Православие же говорит нам, что в лоне Матери Церкви нам открыт путь духовного (умного) делания, где непрестанная молитва способствует очищению сердца и чувств, борьба с помыслами способствует очищению разума, а послушание Церкви и духовнику и смирение перед Промыслом Божиим способствует укреплению нашей воли. Этот триединый путь гармонично соединяет разум, сердце и волю, врачуя и исцеляя последствия грехопадения, и воскрешая цело-мудрие, как целостность человеческой личности во Христе.
* Аскет, достигший обожения, - самодостаточен во Христе, поэтому он не нуждается в каком-либо земном временном стяжании.
* Телесный подвиг завершается переходом к подвигу духовному, и начинается дело молитвы (ибо она воистину - дело). Но кто из смертных скажет, что он уже совершенно не нуждается в подвиге телесном и пребывает исключительно в деле духовном, - тот в прелести, ибо пока мы в теле, мы не можем быть совершенно чужды подвига самоутеснения плоти.
* Не позволяй себе быть довольным собой, пока дышишь.
Глава тридцать восьмая.
Отпевание
Было уже около двенадцати часов дня, когда БМВ и рафик с телом Василисы подкатили к избушке иеромонаха Серафима. По дороге друзья специально заехали за Анжелой. Отец Серафим, чистивший на улице снег, издали заметил приближающиеся машины.
- Батюшка, мы Василису отпевать привезли, - радостно крикнул Влас, выпрыгивая из БМВ чуть ли не на ходу.
- Слава Богу, - перекрестился отец Серафим, - значит, она тебе верный адрес дала. Подгоняйте рафик к храму. Гроб из машины - в храм, чтобы шофера не держать. И потом сразу отпевать будем. Жаль, клирошан нет, ну да ничего, как-нибудь справимся. А кто это на "Оке" вслед за вами едет?
Друзья настороженно переглянулись. Влад, напряженно улыбаясь, ответил:
- А вот это мы сейчас выясним.
"Ока" подъехала и затормозила, за рулем сидел некто в черном. Неожиданно этот "некто" оказался юной инокиней. Выйдя из машины и попав под перекрестный огонь взглядов, инокиня подошла к отцу Серафиму.
- Благословите. Вы отец Серафим, верно?
- Так и есть.
- А я инокиня Неонилла из N-ского монастыря. Вы у нас облачение заказывали. Матушки уже сшили, вот я и привезла.
- Спаси Христос, сестра. Очень хорошо. Давай-ка я тебе помогу облачение в храм отнести... Я бы тебя с дороги чаем напоил, только у нас сейчас отпевание будет. А ты торопишься? Может, помолишься с нами, да и поможешь заодно, а то у нас петь некому.
Сестра Неонилла смущенно покосилась на молодых людей и ответила:
- Ну что же, как благословите.
- Да-да, благословляю. Дело доброе. И человека-то мы особого отпевать будем.
Отпевание произвело на всех сильное впечатление. Во-первых, для Власа, Влада и Анжелы это было первое отпевание в жизни, а для двоих последних и вообще первая осознанная церковная служба. Во-вторых, сам вид новопреставленной не оставлял равнодушным. Лицо Василисы было прозрачно-бледным и словно отливало перламутром. Руки, сложенные на груди, держали ту самую икону Спасителя, с которой она встретила смертный час. Одета она была в белую длиннополую рубаху, которую невесть откуда достал Архипыч. После кончины Василиса действительно была много красивее, чем при жизни, но красота эта была какой-то особенной, тонкой, неземной, трудноописуемой.
"Невеста, да и только", - подумал про себя Влас.
В конце отпевания отец Серафим вышел на амвон и сказал слово:
- Возлюбленные о Господе братья и сестры. Благодарю вас за то, что вы доверили мне совершить это трогательное отпевание. В древности очень многие христиане завершали свою жизнь мученически, и потому в чине отпевания есть слова, прямо относящиеся к христианским мученикам. И вот сегодня, слова отпевания буквально были применимы к рабе Божией Василисе. Мы пели с вами: "Агнца Божия проповедавше, и заклани бывше якоже агнцы, и к жизни нестареемей, святии, и присносущней преставльшеся, Того прилежно мученицы молите, долгов разрешение нам даровати". Мы счастливы с вами, что имели возможность молиться о новомученице Христовой и просить ее молитв о прощении наших прегрешений. Мы знаем, что Василиса была из тех, чьи хрупкие души осквернил и искорежил современный злой мир. Но мы знаем также и то, что она нашла силы сделать почти невозможное: изменить ход событий. Она покаялась. И из грешницы превратилась в исповедницу Христову. Своим покаянием, решимостью более не грешить она проповедала всем нам Христа. И я верю, я глубоко в этом убежден, что ее проповедь не останется неуслышанной, - тут батюшка пристально посмотрел на Влада: - Надеюсь, дорогой Влад не обидится, если я открою, о чем он попросил меня перед отпеванием. Он попросил крестить его! Я очень рад такому решению, потому что сие есть первый плод Василисиного подвига...
- Отец Серафим! - дрожащим голосом прервала священника Анжела. - И меня покрестите. Я тоже... - тут она зарыдала, - я тоже хочу...
Слеза блеснула на щеке отца Серафима:
- Покрещу, деточка, покрещу. Завтра же покрещу.
После отпевания гроб отвезли на близлежащее деревенское кладбище. Там пришлось потрудиться, пока с помощью местных работяг отогрели костром место для могилы. Потом все мужчины, включая отца Серафима, долбили ломом и копали промерзшую землю. Изрядно намерзлись и устали, но раскрасневшиеся от мороза лица излучали мир и покой. Наконец, когда все было готово к погребению, отец Серафим прочел положенные молитвы, и каждый кинул символический ком земли поверх гроба. Потом могилу закопали и установили скромный железный крест. Робкое зимнее солнце уже садилось, и последние его лучи, словно прощаясь, скользили по свежей могиле. Теплые слезы, которые украдкой смахивали собравшиеся, падали на землю, чтобы превратиться в лед, а весною вновь стать водой и уйти в землю, к мощам Василисы.
После похорон отец Серафим пригласил всех в свой домик на поминки. Влад с Власом съездили в поселковый магазин за сухарями, пряниками, баранками и вафельным тортом, инокиня Неонилла и Анжела помогли отцу Серафиму сварить картошку и накрыть на стол. Когда все были в сборе, отец Серафим благословил "ястие и питие".
Во время поминок сестра Неонилла попросила:
- Батюшка, простите, не могли бы вы подробнее рассказать историю Василисы?
- Думаю, лучше всего может рассказать Влас, если пожелает.
Влас вопрошающе посмотрел на священника.
- А что, Влас? Расскажи историю Василисы и свою. Это будет твое свидетельство о вере. Ты же хотел людям о Госте рассказывать.
Влас смутился от неожиданности, но потом начал рассказ с того момента, как он сидел в камере смертников. Все позабыли про угощение и слушали, затаив дыхание. Когда Влас дошел до слов Гостя о девушке Надежде, лицо инокини Неониллы сделалось белым, как свежевыпавший снег, и чашка в ее руке так задрожала, что чай выплеснулся на скатерть.
- Что с вами? - прервал рассказ Влас.
Инокиня до боли прикусила губу. Ее трясло. Все молчали. Через минуту она, сделав большое усилие над собой, промолвила:
- Надежда - это я.