Ему удалось прочесть то, что было написано внизу готическими буквами:

Гофреди отступил на несколько шагов и укрылся от дождя под выступающим верхним этажом. Долго ждать не пришлось.

Человек в малиновом плаще вышел, внимательно оглядел площадь и направился в сторону улицы Галанд, бывшей римской дороги, ведущей от аббатства Сен-Жермен к аббатству Сен-Виктор.

На сей раз Гофреди держался на расстоянии, поскольку улица была широкой и малолюдной из-за проливного дождя. Тем не менее, он не упускал из виду объект слежки и заметил издали, как тот свернул на улицу Ра и вошел в ворота недалеко от медицинской школы.

Его дом?

Старый рейтар осторожно приблизился. Возможно, еще один выход на другую улицу?

За воротами оказался маленький и полностью закрытый внутренний дворик. По фасаду тянулась деревянная лестница с пролетами на каждом этаже. Гофреди, увидев, как малиновый плащ исчез в одном из коридоров на третьем этаже, укрылся под воротами и стал ждать, когда шифровальщик выйдет.

Так он провел около часа. Какие-то люди входили и выходили, не обращая на него внимания, поскольку думали, что он прячется от дождя. В конце концов, Гофреди решил, что этот человек действительно живет здесь, и отправился в контору на улицу Катр-Фис.

По дороге старый рейтар ни разу не обернулся. И не заметил, что за ним крадется осторожная тень.

Ла Гут без всяких осложнений следовал за Шарлем Мансье по улице Сент-Оноре. В конце ее тот углубился в лабиринт переулков, выводящих на улицу Ломбар. Родственник Россиньоля шел бодрым шагом, не проявляя никакого беспокойства и не оборачиваясь.

Пройдя всю улицу Ломбар, вплоть до пересечения с улицей Верри, шифровальщик свернул на улицу Арси, ведущую к Сене.

Постепенно острый сладковатый запах начал перебивать вонь от навоза, столь невыносимую в дождливую погоду. Ла Гут не обращал на это внимания в силу привычки. Он знал — недалеко квартал мясников, где забивали животных, сдирали с них шкуры и продавали мясо. Эти отвратительные миазмы были запахом крови и смерти.

Дойдя до Большого мясного рынка — главного в этом квартале, — Шарль Мансье внезапно зашагал с осторожностью. Ла Гут сразу понял причину этого и не смог подавить улыбку: здесь поток грязи, подпитываемой дождем, стал красноватым и еще больше пачкал одежду.

Шифровальщик остановился перед лотком с тентом, чтобы купить кусок баранины, затем отправился к другой лавке внутри рынка, где приобрел дюжину горшочков с жиром. Мясники имели привилегию растапливать и продавать сало животных для освещения.

Ла Гут по-прежнему следовал за шифровальщиком. Съемщики шкур и помощники мясников дружески окликали родственника Россиньоля, посмеиваясь над его франтоватым видом. Похоже, он был им хорошо знаком, из чего лучник заключил, что дом его находится недалеко.

Покончив с покупками и прикрыв их полой плаща, шифровальщик двинулся по улице Планш-Мибре. Теперь он шел по старой галло-римской дороге, которая была главной улицей древней Лютеции. Ла Гут предположил, что Мансье пройдет по мосту Нотр-Дам, но тот внезапно направился к улице Танри. Впрочем, он лишь купил там хлеб и затем вернулся к мосту.

Стоящий на крепких опорах, закаленных огнем, мост Нотр-Дам считался самым элегантным и самым красивым мостом в Европе. Шесть его арок были сложены из тесаного камня и легко выдерживали зимой напор ледяных волн.

По завершении строительства на мосту возвели два ряда жилых строений по обе стороны от узкой проезжей части. В целом шестьдесят восемь домов из камня и кирпича — все с винными погребами и спальнями на втором этаже. На каждом красовался номер из позолоченных цифр.[31]

Со стороны проезжей части дома имели два этажа, зато со стороны реки их насчитывалось три, поскольку винный погреб располагался под настилом моста. Эти жилища пользовались большим спросом, а потому стоили чрезвычайно дорого, и во многих из них открывались лавки предметов роскоши с рукодельнями на улице.

Племянник Антуана Россиньоля остановился перед одним из таких домов, в котором как раз не было лавки, вынул из кармана камзола ключ, открыл дверь и вошел внутрь.

Ла Гут был озадачен: конечно, этот человек очень элегантен, однако принадлежит все-таки к низшим слоям общества; как же он может жить в столь роскошном месте? А если нет, то откуда у него ключ от дома?

Какое-то время лучник прогуливался перед лавками, не сводя глаз с интересующего его дома. Ему хотелось расспросить какого-нибудь ремесленника, но он колебался: если Мансье узнает об этом, непременно насторожится.

— Нет на свете инструмента, что сравнится с крючьями за моей спиной! — раздался громовой голос у входа на мост.

Ла Гут обернулся. Это был крючник, идущий с Гревской площади, с вязанками дров и хвороста на спине.

Лес, предназначенный для растопки, выгружали в Гревском порту: там с деревьев обрубали большие сучья и распиливали стволы на дрова. Крючники или частные лица могли купить их лишь после того, как чиновники ратуши, которые контролировали объем продаж, взвешивали и измеряли каждую вязанку.

Крючники тогда взваливали на спину столько вязанок, сколько могли унести, и отправлялись в город.

Услышав крик торговца хворостом, многие хозяева открыли двери своих домов. Люди выходили, чтобы купить дров на ночь. Ла Гут наблюдал за тем, что происходит.

В доме Мансье дверь также отворилась. Женщина лет шестидесяти, в полотняном фартуке, окликнула крючника. Ла Гут подошел, чтобы лучше видеть. Служанка впустила бродячего торговца, и лучник увидел в глубине комнаты племянника Россиньоля, который уже переоделся и сидел в домашнем халате. Несомненно, он собирался заплатить за дрова, а женщина исполняла его распоряжение.

Этого было достаточно. Ла Гут убедился, что Мансье действительно живет здесь. Больше тут делать нечего.

Зала постоялого двора «Голландия» была не слишком большой. Там стояло около дюжины длинных столов, за которыми сидели люди, большей частью курившие продолговатые фаянсовые трубки, какие делают в Соединенных провинциях.

Гастон быстро обвел взглядом залу. Того, за кем он следил, здесь не было. Комиссар встревожился. Если рассеянный и в самом деле шпион, он вполне мог выйти через другую дверь, и тогда след его потерян. С другой стороны, утешил себя Гастон, это означало бы, что ему есть что скрывать.

Тийи начал дрожать: он вымок и озяб. Присмотрев место у очага, рядом с толстым бородатым голландцем, опустошавшим громадную кружку, он сел и сразу почувствовал, как его охватывает приятное тепло. Сосед по столу приветствовал его громогласным возгласом:

— Goeden dag, vochtig, is het niet?[32]

Гастон кивнул, не понимая ни слова. Эту таверну посещали только уроженцы Соединенных провинций. Если предположить, что рассеянный живет здесь, у него должна быть на это причина. К примеру, возможность встречаться с голландскими агентами.

Он вспоминал объяснения Луи в «Деревянной шпаге». Соединенные провинции входили в число наших союзников, но при этом Голландия, самая богатая и самая мощная среди них, желала как можно быстрее заключить мир с Испанией — пусть даже ценой разрыва с Францией.

Комиссар обдумал несколько предположений, а тем временем пухленькая служанка, чьи пышные груди выпирали из-под шнурованного корсета, принесла ему кружку. Гастон, весьма чувствительный к женским прелестям, на сей раз не обратил никакого внимания на аппетитную красотку. Он не сводил глаз с большой деревянной лестницы, ведущей в жилые комнаты.

— Het is goed bier van Hollant![33] — сказал ему сосед, явно удивленный тем, что он не пьет.

На сей раз Гастон понял и, продолжая размышлять, поднес кружку к губам.