляли воинов. Я вспоминал из курса истории Куликовскую битву. В день сражения, когда русское войско билось насмерть с ордой Мамая, в гуще страшной сечи развевалась хоругвь Дмитрия Донского. И этот стяг придавал русским воинам новые силы. Он как бы говорил: «Ваш полководец с вами, и с вами слава и сила родной земли!»
Издавна русские полки шли в бой с развернутым знаменем. Когда передний ряд дружинников врезался в строй ворога, скрежет железа, крики раненых, предсмертное ржание лошадей перекрывали команды военачальников. Но по реющему в самом пекле сражения знамени, по тому, где оно находилось, можно было определить, успешно ли идет бой. Его должны были видеть сражающиеся воины!
«Что дает силы, позволяет побороть страх идущим в атаку, на сабли и копья врага, русских воинов? Что защищали ратные люди великого князя и поместное ополчение в бесчисленной череде сражений, за что сражались, рисковали жизнью, терпели лишения, свершали подвиги?» — раздумывал я. И ответ на этот вопрос я находил в священных символах и образах русских — храмах, иконах, крестах, знаменах: брань воинская являла и продолжала брань духовную-
Русские воины верили, что великий князь есть исполнитель воли небесной: «Бой — дело Божье. Что угодно государю, то угодно Господу, служба государю — Божья служба!» И главным орудием победы русских воинов был Животворящий Крест Господень на боевом стяге.
Я взглянул на Василия. Он вез полковую святыню к сотням взявших в руки оружие русских людей, которые, возможно, уже завтра пойдут под боевым знаменем защищать свою землю от пришедших убивать беспощадных врагов.
Добравшись до своего полка, собрал бояр.
— Вот знамя полковое, которое нам вверил по велению государя князь Василий Семенович Одоевский. Под ним мы будем сражаться, если нападет враг.
Я выбрал из детей боярских знаменщиков и они принесли клятву охранять его денно и нощно, не щадя живота своего.
Несколько молодых людей боярских определил для рассылки воеводских приказов. Пора выступать!
— Выдвигаемся к деревне Крюково. Сюда уже не вернемся, потому вещи свои забрать. Я буду во главе колонны, за мной — пешие, а затем уж — конница. Денисий, бери десяток верховых, отвечаешь за дозор. Троих вперед, версты на три, остальных — слева и справа.
— Понял, воевода, выступаем.
— С Богом!
Пешие собирались и строились долго, конные были уже готовы.
Наконец-то выступили.
Колонна растянулась на полкилометра, и пыль от множества ног и копыт поднялась густым облаком, лезла в нос, забивала глаза и толстым слоем садилась на одежду. Но самое неприятное — она демаскировала нас, выдавала противнику наше движение, случись он быть невдалеке.
К вечеру мы добрались до деревеньки. Одно название, что деревенька — так, стоят три завалящих избенки.
На ночевку расположись возле нее.
Пока воины разводили костры, чтобы приготовить похлебку, я собрал бояр и выехал с ними на осмотр местности, или, говоря современным языком — на рекогносцировку.
Солнце уже садилось, но еще было видно окрестности.
Мы пересекли вброд небольшую безымянную речушку и остановились. Увиденное не вселяло надежд.
Перед нами расстилалась широкая — метров триста в ширину — лощина, постепенно, от реки, поднимающаяся вверх. С обеих сторон лощину подпирали два небольших холма, поросших редким кустарником.
— М-да, — вздохнул один из бояр, по-моему — Ковшов. — Если татары оттуда, — он показал рукой на лощину, — пойдут, да под уклончик разгонятся — не остановить их будет. Пеших сомнут просто.
Все удрученно молчали. Воины они были уже тертые и понимали, что позиция не из лучших.
— Зато и преимущество есть, — подал голос молодой боярин. — Холмы по бокам — не любят их татары. Их удел — степь. Чтобы скорость набрать да перед ударом стрелами закидать. По крайней мере, с боков не обойдут.
— Это ты верно подметил. А уж как не дать им ударить в лоб, наша забота. Думать будем.
— А чего думать? Предлагаю пешцев в две шеренги поставить поперек лощины. Татары ударят, замешкаются, пока прорываться станут — тут нам самое время и ударить конными, в сечу их втянуть.
— Э, не сдюжат ратники! Неопытные! — зашумели остальные, перебивая друг друга.
— У меня только пешие холопы, — сокрушенно заметил один из бояр. — Все ведь полягут, где новых брать?
— Предложи лучше!
— Стоп! Не будем спорить! — вмешался я. — Сейчас возвращаемся, едим и отдыхаем. А завтра с утречка встречаемся здесь, на этом же месте. Кто чего придумает, чтобы выстоять удалось — тому от выживших почет и уважение, да и государь, думаю, не обойдет щедротами. Так что — думайте, бояре.
Утром, едва поели кулеш, я вскочил на коня и переправился через речку. Почти сразу же подтянулись остальные.
Перед сражением важно было на общем совете — «помычке», обсудить расположение позиций полка и замысел боя.
По традиции начать обсуждение дислокации полка я предложил самым молодым боярам. Румяный и безбородый — почти юноша, боярин из-под Владимира, предложил выкопать поперек лощины ров.
— Ну что же, предложение твое серьезное, но пока невыполнимое. Представь, сколько лопат надо, да и ратники перед боем выдохнутся.
Второй заявил, что нужна поддержка пушкарей.
— Уже лучше, — подытожил я. — Только дай совет — где пушки взять?