О, похоже, окончательно в себя пришли. Молнии глазами уже не мечут, да и физиономии у обоих понемногу нормальный цвет приобретать начали. И то хлеб.

— Очухались? Палить во все стороны передумали? Уже хорошо. Так какого черта тут вообще происходит, мне объяснит кто-нибудь?

Говорить они начали одновременно. Перебивая, а иногда и пытаясь просто переорать друг дружку, ну и без добрых пожеланий матушкам и прочей родни обоих, понятное дело, тоже не обходится. Гвалт, конечно, стоит еще тот. Как бы кто из постояльцев в нас чем-нибудь тяжелым не запустил за такой-то полуночный концерт. Зато ситуация более-менее проясняется. Примерно полчаса назад в Нефтянку пришкандыбала разбитая чуть не в хлам, крепко побитая пулями машина. Судя по словам Прохорова — личное транспортное средство старшего какого-то отдаленного хутора. За рулем — сопливый шкет лет пятнадцати, утверждающий, что на хутор напали выродни. Большая банда, рыл под сотню. И что хуторским срочно нужна помощь, потому как долго они такую толпу сдерживать не смогут. И вот теперь Прохоров просит меня о помощи, а Горелый его активно посылает по всем русским известному трехбуквенному адресу.

— Михаил, ты понимаешь какая хрень, не управимся мы сами. У меня сейчас на всю Нефтянку и сотни стволов не наберется, — увещевает начальник здешней стражи. — И всех разом я отсюда увести никак не могу, половину в лучшем случае, не больше. Вдруг там просто отвлекающий маневр? Да и то сказать, две трети из моих вояк — так себе. Одно дело в глухой обороне сидеть, со стен по залетным выродням постреливать, совсем другое — в чистом поле с ними воевать. И если пацан с численностью не напутал, то соотношение совсем для нас нехорошее выйдет. Один к двум, причем не в нашу пользу соотношение, ни разу не в нашу. А у тебя отряд, пулеметы, «броня» с «крупняками» опять же. Ты не думай, мы не на шару просим, заплатим. Просто этот хутор — не просто дальняя заимка в два домика. Там два десятка семей, бабы, дети. Мужиков и молодых парней тоже хватает, и оружие есть, но они как бойцы, еще хуже моих — крестьяне. Им лопата или плуг один черт привычнее автомата.

— Да какого хрена! — взвивается Горелый. — Нас Полковник завтра, вернее, уже сегодня ждет. А тут из-за какого-то щусенка, который батину машину угнал и полную околесицу про банду несет, все отменять? Да шел бы ты с такими идеями!

— Да сам иди, мурло бандитское! — снова начинает заводиться Прохоров. — Этот «щусенок» сюда пригнал на тачке, больше на решето похожей. По ней как минимум из четырех-пяти стволов отработали. И гнал он как сумасшедший, сцепление сжег начисто, задние рессор сломал… Ай, какая разница, даже если б он сюда абсолютно целый прикатил! Это ж единственная их машина на всю общину, кто б ему на ней просто покататься дал? Да ему за саму идею ее угнать не то, что руки, голову оторвали бы. Так что, не врет пацан. Мы ведь вас, защитничков, вашу мать, еще когда предупреждали, что на северо-востоке мелкие группы выродней все чаще видят? Еще когда просили хоть небольшие гарнизоны по дальним поселкам поставить? Что, сложно было полсотни бойцов да пяток пулеметов на пять деревень выделить?

— А это вообще не твоего ума дело, чего нам и куда выделять нужно!

— Зато мое дело вам оброк платить, твою душу так перерастак! А чем платить, если «дикие» сейчас один хутор сожгут и разграбят, потом — второй? Что жрать-то зимой собираетесь? Сто лет как просроченный «тушняк» с армейского склада? А главное — за кой хер мы вам тогда вообще платим?! И только попробуй сейчас заикнуться на тему того, что платим мы за спокойную жизнь! Вот оно, мать его, это спокойствие — посреди ночи на простреленной таратайке к воротам подъезжает. На кой хер вы нам тогда сдались такие красивые? Кормить вас кормим, а толку?!!

Да, похоже, «не все ладно в королевстве Датском», противоречия имеются серьезные. Другое дело, что в этой ситуации на стороне Черного Полковника — сила. Хотя, надолго ли его силенок хватит без продуктов, что здешние крестьяне выращивают, да без горючки, что на «самогонных аппаратах» перегоняют?

Рявкнувший на слегка оторопевшего от такой отповеди Горелого, Прохоров снова смотрит на меня.

— Наемник, блин, да есть у тебя в душе хоть что-то кроме бабла, а? Там ведь женщины, дети… Мля, да их же жрать будут!!!

В бок меня тихонько пихает бесшумно подошедший сзади Стельмашок и тихонько шепчет на ухо:

— Он, кажется, не врет, Миш. Про выродней из тех краев я слышал еще года полтора назад, примерно, когда с Рыжим к Тольятти ходил. Там какая-то крупная кочевая орда, бродят, вроде, где-то между Стерлитамаком и Бугурусланом. Совсем «дикие» выродни, на всю голову контуженные. Говорят про них, что сектанты, и что вера у них какая-то совсем безумная. Надергали отовсюду по чуть-чуть, да человеческими жертвоприношениями приправили. И они на самом деле людей жрут. Причем не с голодухи. Как же тот мужик в Тольятти нам сказал? Ритуальный каннибализм, вот. Короче, по вере их стебанутой положено.

Вот это ни хера себе, веселая жизнь! Так, что же делать? С одной стороны — нужно ехать к Полковнику, от успешного контакта с ним вся операция зависит… Вот только как потом с этим жить, зная, что живых людей на такое бросил? Значит — решено!

— Далеко? — коротко бросаю Прохорову.

Тот только сокрушенно кивает.

— Порядочно, под сотню километров, аж возле Бузулука.

— Ясно, тогда спешить нужно, — я нажимаю тангенту рации. — Всем внимание! Общий сбор во внутреннем дворе через пять минут. Со всем барахлом. Время пошло!

— Я не понял, солдатик, а чего мне Полковнику передать? — Горелый явно пребывает в полнейшем обалдении от всего происходящего.

— Пламенный привет ему передай, Павлик. И братский поцелуй в щечку.

От такого ответа бредун впадает в окончательный ступор. Блин, его удар-то не хватит от переизбытка эмоций? Надеюсь — нет, потому как возиться с ним у меня времени нет. Мне еще в комнату за вещами бежать, а то ведь приказ-то отдал и время назначил, а у самого все шмотки еще на третьем этаже под койкой сложены.

В пять минут мы, конечно, не уложились. Сам виноват. Как говорилось в каком-то очень старом, уже не помню что рекламировавшем ролике с голодным студентом и его ручной белой мышью: «Ставьте реальные цели». Я со сроком выполнения своего приказа явно слегка погорячился. Но, не сказать, чтобы сильно: через десять минут наша маленькая колонна, пофыркивая движками, уже выстраивалась перед «Рощей», а ведь вечером мы только вещи минут пятнадцать наверх носили. Пора!

Местные ополченцы и стража, как и обещал Прохоров, ждут нас за воротами. М-да, не густо… Старенький, крепко битый жизнью УАЗ-«фермер», «гордость агронома», блин, в кузове которого на явно самодельной треноге установлен ПК, и три непонятно на что похожие «типа грузовика». Хотя, нет, знаю, на что они похожи! На тот пепелац, на котором меня этой зимой Эли Байсаров в Дагестан вывозил. Такие же не понятно из чего собранные и не ясно каким чудом вообще катающиеся тарантасы. На дуги кузовов натянуты здорово потрепанные, местами в следах грубой штопки и заплатах, старенькие тенты. Под ними — люди с оружием. Сказать что-то более конкретное сложно — видно плохо: только двоих-троих сидящих у самого борта и видать нормально, остальные — размытые силуэты в полутьме. Машину, на которой гонец с тревожной новостью в Нефтянку примчался, тоже увидел, она прямо за воротами стоит до сих пор, воняя на всю округу горелым сцеплением. И внешне она, действительно, больше дуршлаг, чем транспортное средство напоминает — одни дыры, хоть сейчас макароны отбрасывай. Как этот пацан выжил — ума не приложу.

— Ну, что, Сергеич, показывай дорогу, — поворачиваюсь я к сидящему справа от меня на пассажирском месте Прохорову. — Судя по виду и состоянию, скорость у ваших машин — никакая, так что, пусть в хвосте идут.

— А мы, значит, впереди попрем, — ехидно ухмыляется тот.

— За дурака меня не держи, — укоризненно смотрю я на него. — Уж поверь, что такое ГПЗ[50] не только ты знаешь. Прошли те времена, когда командир впереди строя на лихом коне и с шашкой наголо скакал, давно прошли.