Я позвал ее, когда был готов. Она улыбнулась, когда зашла, затем пошла к другому платяному шкафу и пришла назад с коричневой шляпой украшенной длинным пером. — У меня нет ботинок твоего размера, — сказала она. — Мы получим их несколько позже.

Надевая шляпу, я наклонил ее под углом и улыбнулся застенчиво Труске. — Как я выгляжу?

— Посмотри сам, — ответила она, и подвела меня к зеркалу в полный рост.

У меня дыхание сперло в горле, когда я столкнулся лицом к лицу со своим отражением. Возможно, это был трюк ближнего света, но в новой одежде и шляпе, с моим чисто выбритым лицом, я выглядел очень молодым, как тогда, когда Труска в первый раз нарядила меня в этот костюм.

— Что ты думаешь? — спросила Труска.

— Я похож на ребенка, — прошептал я.

— Это — частично зеркало, — хихикала она. — Оно сделано, чтобы снимать несколько лет — очень любезно для женщин!

Убрав шляпу, я потрепал волосы и посмотрел на себя искоса. Я выглядел старше, когда я смотрел искоса — возникли линии вокруг глаз, напоминания бессонных ночей, которые я вынес, начиная со смерти мистера Крэпсли.

— Спасибо, — сказал я, отворачиваясь от зеркала.

Труска положила твердо руку мне на голову и повернула назад к моему отражению. — Ты не закончил, — сказала она.

— Что ты подразумеваешь? — спросил я. — Я видел все, что должен был там видеть.

— Нет, — сказала она. — Ты не увидел. — Наклонившись, она постучала по зеркалу. — Смотри на свои глаза. Вглядись в них глубоко, и не отворачивайся, пока не увидешь.

— Увижу что? — спросил я, но она не отвечала. Хмурясь, я вгляделся в свои глаза, отраженные в зеркале, в поиске чего-нибудь странного. Они выглядели одинаково как всегда, немного более грустные, чем обычно, но …

Я остановился, понимая, что Труска хотела, чтобы я увидел. Мои глаза не просто выглядели грустными — они были полностью пустыми от жизни и надежды. Даже глаза мистера Крэпсли, когда он умер, не выглядели, такими проигравшими. Теперь я знал, что имела в виду Труска, когда она сказала, живя, можешь быть также мертвым.

— Лартен не хотел бы этого, — пробормотала она в мое ухо, пока я уставился на ввалившиеся глаза в зеркале. — Он любил жизнь. Он хотел бы, чтобы ты любил ее также. Что бы он сказал, если бы он увидел этот живой-но-мертвый взгляд, который ухудшится, если ты не остановишься?

— Он … он… — проглотил я глубоко.

— Пустота бесполезна, — сказала Труска. — Ты должен заполнить глаза, если не радостью, то печалью и болью. Даже ненависть лучше, чем пустота.

— Мистер Крэпсли сказал мне, что я не должен потратить свою жизнь впустую на ненависть, — сказал я быстро, и понял, что это был первый раз, когда я упомянул его имя, начиная с приезда в цирк уродов. — Мистер Крэпсли, — сказал я снова, медленно, и глаза в зеркале сморщились. — Мистер Крэпсли, — выдыхнул я. — Лартен. Мой друг. — Мои веки теперь дрожали, и слезы собрались на краях. — Он мертв, — застонал я, поворачиваясь, чтобы встать перед Труской. — Мистер Крэпсли мертв!

С этим я бросился в ее объятия, обхватил руки вокруг ее талии, и завопил, наконец, найдя слезы, чтобы выразить мое горе. Я плакал долго и тяжело, и солнце поднялось новым утром прежде, чем я закричал и скользнул к полу, где Труска подсунула подушку под мою голову, и напевала странную, грустную мелодию, когда я закрыл глаза и заснул.

ГЛАВА 3

Это был холодный, но сухой март — заполненные звездами ночи, белые как мороз рассветы и острые синие дни. Цирк уродов выступал в большом городе, расположенном близко к водопаду. Мы были там уже четыре ночи, и пройдет еще неделя прежде, чем мы поедем дальше — много туристов приезжало на наши показы, а так же жители города. Это было занятое, выгодное время.

В течение нескольких месяцах после того, как я в первый раз закричал в палатке Труски, я плакал много о мистере Крэпсли. Это было ужасно — малейшее напоминание о нем могло расстроить меня — но необходимо. Постепенно слезные взрывы уменьшились, когда я достиг соглашения со своей потерей и учился жить с нею.

Мне повезло. У меня было много друзей, которые помогли. Труска, мистер Толл, Ганс Хэндс, Кормак Лимбс, Эвра и Мерла, все говорили со мной в течение трудных времен, обсуждая мистера Крэпсли со мной, мягко ведя меня назад к норме. Как только я исправил дела с Харкатом и принес извинения за то, как я относился к нему, я полагался на маленького человека больше чем на кого — либо еще. Мы сидели много ночей вместе, вспоминая мистера Крэпсли, напоминая друг другу о его личных причудах, вещах, которые он сказал, выражениях, которые он одобрил.

Теперь, несколько месяцев спустя, столы повернулись, и я успокоился. Кошмары Харката вернулись. Он страдал от мучительных снов, когда мы оставили Гору вампиров в начале нашего поиска, снов о пустошах, заполненных кольями ямах и драконах. Мистер Тайни сказал, что сны не ухудшатся, если Харкат пойдет с ним, чтобы узнать, кем он был прежде, чем он умер, но Харкат хотел сопровождать меня, вместо этого, на моей охоте на властелина вампирцев.

Позже, Эванна помогла мне остановить его кошмары. Но ведьма сказала, что это было только временное решение. Когда сны возобновятся, Харкат должен будет узнать правду о себе или сойдет с ума.

В течение прошлого месяца Харкат мучился каждый раз, когда он спал. Он бодрствовал, пока мог — маленький народец не нуждался в большом количестве сна — но всякий раз, когда он пытался задремать, кошмары наплывали на него и он дергался и кричал во сне. Это достигло стадии, что его надо было связывать, когда он спал — иначе он бы ковылял через лагерь, выступая против воображаемых монстров, принося убытки от столкновения с чем-либо.

После пяти дней и ночей, он заснул в конце нашего последнего шоу. Я связал его в гамаке, используя сильные веревки, чтобы связать его руки по швам, и сидел около него, в то время как он дергался и стонал, вытирая зеленые бусинки пота с его лба, подальше от его глаз без век.

Наконец, рано утром, после нескольких часов вопля и напряжения, крики остановились, его глаза очистились и он слабо улыбнулся. — Ты можешь развязать меня … теперь. На сегоднешний вечер все сделано.

— Который был длинным, — бормотал я, уничтожая узлы.

— Это — проблема с откладыванием … сна так долго, — вздохнул Харкат, выпрыгивая из гамака. — Я отложил кошмары на некоторое время, но мне надо, … спать дольше.

— Может быть, тебе стоит попробовать гипноз снова, — предложил я. Мы сделали все, что могли придумать, чтобы ослабиться боль Харката, спрашивая всех исполнителей и команду в цирке, знают ли они о лечении кошмаров. Мистер Толл попытался гипнотизировать его, Труска пела ему, в то время как он спал, Голодный Рамус помазал его голову грязной пахнущей мазью — все напрасно.

— Отрицательный результат, — Харкат устало улыбнулся. — Только один человек может помочь — мистер Тайни. Если он вернется и покажет мне, как … узнать, кем я был, сны …, мы надеемся, остановятся. Иначе… — Он покачал своей серой приземистой головой без шеи.

После отмывания пота в барреле холодной воды Харкат сопроводил меня к фургону мистера Тола, чтобы изучитьнаш список на день. Мы делали много разных дел после того как присоединились к цирку, устанавливали палатки, чинили сломанные сиденья и аппаратуру, готовили и стирали.

Мистер Толл спросил меня хочу ли я участвовать в шоу, как его ассистент. Я сказал ему что не хотел бы — я бы чувствовал себя странно быть на сцене без мистера Крэпсли.

Когда мы пришли заступить на службу, мистер Толл стоял в дверном проеме его фургона, широко сияя, его немного черными зубами, блестящими в тусклом свете раннего. — Я слышал, что ты ревел прошлой ночью, — сказал он Харкату.

— Извините, — сказал Харкат.

— Не будем об этом. Я упоминаю это только, чтобы объяснить, почему я не пришел к вам сразу с новостями — я думал лучше всего, позволить вам спать.

— Что за новости? — спросил я осторожно. В моем опыте неожиданные новости были чаще плохие, чем хорошие.