— Это понятно, — вставил полковник. — Если их действительно прерывают спецслужбы, это очень важная информация. Нужно слушать дальше!

Запись повторилась ещё два раза, после чего, наконец, пошёл основной текст.

— Мир окутан… э… как же это, ну в общем заговором, — как умел, переводил я. — В данный момент вступил уже в действие план по глобальному уничтожению населения планеты. Каждый из нас теперь в опасности, наши жизни э… не знаю… Россия…

В этот момент трансляция вдруг прервалась, и в эфире снова послышалось глухое репение.

— Сворачиваемся! — выключил радио полковник.

— Погодите, но что всё это значит? — вмешался Валера.

— То, что мои самые пессимистичные предположения не только подтвердились, но оказались намного, намного более ужасными. Если, разумеется, верить тому, что мы только что услышали. Но как этому не верить, когда доказательств сколько угодно кругом, — окинул тот рукой помещение разрушенного клуба.

— Что тогда будем делать? — спросил я.

— Скажу честно, дела хуже некуда, — оценил ситуацию Сбруев. — Необходимо как можно быстрее убираться из города, да и вообще из страны. На какое-то ни было сопротивление со стороны наших войск, даже, если оно где-то и есть, нам надеяться нет смысла. Нужно просто уносить ноги. Надеюсь, это ещё возможно. Эх, знать бы раньше, что всё так плохо, мы бы сразу ушли, подобру-поздорову, — вздохнул он. — Мы разворошили их гнездо. Теперь на нас началась охота, и просто так они нас не отпустят.

Мы быстро собрались и вновь вышли на улицу.

Лёгкий морозец, объединяясь с пронзительным ветром, щекотал по лицу и шее, заставляя голову практически вжиматься в плечи. Тучи немного рассеялись, и время от времени из-за них выглядывало солнце, но тепла его совсем не чувствовалось.

— Ну что ж, вперёд! — объявил полковник. — Идём обратно к своим! Если повезёт, к утру будем на месте.

И вновь мы надели противогазы, устремившись вслед за нашим предводителем, нисколько не ведая, что ещё нам уготовила судьба.

Как ни странно, вертолётов уже слышно не было, отчего мы позволили себе слегка расслабиться, за что и поплатились уже довольно скоро. Но откуда нам тогда было знать, что вся эта тишина была специально подстроена именно для нас?

Поначалу всё шло очень спокойно и без приключений. Не подозревая подвоха со стороны противника, мы достаточно быстро продвигались к бомбоубежищу, при этом, не особо заботясь о скрытности. Ведь врагов не было видно, а мы старались как можно быстрее убраться из города, из этой ловушки, в которую он превращался для нас, и которая с каждым часом закрывалась всё плотней и плотней.

Было уже около трёх часов дня, когда мы подошли к более-менее сохранившимся зданиям. Здесь было всё так же тихо и спокойно, как и прежде, только ветер порывами поднимал с поверхности земли свежий снег.

Однако что-то здесь было не так, что-то неуловимое, не видимое, что-то, что заставляло меня напрягаться, хотя логика подсказывала, что бояться нечего, ведь вокруг не было никого, даже вертолёты оставили нас, казалось, насовсем. Я оглядывался и внимательно всматривался вдаль, пытаясь развеять тревожное чувство, но ничего не замечал. В конце концов, я просто заглушил его в себе и, как вскоре выяснилось, очень даже зря.

Мы как раз проходили между груд разрушившихся зданий, крупные обломки которых были разбросаны на достаточно обширной площади.

Неожиданно снег под ногами Вани вздыбился небольшим фонтанчиком и буквально тотчас же прозвучал где-то впереди приглушённый звук выстрела. Мы ещё не успели толком сообразить, что произошло, как вдруг что-то буквально врезалось Ване в голову, в мгновение снеся ему половину черепа. Кровь вперемешку с мозгами фонтаном брызнула в сторону, окропив красным цветом снег. Мы растерянно замерли, как завороженные глядя на Ваню, у которого вместо головы осталась какое-то безобразное кровавое месиво, и тело которого начало медленно заваливаться в сторону.

Не растерялся лишь полковник:

— В укрытие, живо! — скомандовал он, бросившись за ближайшую кучу обломков.

За время, что мы знали Сбруева, у нас незаметно выработался рефлекс безприкословно выполнять все его распоряжения, и теперь это в который раз спасло нам жизни.

Мы бросились на землю. В последний момент я уловил где-то там, далеко между домами какую-то вспышку, похожую на искру. Мгновением позже я уже был за бетонным блоком, а позади меня звонко вонзилась в груду кирпичей вражеская пуля снайпера. В том, что это был именно снайпер, сомнений не возникало.

— Снайпер! Не высовываться! — объявил Сбруев, посмотрев на меня.

Мы слегка перевели дыхание.

— Чёртов снайпер! Он не даст нам отсюда сделать ни шагу, — сказал полковник. — Сейчас он вызовет подмогу или просто укажет наши координаты для ракетного удара.

— Что же нам тогда делать? — спросил Валера, таращась на практически обезглавленное тело Вани, лежавшее недалеко от нас на открытом участке, так, что безопасно до него невозможно было дотянуться. — У нас даже РПГ нет, чтобы отстреливаться от вертолётов! Что ж нам теперь, ждать, пока нас разбомбят? Уж в плен после того, что мы сделали нас точно не возьмут.

— Нужно его убрать, — решительно посмотрел на меня полковник. — Игорь, твой черёд. Не сможешь его подстрелить, нам всем каюк.

— Знаю, — ответил я. — Кажется, я заметил вспышку там, между домами, — мысленно вспоминал я, где именно заметил огонёк. Думаю, у меня получится, — ответил я, выдвигая винтовку перед собой.

— Только осторожно! — предупредил тот. — У него десятикратная оптика на винтовке, а у наблюдателя вообще двадцатикратная — им видно практически всё и мы у них, как на ладони. Судя по скорости распространения звука, они не могут быть далеко, хотя с такой дурой, как у них, можно было бы стрелять и с двух километров. Скорее всего, у него полуавтоматическая винтовка калибра 12,7.

Я вздохнул, взглянув на Сбруева:

— Чёрт, а ведь он неплохо стреляет, если не считать первого выстрела.

— То был пристрелочный. Такое можно позволить себе лишь, когда чувствуешь себя абсолютно безнаказанно. Значит, его позиция не сильно скрытая и он не думает, что мы для него опасны. Возможно, какое-то окно или крыша. Но, стрелок грамотный: сначала стрелял в Ваню, у которого была РПГ — обычная процедура уничтожения живой силы по степени её опасности.

Я осмотрелся по сторонам: совсем рядом со мной находилась груда обломков, прикрытая расколовшейся железобетонной плитой, неплохая позиция для стрельбы: скрытная и не приметная. А если подлезть под неё сзади, то можно остаться не замеченным и спокойно прицелиться.

— Попробую перебраться на другую позицию, — сказал я, начав пятиться назад, в небольшое углубление, по которому мне предстояло добираться буквально на пузе вплоть до нужного места.

— Только осторожно, боюсь, у тебя будет не больше одного выстрела: или попадёшь ты или попадут в тебя, определив твоё местоположение по вспышке от выстрела.

— Знаю, — кивнул я, продолжив своё движение.

Вот так, брюхом по снегу, наверное, и сражались наши снайперы в Сталинграде против немцев. И вот теперь через семьдесят лет история вновь повторяется, только уже противник гораздо матёрее и технически лучше оснащён. Хотя, разве техникой наши прадеды побеждали в той войне? Нет, духом, силой воли и терпением — нашими главными качествами, которые как ни странно проявлялись у наших людей, к сожалению, лишь моменты, когда на карту была поставлена судьба нации! И теперь я надеялся, что это противостояние закончится так же, как и в той войне, в нашу пользу. Ведь недаром же говорят, что история движется по спирали. Сначала Наполеон, потом Гитлер, и вот теперь международные заговорщики, хотя какая разница, Русь ведь всё равно никогда и никому полностью не покорялась и так обязательно будет и сейчас.

Настраивая себя таким образом к предстоящему, я осторожно сместился назад, под укрытие из наваленных обломков, переполз вправо и так же осторожно начал подползать под плиту.