Изменить стиль страницы

Здесь было жарко, и для того, чтобы не спечься, Макс приготовил для себя импровизированную белую чалму из парашютного полотна и такую же белую, отражающую свет накидку. В этом одеянии было почти не жарко – терпимо.

Сверху длинная полоса берега была видна как на ладони. Макс смог разглядеть именно то, что надеялся увидеть. В метрах двухстах после песочного дна дорогу морю преграждал риф. О его существовании Макс догадывался по волне, которая всегда вздымалась пеной и разбивалась в этом месте. Далее за рифом море становилось темно-синим, что говорило о том, что после рифа начинается настоящая глубина. Все, что жило и охотилось, – там за рифом. Все, что было большим и могло угрожать Максу, попросту не могло проникнуть за эту естественную преграду.

С высоты валуна Макс видел многочисленные стайки мелких морских животных, но за целый день изнурительного неподвижного сидения под палящей Звездой он так и не увидел ничего сколь-нибудь крупного и страшного. Конечно, оставался шанс набрести на какую-нибудь ядовитую тварь, но точно такая же опасность могла поджидать его где-то в песках, голубой траве или фиолетовом лесу. Чему быть, того не миновать.

Сидя на вершине, Макс дождался темноты, поскольку хотел довести дело до конца. Известно же, что хищники могут целый день отдыхать, а вечером выходить на охоту. Он внимательно всматривался в водную гладь до тех пор, пока не стало совсем темно. Тогда он разложился прямо здесь на скале, укутавшись в накидку, и вскоре уснул.

На следующее утро Макс первым делом нашел подходящий каменный выступ и крепко привязал к нему заранее подготовленную веревку из оставшихся строп парашюта. С помощью этой веревки ему удалось достаточно быстро спуститься. Кроме того, для него теперь открывался более простой путь наверх, если бы ему понадобилось повторить подъем в будущем.

С того дня купания вошли в его повседневную жизнь на планете сиреневых лесов, желтых песков и синего океана. После зарядки и плавания Макс обычно отправлялся на охоту. Не всегда он возвращался с добычей, но мяса ему вполне хватало. Там же в лесу он регулярно пополнял запасы воды. После дневного отдыха в палатке следовал сбор дров, которые Макс старался каждый день собирать с некоторым запасом, чтобы в случае чего иметь возможность не покидать палатку несколько дней.

Вечерние костры также были частью его жизни. Он регулярно раскладывал четыре костра вокруг палатки.  Два раза за ночь он просыпался по будильнику, выставленному на помощнике, чтобы подбросить дров. Костры, как он полагал, должны были отпугивать хищников. И хотя он ни разу не видел никаких других животных, кроме хрюков, поблизости, он, преодолевая лень, каждый день собирал дрова и разжигал костры. Слишком уж сильно в его сознании засел образ огромного мохнатого чудовища с двойным рядом зубов.

Постепенно костры и ночные пробуждения также превратились  в привычку. Именно эта бесконечная, непрекращающаяся и неизменная рутина сводила его с ума. Каждый вечер, сидя на песке около костра, он играл на своей самодельной дудочке. Сам того не замечая, Макс с каждым днем играл мелодии все тоскливее и тоскливее, сочиняя их на ходу. Отсутствие двух пальцев несколько ограничивало возможности игры, но он довольно быстро привык обходиться без них. Эти тоскливые звуки, рвавшиеся из души, красноречивее всего другого говорили о том, что долго он так не протянет.

Ложась спать, он открывал помощник, просматривал фотографии и, дойдя до своей любимой, давал отчет о проведенном дне Тине и Лизе. Он гладил их изображения, и порой слезы сами собой наворачивались на глаза. Были дни, когда он в исступлении отбрасывал помощник, выбегал из своей палатки и так бежал по бесконечному пляжу навстречу звездам, сколько мог, давая волю рыданиям.

Всю невозможно скучную и однообразную рутину Макс старался скрасить мелкими достижениями в улучшении своего быта. С момента его переселения на берег он потерял один из источников пищи и, соответственно, разнообразия – рыбу. Здешние рыбы не подплывали близко к устью ручья, чтобы не рисковать быть выплеснутыми течением в соленую воду. За рыбой нужно было идти слишком далеко по руслу вглубь леса, и Макс очень редко позволял себе такие вылазки, которые могли занять целый день.

Потерю речной рыбы Макс решил восполнить морскими животными, стайки которых он видел тогда с вершины валуна. Как и на пляже, на мелководье также попадались отдельные валуны, выплюнутые когда-то бушующим жерлом вулкана. Для ловли рыбы Макс приспособил колючки с одного из кустов, на которые насаживал небольшие кусочки мяса хрюков. Эти колючки осыпали все ветки куста, растущего в лесу в изобилии, и были направлены чуть вверх от ветви. Если срезать колючку вместе с небольшим участком коры, то получалось некое подобие крючка. Но самое замечательное свойство этих колючек состояло в небольшой зазубрине, которая имелась на каждой игле. Благодаря этой зазубрине игла, войдя в тело, выходила потом обратно с большим трудом и очень болезненно. Максу хватило в свое время одной встречи с этим недружелюбным кустом, чтобы потом обходить его десятой дорогой.

Подвешенная на тонкой нити, отслоенной от парашютного полотна, колючка с приманкой оказалась неплохой снастью для ловли рыбы. С небольшим запасом приманки Макс обычно доплывал до ближайшего валуна, одиноко торчащего из моря, и, сидя на нем, вылавливал все, что могло позариться на мясо.

В основном ему удавалось поймать плоскую желтую, как сам песок на дне, рыбину с телом почти круглым, как у земной камбалы, но покрытой неприятной слизью. Он жарил пойманную рыбу прямо в шкуре на углях, и ее вкус значительно превосходил тот, что был у обитателей ручья.

День охоты Макс чередовал с днями рыбалки, время от времени давая себе выходные. В эти дни он либо валялся целый день в палатке, размышляя о будущем, либо отправлялся исследовать окрестные леса, высматривая новые места, подходящие для охоты, подбирая новые пригодные в пищу плоды деревьев.

За время пребывания здесь Максу удалось отметить одну очень интересную особенность местной фауны. Эволюция на фиолетовой планете в какой-то момент свернула не на том повороте, что на Земле, и увела все живые существа немного в сторону. Животные здесь имело одну общую замечательную особенность. Голова или, скажем, ее подобие служило только для расположения глаз и рта. Была она обычно меленькой и практически неподвижной. Глаза же, наоборот, располагались на подвижных конечностях, давая себе свободу обзора.

Среди ученых на Земле принято считать, что мозг располагается в голове, чтобы быть поближе к основным органам чувств: глазам, носу, ушам. Здесь же уши, насколько Макс мог судить по подобию ушных раковин, находились обычно с боков туловища. Нос – когда как: у хрюков, видимо, был тоже на голове вместе с рылом. А где находится орган обоняния у местных сусликов Макс так и не понял. Но, собственно, главное отличие состояло в том, что в голове отсутствовал мозг.

Разделывая свою добычу, Макс поначалу не слишком разбирался в потрохах, предпочитая их просто выбрасывать. Но потом все же задался вопросом, почему голова у всех животных, которых он видел, включая мохнатое чудовище, закусившее его пальцами, была чрезмерно мала. Для того чтобы получить ответ на вопрос, он провел один раз тщательное анатомическое исследование тела хрюка, не поленившись даже препарировать голову. Черепа в земном понимании там не обнаружилось. Пришлось искать мозги в другом месте, и вот тогда, разбирая каждый внутренний орган отдельно, он нашел его в центре чрева. Мозг, имеющий форму правильного шара, располагался в отделении из неких внутренних ребер, прочно прикрепленный к позвоночнику. Может, он и был здесь дальше от органов чувств, но зато значительно ближе к конечностям, которыми управлял.

Сделав это открытие раз, Макс находил подтверждение теории о свернувшей эволюции во всех видах, которые ему удавалось поймать. Мозг рыб располагался там же, суслики тоже не могли похвастаться умной головой. Так или иначе, такая особенность, по-видимому,  не представляла никакого неудобства всем этим чудным созданиям, и они не выделялись никакими особенными свойствами, как, например, скорость или сообразительность в сравнении со своими земными собратьями.