—Это мы хватились, а не ты,— возразил Юрка.— Это во-первых. А во-вторых, уж больно аккуратно он упал — прямо под бантик. Снайпер, прямо...

—И тетрадки ты не хватился! — веско добавила Стелла.— Так что не выкручивайся.

—Да когда же успеть хватиться!— развел руками Фархад. — Вы же меня... Сразу...

—Разоблачили!— торжественно заключила Стелла.

Фархад молчал.

—А потом ты нас обманул и побежал новый галстук покупать,— сказала Стелла.

—А что я мог сделать?— заметался загнанный в угол Фархад.

—Правду сказать — вот что! — выдохнул я.— Правду! А ты — наврал... Гляди теперь вот сюда и читай,— я показал на Законы юных пионеров — они вывешены у

нас в отрядном уголке, на самом видном месте в классе.

—Сам читай, если забыл,— огрызнулся Фархад.

—Не выкручивайся, читай, вслух читай Законы наши!

Фархад согласился:

—Пожалуйста, могу и прочитать.— Он подошел к отрядному уголку, вздохнул и зашамкал:

—Пионер предан...

—Дальше... дальше...— остановил я его.

—Пионер готовится...

—Дальше.

—Пионер честный...

—Вот-вот, как раз то, что надо! Читай.

— «Пионер — честный и верный товарищ, всегда смело стоит за правду»,— унылым голосом пробубнил Фархад.

—Ну вот,— сказал я.— А как ты считаешь — ты выполняешь этот закон пионеров? Ты — честный товарищ?

Фархад молчал.

—Тогда слушай, как считают твои товарищи — не выполняешь! А значит и Торжественное обещание не выполняешь? Так ведь?

Фархад виновато вздохнул и, набравшись духу, сказал:

—Зато я остальные законы выполняю. Так что общий счет один — семь. Так ведь?

Я покачал головой:

— Э, нет, Фархад. С законами так не бывает. Эдак любой вор на суде попросит прощения, ссылаясь на то, что он нарушил лишь одну статью Уголовного кодекса — ту, что карает за воровство, а все остальные оставил в покое. Так дело не пойдет...

—Я не вор!— отчаянно завопил Фархад.— Не я это!.. Не я!..

—Все ясно,— мрачно подвела итог Стелла.— Ставлю на голосование. Она обвела всех взглядом и четко произнесла:

—Кто за то, чтобы ... временно... исключить из пионеров Фархада Камилова — за невыполнение пионерского закона и Торжественного обещания и вообще за вранье и трусость,— прошу поднять руку.

Начали считать.

— Двадцать пять — за! — сказала Стелла.

—Кто против?.. Так — Кулаков против.

— Воздержались?— Итак, понятно, трое воздержались...

Фархад, хлопая глазами, смотрел на нас, будто не понимал, что происходит.

—Фархад Камилов!— голос Стеллы зазвенел тугой струной.— Пионерский отряд имени Лени Голикова большинством голосов исключил тебя из пионеров. За вранье и за плохое отношение к галстуку...

Стелла решительно подошла к вконец растерявшемуся, обмякшему Фархаду, развязала тугой узел и стянула галстук.

Фархад все еще не верил происходящему. А может, надеялся, что, как обычно, мы потребуем честного слова не повторять случившегося — и баста.

Фархад угрюмо спросил:

—А ч-что теп-перь будет со м-мно-ю?

Стелла кивнула:

—Законный вопрос... Отвечаю: будешь делом доказывать, что заслужил — примем. Так ведь, ребята? Только это не скоро будет. Очень не скоро. Ясно?..

—Отдай ему галстук,— сказал я.

—Как отдай? Мы ведь...— растерянно заморгала Стелла.

—Я не об этом. Пусть отнесет галстук обратно в магазин Хасият-апе.

Стелла протянула галстук Фархаду.

—На, беги, выручай свой рубль.

И тут лицо Фархада исказила гримаса. Он нелепо дернулся и выбежал из класса. Мы сидели подавленные происшедшим.

Поднялась Роза — вожатая.

—Что же, ребята, разговор у вас был серьезный. И продолжить его придется уже на заседании совета дружины. Надо бы всех наших фархадов к порядку

призвать, посмотреть, как у нас вообще все пионеры к галстуку относятся и как законы выполняют...

Я поднял руку:

—Роза, можно вопрос... Очень важный. Роза вздохнула:

—Верю, что важный... Сегодня ты, Балтабаев, вообще очень важный.

—Надо серьезно поговорить с Хасият-апой. Чтобы галстуки не продавала. Галстуки нельзя продавать. Нельзя!.. Нельзя!..

—Сложный вопрос,— вздохнула Роза.— Но, пожалуй, ты прав — надо подумать.

—Давно пора,— сказал я.

Марик ходил важным индюком и всем нам показывал солидную бумагу. В бумаге, адресованной директору школы, было написано, что никто другой как он, Марик Егоров, ученик шестого класса Катта-Караванской средней школы имени Авиценны, приглашается в Ташкент на шахматный турнир. И хотя всем нам было чуточку досадно, что Марик выдает себя за важную птицу, мы радовались за него. Как же — шахматную честь школы будет защищать наш одноклассник. А это что-нибудь да значит. Не десятиклассник и даже не восьмиклассник — а наш товарищ и, можно сказать, современник.

Словом, в этот день все мы ходили героями. Это мы вырастили шахматиста такого высокого — аж поселкового — уровня! Потом Марик зашел со своей бумагой к директору и скоро вышел от Мумина Ахмедовича сияющий.

—Ну, что?— окружили мы Марика, и он, иронически оглядывая нас, покровительственно протянул:

—Конечно, разрешил... В среду отбываю в Ташкент на пять дней.

—Смотри, Марик, не подведи!— умоляли мы.— Хорошенько подготовься! Мы за тебя будем болеть.

—Болейте на здоровье! — милостиво позволил Марик.— А я уж как-нибудь за нашу общую честь постою.

—Посидишь!— уточнил я.— Шахматы ведь...

В среду мы всем классом провожали Марика к автобусу, а Стелла Хван даже принесла цветы.

—Ну вот еще... — сконфузился Марик. — Девчонка я, что ли, зачем мне цветы?

—А ты там на судейский столик поставишь. Где соревнования-то проходить будут?

—Ясно где — в Шахматном клубе.

Автобус взвизгнул, выдохнул облако горького сизого дыма и, пыля, резво покатил в Ташкент, а мы еще долго стояли и махали пыли.

—Тяжело ему будет одному,— вздохнула Стелла.— Трудно, когда нет рядом плеча друга.

—В шахматах не на плечо опираются, а на теоретическую подготовку,— солидно заметил Сервер Мамбетов.

Стелла упрямо тряхнула косичками:

—Все равно тяжело без зрителей, которые болеют за тебя.

—Раз так,— согласился Сервер,— можно поехать в воскресенье и поболеть за нашего Марика. Погодите, он сказал, что турнир продлится пять дней... Значит, это будут финальные игры — в самый раз потребуются...

Сервер скосил глаза на Стеллу и довершил:

—... плечи друзей!

Мы решили, что поедем всем классом — вот это будет плечо так плечо! С трудом дождались воскресенья. К автобусу пришли все, кто смог — двадцать семь человек. Мы нетерпеливо торопили шофера:

—Скорее... Скорее, дядя Алишер! Там наш Марик, может, решающий бой ведет, а нас нет рядышком, Тяжело ведь ему.

—Болеть едете?— добродушно улыбался дядя Алишер.— Молодцы! Я бы, имея таких болельщиков за спиной, сто гроссмейстеров на лопатки уложил!

—Не опоздать бы только к началу игр,— вздохнул я.— Чтобы увидел, на сколько плеч он может опереться.

Высаживая пассажиров на городской автостанции, дядя Алишер предупредил нас:

—А вы не выходите — отвезу куда надо, сами-то вы полдня добираться будете. Где соревнования проходят?

—В Шахматном клубе. Это близко, за десять минут домчим. Подъезжая к клубу, мы увидели Марика — он шел в группе незнакомых нам ребят и о чем-то возбужденно рассказывал им. На его лице играла улыбка.

—Все в порядке!— облегченно выдохнул я.— Смотрите, как улыбается — значит, хорошо идет турнир.

Когда мы поравнялись с группой, я высунул голову из окна автобуса и крикнул:

—Марик, мы здесь! Даешь первое место!

Мы высыпали из автобуса, и, наскоро попрощавшись с дядей Алишером, бросились к Марику, засыпая его вопросами, обнимая и тормоша. Но удивительное дело — увидев нас, Марик почему-то изменился в лице: исчезла безмятежная улыбка, которую мы только что видели из автобуса. Марик отвечал нам нехотя, уклончиво и все время прятал глаза.