Изменить стиль страницы

– Не приставишь.

– Тогда развешу везде камеры слежения.

– А я подам на тебя в суд за вторжение в личное пространство!

– Да ты что?!

Маруся выложила яичницу на тарелку и посыпала тертым сыром.

Гумилёв послушно сел за стол и взял в руки вилку.

– Приятного аппетита, – улыбнулась Маруся, ставя тарелку перед папой.

– А ты?

– Че-то не хочется.

– Ты вообще когда встала? Смотрю, нарядная уже такая.

– Недавно.

– Ты что, уже куда-то ходила?

– Да никуда я не ходила!

– Обычно по утрам ты выглядишь несколько иначе!

– Можно подумать, что ты видишь, как я выгляжу по утрам.

– Как же я могу увидеть, – возмутился Гумилёв, отправляя в рот кусочек яичницы, – если ты спишь до обеда.

– Бубубубу, – передразнила жующего отца Маруся.

– Пойдешь на конференцию?

– Неееее….

– Ты бы хоть иногда слушала, что умные люди говорят.

– Всякие глупости.

– Ну конечно!

– Я лучше дома почитаю.

– Что ты тут почитаешь? Твиттер?

– Твиттер это прошлый век.

– Дай-ка еще перца!

Маруся взяла с полочки медную перечницу, купленную на старом арабском рынке, и смело опрокинула ее над папиной тарелкой. То ли она слишком резко тряхнула рукой, то ли неплотно завинтила крышечку, но яичница вмиг стала черной от мельчайших перчинок.

– Ну не так буквально…

Маруся не удержалась и прыснула от смеха. Потом схватила папину вилку и попыталась счистить излишки перца.

– Хорошо, что я хоть сыр успел перехватить! – не унывал Гумилёв.

– Да она нормааальная… Подумаешь, чуточку… – Марусю распирало от хохота. – Вот смотри! Почти чистый кусок!

У Гумилёва мигнул телефон.

– Пора выходить.

– Ты что, даже не поешь?

– Все лучшее — детям! – Гумилёв пододвинул тарелку к Марусе и встал из-за стола. – А нам, старикам, главное – внимание.

Маруся опустила голову к яичнице, принюхалась и оставила лежать нетронутой.

– Последний раз спрашиваю! Пойдешь со мной?

– Нет!

– Правда, интересно!

– Нет!

– Настоящая фантастика.

– Я не люблю фантастику.

Гумилёв раскрыл свой симпатичный кожаный портфель и достал оттуда красочный буклет.

– На, хоть картинки посмотри.

Маруся лениво потянулась и зевнула.

– Балбесина.

Папа вышел из кухни и Маруся услышала, как в душе зашумела вода. От нечего делать, она дотянулась пальчиком до буклета и придвинула его поближе. На обложке качественной голографикой переливалось плазменное кольцо и надпись «Проект Искусственное Солнце».

Недолго думая, Маруся спрыгнула со стула и побежала переодеваться. Все-таки на международную конференцию надо было одеться посерьезней.

Никогда раньше Маруся не ходила на конференции, не знала, много ли там бывает народа и что этот народ там делает. Разговаривает, слушает и умирает со скуки?

Она шла рядом с папой по коридору, улыбалась всем встречным людям, которые здоровались и непременно спрашивали «Это твоя уже такая выросла?», как будто они знали Марусю с детства, но очень долго не видели. Учитывая то, как часто Марусю показывали по телевизору, поверить в это было невозможно, но, видимо, это была такая стандартная фраза, заготовленная на случай встречи коллеги с ребенком. Дежурная, глупая и абсолютно бессмысленная. Твоя? А чья же еще?! Выросла? А что надо было делать?!

От этих вопросов и еще от непривычно серьезного платья было неуютно. Строгий воротничок сжимал горло, а узкая и длинная, до самых коленок, юбка сковывала движения. Отдельной песней были унылые туфли на невысоком каблучке, которые туго фиксировали привыкшие к невесомым шлепкам ступни и, несмотря на весь технологический прогресс, немилосердно натирали пятки. Черт бы побрал этот проклятый дресс-код! Как вообще можно о чем-нибудь думать, когда на тебя натянут такой нелепый и неудобный экзоскелет системы «приличная девочка из хорошей семьи»?

– Это твоя уже такая выросла? – очередной вопрос от очередного неприятного дядьки в сиреневом костюме.

– Привет, привет, Мишань… – отец пожал руку фиолетовому коротышке и похлопал его по спине. – Да, подрастает смена.

– А мой оболтус из-за компьютера не вылезает, – пожаловался коротыш. – Ничего ему не интересно! Ты уже решила, куда будешь поступать? – обратился он к Марусе.

– Я… эээ…

– Никак не может определиться, – спас положение отец, – и туда хочется, и туда… сам понимаешь.

– Эээх… – снова вздохнул коротыш, – а мой вот хочет стать безработным и жить на пособие.

Маруся испытала неловкое чувство стыда за папину ложь. Получается, что он стеснялся ее и пытался выдать за какую-то другую, более хорошую девочку?

– Гости уже приехали? – сменил тему разговора Гумилёв.

– Да вроде бы видел…

К ним подошел еще какой-то мужчина.

– Лёш, набери Ковригина. Я ему с утра так и не дозвонился, – пожав руку, сразу обратился к нему Гумилёв.

– А Ковригин в больнице.

– Что такое?

– Непонятно. Отключился вчера вечером. Людмила звонила, рыдала. В реанимации сейчас.

– В смысле «отключился»?

– Какая-то мутная история. Нашли в спортивном зале без сознания. Сейчас в коме.

– Ничего себе… Сердце?

– Да он здоровый, как бык.

– Ну да…

– Набери ее попозже. Она хотела поговорить.

– Да, обязательно…

Гумилёв обернулся к Марусе.

– Через пять минут начало. Если хочешь в туалет, иди сейчас.

– Па, ну что ты как с ребенком, – обиженно зашипела Маруся.

– Ну ты же не будешь там меня дергать?

Маруся выразительно нахмурила брови, давая понять, что разговор окончен.

– Тогда терпи.

Гумилёв развернулся и, поймав за рукав того самого Алексея, с которым только что разговаривал про Ковригина, подвел его к Марусе.

– Маруся, это Алеша, Алеша – это Маруся.

– Это пудинг.

– Что?

Маруся замотала головой, будто ничего не говорила.

– Леш, посади ее куда-нибудь поближе ко мне, но не очень заметно.

– Под стол, – не удержалась Маруся.

Гумилёв показал Марусе кулак и она прикрыла ладонями рот.

– Там сбоку есть хорошие тихие места за столиками…

– Ага…

– Главное, чтобы выход рядом был, а то она это…

– Что я это?

– Если будет надо — тихо выйдешь и вернешься на место, – вполголоса объяснил Гумилёв Марусе.

– Ты бы мне еще няньку нанял.

– Вот тебе нянька, – усмехнулся Гумилёв, кивая на плечистого Алексея.

– Я все понял, Андрей Львович.

– А есть там можно?

– Во время перерыва.

– А перерывы часто?

– Леш, уведи ее уже куда-нибудь.

Гумилёв отмахнулся от Маруси обеими руками, словно от назойливого кошмара, и тут же переключился на каких-то гостей, вышедших из лифта.

– Ну что, пойдем, посадим тебя куда-нибудь? – обреченно вздохнул папин помощник.

– Пойдемте, посадим, – согласилась Маруся и, словно в молитве сложив ручки на груди, жалобно спросила: — А перерыв скоро?

На самом деле, Марусе досталось самое лучшее место. Она сидела в боковом секторе, состоящим из удобных мягких кресел с маленькими столиками. На столиках транслировалось выступление докладчиков и разные презентационные ролики. А еще эти места были хуже всего освещены, так что там можно было спокойно задремать, без страха быть замеченным.

Тем не менее, дремать Маруся не собиралась, потому что хотела разобраться, что же это за проект, поэтому она откинулась на мягкую спинку кресла и развернула столик-экран таким образом, чтобы его лучше было видно из положения лежа.

Слова, которые произносили докладчики, были непонятны. Словно специально для таких, как она, внизу экрана время от времени всплывали пояснения и подсказки. Папа говорил, что боковые ряды предназначены как раз для школьников и студентов и, видимо, были рассчитаны на то, что слушатели могут не обладать всем необходимым для понимания объемом знаний.

Вообще, стоило признать, что этот современный конференцзал был очень удобен и продуман до мельчайших деталей. Так, например, помимо подсказок на экране можно было включить режим конспектирования и тогда все, что произносилось со сцены, появлялось в отдельном окошке в виде набранного уже текста, который можно было с легкостью распечатать, нажав на кнопочку «принт». Лекции можно было записывать в разных аудио и видео-форматах, можно было выделять понравившиеся места и отправлять их в интернет, можно было даже обмениваться сообщениями между столиками.