- И?

       - Мы поняли друг друга и сделали вид, что Жан уже труп. Врачей со "скорой" не подпустили. Акт освидетельствования составил эмведешный медэксперт. Милиция забрала Жана на труповозке в морг. Он там от ран и холода до утра околеет. Записали его на меня. Я им свой депутатский мандат предъявил. Завтра труп заберу, и концы в воду. Для удобства я попросил, чтобы они Жана в морг на Октябрьское поле доставили, благо от "Охоты" было недалеко. Там и Василиса валяется. Утром я за этой теплой парочкой съезжу.

       - Береги себя, князь, и будь осторожен. Ты горячишься. Нужно быть холоднее. Обезвредить следовало не Жана, а парня-уголовника. Чего проще? От него все зло. Эту эпидемию пора бы уже остановить.

       - Так ведь я и хотел, а Жан отказался его убивать. Продался! Он бы мне помешать мог, а теперь у меня руки развязаны.

       - Действуй, мой мальчик. Я тебя люблю.

       Бип, бип, бип, - тревожно заныла трубка в руках Князева. 

Глава сорок четвертая.

Рукопись "Начальник тишины"

VII. Человек, человечество, Христос

       * Красота спасла мир!.. Но мир этого не признал. Красота - это Христос.

       * Удивительно, насколько, порой, внешний человек отличается от внутреннего, особенно у мирских людей.

       Вот красавица, как бы пышущая весенней свежестью, но посмотрите на ее душу - увидите иссохшую, жалкую, сгорбленную старушонку.

       А вот преступник, внушающий всем страх, самоуверенный, дерзкий, сильный... А душа его - маленький мечущийся зверек с обреченно-грустными глазами.

       И таких примеров множество. Потому не стоит спешить судить людей по внешности: если бы нам было дано зреть человеческие души, то мы поняли бы, что все, все без исключения, заслуживают жалости и сострадания, нуждаются не в осуждении, а в молитвах о них, дабы Господь исцелил их.

       А когда Божественная любовь исцеляет душу, то преображает и внешность человека. Это можно заметить, вглядевшись в лица святых и не только на иконах, но и на портретах и фотографиях праведников нашего времени. Вот где торжествует божественная гармония. Если вам доводилось видеть смиренные, кроткие, лучезарные лица Оптинских и Валаамских старцев, то вы согласитесь с верностью этих слов.

       * Когда встречаются две души, тоскующие по Богу, то им не нужно объясняться: они понимают друг друга без слов.

       * Я обидел человека, и мне больно от этого. Но я благодарю Бога за эту душевную боль, потому что эта рана говорит мне: "Исцели меня покаянием".

       А сколько раз я обижал и даже убивал ближних словом, делом, помышлением, не чувствуя при этом боли, а должен был чувствовать такую же боль, как если бы били меня.

       Моя бесчувственность страшна, потому что в загробной жизни моей души эта боль обязательно проявится, но там уже не будет возможности принести покаяние. Мы убиваем своих братьев, не догадываясь о том, что всякое убийство, в конечно счете, - самоубийство. И бродим мы, сердцем окаменевшие каины, по лицу земли.

       Мы все - единый Адам, каждый человек - клеточка человечества, но, увы, каждая клеточка чувствует живой только себя, и остальные клетки ей кажутся омертвевшими. Но ведь это не так. И бьет Адам-человечество само себя, и вся накопившаяся боль пронзит нас за гробом, когда все сокрытое станет явным.

       Одно здесь средство спасения - церковное покаяние. В Церкви, в Новом Адаме, клетки тела могут чувствовать друг друга, а потому могут жалеть и любить друг друга, и болеть друг за друга хорошей болью, болью не к смерти, а к исцелению.

       * Мы поклоняемся святым иконам почитательным поклонением. А что такое икона Господа? Это Его образ, изображение. Но ведь и человек создан по образу Божию. Потому умное делание призывает нас любить и жалеть человечество, поклоняясь в нем образу Божию и оплакивая искажение этого образа после падения праотцев.

       * Мы ищем покоя. Но тайна покоя в том, что истинный покой рождается от истинного смирения. То есть, кто смиренно относится к себе, тот покоен даже среди напастей и притеснений. Потому страстный человек и в пустыне не вкусит покоя, а смиренный почивает на лоне блаженного покоя и на городской площади.

       * Господи, избавь меня от меня самого.

       * Если бы все люди опустились на колени и испросили друг у друга прощения, то вмиг бы отверзлись заржавевшие двери сердец наших, и обрели бы мы Царствие Божие, которое внутри нас.

       * Бог - Абсолютное Добро.

       Добро, воюющее со злом, - это земное понятие; тайнозрительно Добро - абсолютно. Потому слабые места церковной политики - это полемичность, критичность и т. п. Борьба со злом как бы подтверждает, что зло живо. Не нужно вступать в борьбу со злом его же методами, но нужно отсекать зло, не признавать его живым и сущностным, по тому же принципу, как святые отцы учат бороться с вражьими прилогами: не беседовать, не спорить, не противоречить, не ругать, а просто сразу отсекать и обращаться к Богу, то есть Абсолютному Добру, в молитве.

       Любая полемика, спор - недушеполезны. В споре не рождается истина. Вспомним Архангела Михаила, не спорившего с сатаной, а говорившего ему: "Да запретит тебе Господь". Победа христианина над злом - это всецелое обращение к Добру.

       Необходимо осознать, что, в конечном счете, Христос и Царство Божие абсолютно восторжествуют над мировым злом. А в силу своей абсолютности Добро торжествует уже и сейчас, только нужно посмотреть на мир вневременным взором. Возможность так смотреть имеют только христиане.

       Поэтому инок может быть спокоен о том, что не участвует в жизни и борьбе мира, поскольку судьбы государств, стран, народов и даже Поместных Церквей будут покрыты и увенчаны торжеством и победой Добра.

       А вот для каждой отдельной личности исход борьбы добра и зла связан с ее свободным выбором. Поэтому главная драма и главная борьба - в душе каждого человека. Вот поле боя христианина.

       И результат сражения на этом поле для человека важнее, чем победа в тысяче славных мирских битв.

       * Человечество - единый Адам. Потому, в кого бы мы ни кинули камень - попадем в себя.

       * Чтобы спасаться, нужно быть со Христом. 

Глава сорок пятая.

"Чайный дом"

       - Ну и куды тапереча тебя девать прикажешь, милок? - озабоченно ворчал Архипыч, заканчивая зашивать рваную рану на плече Замоскворецкого. - Вот и все. Летай, соколик.

       - Ты что, врач?

       - Нет, не врач. Я медбрат. А здесь на покойничках на хирурга обучиться можно. Их же, бедных, режут и шьют, режут и шьют. Зависит кто на смене. Если врач женского полу - хорошо, а если мужского..., всякое бывает. Спиртику лишку хватанет, вот мне самому дошивать и приходится.

       - Спасибо, дед. Ловко ты всего меня заштопал, теперь жить можно. Я тебя, дед, по-царски отблагодарю! - произнеся эти слова, Замоскворецкий погрустнел и добавил тихо: - Хотя по-царски, наверно, уже не получится...

       - Ясное дело, не получится. Штопай тебя - не штопай, - утром этот зверь чернявый нагрянет и захочет нас поджарить на медленном огне...

       - Какой зверь?

       - Который тебя сюда направил, в прямом и переносном смысле. Ты ведь на его имя записан.

       - На какое имя?! - взвился Замоскворецкий, но осел, ухватившись здоровой рукой за раненое плечо.

       - Не горячись, малый, не горячись. На имя Князева С.К.

       - Вот гад! Круто он мне за непокорность отомстил. Всего один-единственный раз я ему отказал человека на тот свет отправить, и сразу же, значит, сам отправился. Здорово! Хорош психотерапевт. Надежное лекарство прописал. Тьфу!

       - Погоди, не переживай. Господь усмотрел: живым ты остался. Стало быть, есть во всем этом смысл.