Одним словом, когда Прохоров, как и обещал, зашел поболтать, я только-только плюхнулся на лавку в бывшей школьной столовой, выполняющей теперь почти те же самые функции. Разве что вместо киселя и компота тут подают водку и пиво, а вместо слоек и ром-баб… А вот чем именно тут кормят мне еще только предстоит выяснить.

— Как устроились? — деревянная скамья тихонько скрипит под немаленькой тушей начальника охраны, когда он приземляется за стол напротив меня.

Устроились мы неплохо. В комнатушках на три человека каждая. Хозяева «Рощи» сильно мудрить с перепланировкой не стали. Они просто перегородили бывшие учебные классы тонкими стенками из досок, обшитых фанерой и гипсокартонном, и пробили в каждый из таких вот «аппендиксов» отдельную дверь из коридора. Получились длинные и узкие конурки с окошком в дальней стене, в которые из мебели только и влезли, что три кровати с армейскими панцирными сетками и шкаф для одежды. По два душа и два туалета на этаж. Словом, гостиница «Урожай» в каком-нибудь Мухосранске по сравнению с этим — просто «Хилтон». Про ту же «Псарню» даже и вспоминать больно — вот где хорошо жилось. В одном нам повезло — окна наших комнатушек во внутренний двор смотрят и внедорожники из них видны — словно на ладони. В общем, не фонтан, но с учетом обстоятельств, считаю — вполне терпимо. Так я ему и сказал. Тот лишь кивнул согласно.

— Я ж говорил, нормальное местечко, и кормят нормально.

— Возможно, — хмыкаю я. — Сейчас и проверим.

Право заказывать я доверил своему собеседнику. Он все-таки местный, наверняка лучше меня знает что тут и как. Мои доблестные орлы, занимающие столики вокруг, бросают в нашу сторону внимательные взгляды. Ну, да, кто бы сомневался: все пищевые эксперименты ставятся на самом бесполезном члене экипажа, то есть на горячо любимом командире. Сейчас посмотрят, что именно я взял, выждут минут десять-пятнадцать, не помру ли, а уж потом и сами к еде приступят. Негодяи! Прохоров отнесся к моему явственно видимому затруднению с пониманием, и заказал у подошедшего к столу официанта солянку и мясо с картошкой. Когда заказ принесли я, стараясь не привлекать внимания, вытащил из набедренного кармана штанов «горки» маленький бытовой радиометр, и проверил им принесенную тарелку. Увидавший это Прохоров чуть солянкой не подавился.

— Ты чего вытворяешь? Убери, пока хозяин не увидел. Это ж оскорбление, причем серьезное.

— Ну, извини, — бурчу я чуть слышно, убирая прибор назад в карман. — Не знал я, что вы тут такие нежные и ранимые. У нас, знаешь ли, про ваши места слухи не самые добрые ходят.

— У нас про ваши — тоже, — сухо отрезал Владимир Сергеевич. — Или ты думаешь, что в молве людской радиоактивные полумутанты выглядят намного хуже, чем уроды, своих же земляков реактивной артиллерией с дерьмом мешающих? Я тебе так скажу — примерно одинаково погано они выглядят. Но я тебе сходу в голову при встрече почему-то не выстрелил.

Вот елки-палки, и возразить-то мужику нечего. Но тот уже сменил гнев на милость.

— Осторожность и недоверие — дело правильное. Вот только не везде их так явно демонстрировать нужно. Запомни: для торговых городов вроде нашей Нефтянки, чистые еда, вода и товары — вопрос престижа. Понимаешь? Если пойдет слух, что у нас «фонящим» хабаром барыжат — все, хана репутации, которую мы уже третье десятилетие зарабатываем. Слышал такое присловье: «Авторитет зарабатывают годами…»

— «А теряют за секунды», — закончил я. Слышал, конечно.

— Вот именно. Ну и посуди сам, на кой оно нам сдалось? Вот на Пустошах, там да, проверяй все, даже если и не покупаешь, а просто в руки берешь. Понял, солдат?

— Не солдаты мы, наемники.

— И кой черт вас к нам занес? — искренне изумляется Прохоров. — У вас же там, вроде, с турком война. Самой подходящий повод мошну набить.

— Угу, — с унылой миной киваю я, водя ложкой в тарелке. — И мы так думали.

Собеседник моей тирадой явно заинтересовался, но я держу театральную паузу, делая вид, что занят исключительно солянкой. Так себе, кстати, едал и получше. Нет, оно понятно, что сейчас в здешних краях с лимонами напряженно, а про оливки и маслины я вообще молчу, но мясо-то, судя по наличию в меню стейков, не перевелось пока. А его в правильной солянке должно быть не меньше четырех сортов. А тут сварили самый обычный овощной суп с мясом, хотя, вынужден признать, довольно вкусный. Ладно, будет уже привередничать, бывали времена, когда и протухшую, прокипяченную в воде кильку в томате с гарниром из недоваренного овса жрал, и ничего. А тут, понимаете, солянка ему не та!

— Так что ж вы такого натворили-то? — первым нарушает затянувшееся молчание Прохоров.

— Мошну набивали. В банке, в только что отбитом у турок городке, — со вздохом «признаюсь» я. — Вот только представители комендантской службы югороссийской армии это немного иначе назвали. Да еще и трибуналом грозить начали да за оружие хвататься. Ну, и не разошлись мы с ними, если коротко. Они все там… остались, а мы — в бега.

— Уууу, да вы, парень, не только дезертиры, но еще и мародеры, — с какой-то странной интонацией тянет он в ответ.

Так, похоже, я в его глазах только что здорово упал. С чего бы это вдруг, кстати? В здешних краях ведь, если я все правильно понимаю, к Югороссии любви никто не питает и за преступление убийство югороссийских солдат не считает. По крайней мере ребятишки Черного Полковника во время набегов «резвятся» так, что моя история про убитых «комендачей» — детская сказка на ночь. Вот только насколько серьезно их остальные в этом вопросе поддерживают? Бывший милиционер Прохоров к моему рассказу точно без восторга отнесся.

— Да не собирались мы с ними воевать, — начинаю оправдываться я. — Просто сложилось все уж очень неудачно: бой только закончился, все на адреналине, нервы натянутые… А тут эти гаврики… «Оружие на пол, мордой в стену, руки за голову!» Слово за слово, понятно чем по столу. Ну, а после первого выстрела так и вообще уже говорить не о чем было — или мы их, или они нас.

— Ну-ну, — одобрения в голосе Прохорова по-прежнему не наблюдается, скорее — наоборот. — Значит стрелки вы быстрые… Тогда, наверное, Полковник вас к себе возьмет. Поздравляю.

Последнее слово так вообще просто сочилось сарказмом. О, как, что-то мне подсказывает, что господина Полковника тут не все горячо и преданно любят.

— К себе? — переспрашиваю, словно не поняв смысла. — Не к вам?

— Именно, — кивает Владимир Сергеевич, — Мы к Черному Полковнику отношения не имеем. Вернее — имеем, но такое… Постольку поскольку. У него в банде почти семь сотен стволов, а у нас в Нефтянке — и сотни нормальных стрелков не наберется, и это если вместе с более-менее толковыми штатскими считать. Вот и получается, что Полковник для нас, как бы это лучше сказать…

— Да как есть, так и скажи. Или мне сказать? «Крышует» он вас и стрижет, как овец. Ну, изредка, еще и защищает, когда действительно припрет. А вы — исправно и в срок ему башляете.

М-да, сказанное мною здешнему начальнику стражи очень сильно не понравилось, по лицу видно. Но, учитывая, что опровергать он меня даже не пытается — угадал. Что называется: не в бровь, а в глаз. С другой стороны, а чего еще было ожидать? Ничего в этом мире не меняется. С самых древних времен так было, что одни работали в поте лица, а другие приходили и «тонко намекали» что, мол, ежели жить хотите, надо платить. А мы вас за это не только не убьем, но и от других, таких же как мы, удальцов, защищать будем. Обычно работягам сил и мужества послать таких вот «благодетелей» не хватает, что не удивительно. Одно дело — слегка подвыпив с соседом, такому же трудягой, по сусалам друг другу надавать, совсем другое — с вооруженным, а главное умеющим и готовым убивать, бандитом биться. В первом случае шансы — пятьдесят на пятьдесят, или ты его, или он тебя, во втором — их вообще нет. Овца волку не противник, а ужин. По большому счету, все древнерусские князья из предводителей таких вот, выражаясь языком «лихих девяностых», рэкетирских банд, изначально выросли. Да и в «просвещенной Европе» все точно так же было, а потом — и на Диком Западе. Теперь вот — тут, в Пустошах.