«… Сын его приемный, именем Василий, примет после отца княжеское звание, и славен будет сей муж подвигами ратными. Много деяний со- вершит, будет в опале при царе Иоанне Васильевиче, да возвысится потом. И умрет в своей постели от старости в окружении детей и внуков…»
Ну, хоть одно предсказание оптимистичное!
Я перелистал страницу — пусто, другую — опять пусто. Странно! Книга толстая, а заполнены три страницы всего. Никак не должно такого быть. А может, каждый видит в ней лишь то, что написано на роду только для него и для самых близких ему людей? А другие люди увидят иное, свое?
Я вскочил на ноги и стал возбужденно ходить по комнате. Тяжко знать свою судьбу и своих близких. Не стоило мне искать эту книгу. Будут теперь предсказания будущих горестей и неминуемой кончины в конце жизненного пути давить, подобно дамоклову мечу, нависавшему на конском волосе над главой древнегреческого героя во время пира… Правда, Дамоклу было еще хуже — ему не было дано знать, когда оборвется волос. Однако и ожидание грядущей опасности куда тягостнее ее самой…
Первой мыслью было: «Сжечь ее?» Нет, поспешное решение. Надо спокойно поразмыслить. А вот что я сделаю — подарю-ка я ее настоятелю Савве. Про себя я уже все узнал, пусть теперь он сон потеряет… Слишком сильны впечатления.
Гляну-ка я еще раз. Я открыл книгу вновь, но все страницы были девственно чисты. Да что за непонятки такие? Я перелистал еще раз — пусто! Исчезли буквы и слова, словно их и не было. Книга-то действительно не простая!
Я положил книгу обратно в сундучок, оседлал коня и галопом помчался в Спасо-Прилукский монастырь.
На стук в ворота открыл окошко знакомый монах.
— Не вызывал настоятель.
— Я сам, без вызова. Подарок настоятелю привез.
— Проходи тогда, дорогу знаешь.
Я прошел в палату к настоятелю и застал его коленопреклоненным перед иконой. Увидев меня, настоятель кивнул и, завершив молитву, встал.
— Здравствуй, Георгий! Неожиданно появление твое. Случилось чего?
— Случилось, отец Савва.
Я поставил сундучок на стол и вытащил из него книгу.
— Сегодня в подземелье нашел! Прочти, но помни — сможешь это сделать только единственный раз, — предупредил я настоятеля.
Настоятель взял книгу в руки, зачем-то понюхал, поставил поближе свечи. Провел ладонью по обложке, открыл книгу и начал читать.
Лицо его по мере чтения менялось — сначала приняло удивленный вид, потом побледнело. Странно! Обычно лицо его остается невозмутимым и никакие чувства на нем не отражаются.
Настоятель захлопнул книгу, посидел, закрыв глаза. Видимо, то, что он прочел, сильно его потрясло.
Наконец, он открыл глаза, раскрыл книгу еще раз, стал листать — страницы были пусты.
Охрипшим враз голосом он спросил:
— Читал о себе?
— Да!
— Удивлен?
— Сильно!
— Вот и я немало. Оставишь книгу мне?
— Дарю. Страшно читать о себе и близких.
— Да, не каждый, прочитав о своей судьбе, останется в твердом разуме. Больше ничего в подземелье не было?
— Немного злата-серебра, — ответил я, снова утаив до поры от Саввы наличие древнего манускрипта.
Настоятель помолчал.
— Книгу не иначе, как ангелы писали, под водительством Всевышнего.
— Не могу сказать, не знаю.
— Я знаю! — неожиданно рявкнул Савва. — Я не спрашивал, я утверждал.
— Прости невежество мое, святой отец, виноват.
— Да не виноват ты. Редкостную книгу мне доставил, хвалю. Но о том — молчок.
— А то ты меня не знаешь, настоятель!
— Людей хорошо знаю, потому и прошу. Ступай, устал я что-то.
Я поклонился, настоятель осенил меня крестом, и я удалился.
Ехал домой уже в сумерках и размышлял. Нельзя ли как-то обмануть судьбу? Получалось ли эхо у кого-нибудь? Наверное — нет. И спросить не у кого, даже Савва не ответит на этот вопрос.
Лену жалко. Ну, хоть с Васяткой определилось. А вот как она! Останется одна, да еще и эпидемия чумы свалится.
В душе пусто, как после битвы. Сидишь, отходишь от сечи, и — никаких чувств. Нет радости ни от того, что в живых остался, ни от победы. Одна пустота и оглушение.
Но пройдет немного времени, и возвращаются запахи и краски мира, появляются чувства. Жизнь продолжается!
Теперь я знал главные вехи судеб — и своей, и своих близких. А полученное знание ко многому обязывает…
Мне стало легче. Я подъезжал к дому, к людям, ставшим мне дорогими в суровую эпоху правления великого князя Василия.
ГЛАВА V
Несколько дней я ходил под впечатлением от прочитанного в Книге судеб. Эх, простофиля, торопился прочитать, перескакивая с одной строчки на другую. А надо было читать медленно, вдумчиво. Хотя кто же знал, что текст можно прочитать только единожды, что затем я увижу только пустые страницы? Но сделанного не вернешь, чего теперь кручиниться?
Все валилось из рук, ничего не хотелось. Зря я так стремился прочесть свою судьбу. Теперь вот хожу как в воду опущенный.
От нечего делать решил разобрать золото- серебро, что до сих пор лежало в мешках. Как доставили их от колодца, ведущего в подземелье, так они и валялись у меня в кабинете.
Нехотя я вытащил мешки из угла, развязал тесемки, начал выкладывать на стол находки из подземелья. В первом мешке — чаши, ендовы, круглый серебряный поднос. Во втором — кольца, перстни, височные кольца, браслеты, шейные цепочки — все из золота. Оно уже потускнело от времени. А в третьем я увидел диковинную брошь из золота в виде ящерки, вместо глаза — зеленый камень. Яхонт или изумруд? В камнях драгоценных я разбирался плохо.
Я покрутил в руках занятную вещицу, полюбовался. Сделана она была мастерски — чувствовалась рука большого художника-ювелира. Я потер украшение о штаны и посадил ящерицу на рукав рубахи. Солнечный луч на мгновение упал ей на глаз, и камень заструился отраженным зеленоватым светом. Как завороженный я любовался старинным украшением, ощущая, что мое настроение начинает понемногу улучшаться. Красота!
Я позвал Лену.
Открылась дверь, и Лена, не зная, чем я здесь занимался, обвела изумленным взглядом мешки и россыпь украшений на столе. Тут она заметила ящерку на моем рукаве, подошла ко мне и застыла в восхищении.
— Нравится? — улыбался я, довольный произведенным впечатлением.
— Ой, какая прелесть! Где взял?
— Это тебе подарок из глубины веков. Носи!
Ленка чуть не задушила меня в своих объятиях, покрывая лицо горячими поцелуями.
— А посуда откуда и чья?
— Теперь наша. Забирай и владей. А то, ежели гости высокие придут, а у нас и посуды дорогой нет.
— Как здорово! — восхищалась неизбалованная изыском и богатством Лена. Думаю, такое великолепие ей и прежде видеть не доводи- лось. — Сейчас кухарку кликну, вместе и перенесем посуду в трапезную. Там шкаф стоит, туда и поставлю.
Лена, напевая что-то веселое, вихрем унеслась по лестнице вниз. Я смотрел вслед сияющей от счастья жене и радовался — не зря мы столько трудились впотьмах в ходах и камерах подземелья! И в очередной раз подивился превратностям судьбы: драгоценности эти были из того самого заброшенного колодца, который едва не стал моей могилой…
Я стал потрошить последний мешок. Здесь уже разное было — фибула для плаща, маленькая нательная иконка-складень и прочая мелочь.
Я выбрал массивную золотую цепь довольно неплохой выделки и оттер ее до блеска. Затем вышел во двор и позвал Васятку, который занимался с воинами. Он подбежал — вспотевший, с горящими от азарта боевых занятий глазами.
— Звал, отче?
— Звал, сынок. Ну-ка, примерь на себя. — И я протянул ему цепь.
Васятка — впрочем, какой он Васятка — парубок уже, стало быть — Василий, боярский сын, воткнул саблю острием в землю, принял от меня цепь и надел на шею.
— Ну, как?
— По-моему, замечательно.
Нас обступили боевые холопы.
— О, с обновкой тебя! — поздравил Федька- заноза.
— Цепочка хороша, прямо — боярин, — восхищались ратники.