— Экий же вы упитанный свинтус, — Юра еще раз понюхал воздух. — И знаете, что? Кончайте анашу шмалить натощак с утра пораньше.

— Я не шмалю… — потупился г-н Самотыко, отряхнув лацкан пиджака. — С чего вы это взяли? — но тоже принюхался. — А-а-а… Так это ж дiтыны!

— Да? Дiтыны? А вы что, детское хозяйственное мыло каждый день жрете для кейфа? — говорил проверяющий.

— А что, разве его едят? Хи-хи! — г-н директор пытался определить вид оружия в этом непростом поединке. — Скажите-ка: как это вас пропустила наша охрана?

— Так я и сказал, ждите. Моя охрана под командованием лейтенанта Западлячки сняла вашу охрану под командованием быка Жоры. Ее, как охраны, больше нет. А вот вам я советую говорить мне правду и только правду. Разумеется, если вы не хотите, чтобы я тут же, без промедления отправил вас в камеру с голодными уголовниками. Или, если хотите, я прикажу намазать вашу физиономию повидлом и впустить сюда ос? Но это потом, а пока еще точка в этой неприглядной истории не поставлена. Поставим ее? Слушайте же: ранок, встає сонце, просинаються квіти, наповнюючи ніжним ароматом повітря. Шепочуть шелестом листя дерев, ніби бажають доброго ранку одне одному. Прокидається дитина, відкриває очі і подає свої рученята до самої близької людини на світі — до мами. А вместо нее — этакий каннибал, упырь, вурдалак усатый! Ай-яй-яй! Вам не стыдно?

С невыразимой печалью уже раскаявшегося грешника во всем облике г-н директор попробовал потянуть кiта за хвост:

— Так отож… Персонал будинку дитини, кажу, складається, кажу, з лікарів-педіатрів, психіатрів, логопедів, дефектологів, вихователів, нянь та медичних сестер. Вони, кажу, направляють всі свої сили на те, щоб діти не відчували свого сирітства і хвороби, дарують їм, кажу, тепло своїх сердэць. Да!..

Но во взгляде аудитора при этих словах сгустилась такая тьма ярости, что г-н директор решил прибегнуть к поведенческому стереотипу:

— А как насчет коньячка-с? — спросил он. — Коньячок из Приднестровья-с, настоящий-с!

Это предложение напоминало попытку вывинтить гвоздь крестовой отверткой, на что был получен суровый ответ:

— Детскую кровь не пьем-с!

Аудитор снова сел на директорское место, вынул из наплечной кобуры изысканный пистолет и навернул на ствол элегантный глушитель.

Директорский зад налился свинцом, пятки — душевным трепетом, а глаза — слезами сочувствия к самому себе. «Сволочи! Никакой жизни порядочному человеку!» — едва не плакал он. Это типичная реакция бандитов, которые всегда уверяют себя, что их жертва — и есть главная виновница их бед. Так считать им «комфортно». У них нет стыда. Стыд — это внутренний тормоз, заблаговременно тормозящий объект до начала тех движений души, которые могут принести вред другим участникам любого движения душ.

Аудитор вернул вора к действительности словами:

— Сейчас, мразь, мы бегло ознакомимся не столько с вашими приемами приема проверяющих, сколько с приемами вашей попечительской деятельности. Законы не должны быть общими для всех: чем выше общественное положение человека, тем строже должны применяться к нему законы уголовного кодекса. Верно? Вам я устрою самосуд.

— Люб-б-бопытно-с! — изрек директор.

— Если любопытно, то зачитываю документ по памяти, здесь ведь не суд, здесь самосуд. Итак: «Просим вас разобраться и защитить детей-сирот, проживающих в детском доме №… Юноград-2. Директор детского дома №… г-н Самотыко Аркадий Борисович работал в Министерстве просвещения и ушел оттуда в связи со служебными нарушениями…»

— Э… э… э… Вы, похоже, от какой-то российской организации? — спросил он, думая:

«Кумедні ці москалі щось собі вигадають і носяться, як той дурень з писаною торбою! Як би москалі були такі хоробрі, вони давно би самі провернулися би до України, а так посилають своїх посіпак-злодіїв!»

— Предъявите-ка ваши документы! — на какой-то малый миг он показался себе круче навороченного МиГа.

Но:

— Молчать, мерзавец! Не сметь мне экать! Смотреть мне в глаза! — сбил его с крутой траектории меткий аудиторский залп: — Слушать далее! «…Теперь, будучи директором детского дома, он обирает детей, дает по минимуму канцелярские принадлежности, из средств гигиены выдает только хозяйственное мыло, забирает у детей подарки спонсоров и даже те, что получены на президентской елке. Машиной, принадлежащей детскому дому, он пользуется единолично. Машина стоит у него дома, и на ней ездит его сын. В детском доме нет психолога. Воспитателями работают бывшие воспитанники, не только без педагогического, но и вообще без какого-либо образования. По штату cорок человек, из них восемь ночных воспитателей, а ночью остается только бывший воспитанник Артем. Он в детском доме главный. Он наказывает детей, посылает девочек на улицу, чтобы они заработали деньги, предлагая свои услуги…»

Аудитор сделал роковую мхатовскую паузу. К ужасу впавшего в полузабытье г-на директора, благообразные черты лица аудитора словно бы подернулись дымкой и как бы воскурились дымом. А на лице остались только глаза. В глазах же — только зрачки, которые, как два кованых граненых гвоздя, окончательно приколотили Самотыку к стенке кресла, в его инфернальную глубину. Он показался себе ушастым паучком, опрокинутым на спину. И понял, что не вышнозначенные аудиторские черты якобы воскурились, а на его миндалевидные директорские очи «набежала, как дымка, слеза».

— Скажите: это не сон? — спросил г-н директор, но не услышал ни себя, ни ответа сурового проверяющего.

Защищаясь, он невольно стал думать по-украински, ему казалось, что так русскому будет трудней читать его мысли. А в голове его звучало мстительное:

«Этому козлу Гузию давно вже треба добре дати пинкаря пiд жопеню, за то що навів такий безлад в України, що кацапня вже на наших головах, нас українців танцює!»

— Меня уволят с работы? — спросил он.

— Мы тебя из жизни уволим, чмырь! Слушаем дальше: «…Глебова Лена из шестого класса и Токмакова Аниса из седьмого класса убежали из детского дома после того, как их изнасиловал этот Артем. Их поймали, выставили нагишом в коридоре, а потом посадили в карцер. За последние месяцы этот Артем лишил невинности также: Павлову Иру из шестого класса, Молодцову Олю из седьмого класса, Шуваеву Джамилю из того же седьмого класса. Он насилует девочек, отправляет к мальчикам, а подрастающие девочки с ужасом ждут своей участи. Заведующий детским домом регулярно водит девочек на аборт. Цапова Вика родила ребенка, а заведующий продал его на усыновление. Воспитательница Толстопупенко Гульноза торгует девочками. Директор удовлетворяется…»

— Да, да, да! Но материальные-то потребности удовлетворяются! — ввернул в этом пикантном месте подсудимый. — Они удовлетворяются, пусть и в минимальном объеме: одна пара зимних ботинок, одна пара кроссовок, одна пара летней обуви… — как хороший ученик на экзамене, тараторил он. — И еще носки, белье, спортивный костюм, зимняя куртка! Мало им? Если умножить все это на двести вверенных мне детей, которым мы помогаем, получится что-то около шести тысяч у.е., господа! Где их брать? К тому же добавлю…

— Довольно!.. Фрол Николаевич, что этому фанту сделать? Дети-то плачут… — проверяющий устремил алмазно-стеклорезный взгляд поверх головы директора. Тому показалось, что он навечно, намертво замурован в кресле для просителей, посетителей и дорогих гостей.

— …Что через відсутність належних коштів, які виділяє держава, не повністю забезпечується потреба на життєдіяльность дітей, які недостатньо отримують овочі, фрукти, вітаміни… — успевал все-таки стрекотать директор дитячього будiнку.

Тут на толстые его государственные плечи плотно улеглись руки в мотоциклетных крагах, какие он видел счастливой детской порой в кино про немцев.

— Раз… решите выйти… в это… э… э… в туалет… а? — попросился он. — По-малому, пардон… Просто невмочь, товарищи…

— Я ему щас звездорезну по-большому! Счету! — сказал мужчина за спиной. И тут же его рука в крагах отстегнула директору карательную заушину по изометрической фотографии, а голос из-за спины доходчиво пояснил: — Это тебе за «товарищей», пан господин директор! Хочу дополнить, Юрий Васильевич: окончившие детский дом дети должны получать подъемные деньги, но основную их часть забирает эта сволочь. Эта сволочь выдает им по тысяче-полторы гривен. Никитенко Николай, к примеру, получил из восьми тысяч гривен только лишь восемьсот, Липкин Андрей — тысячу, Гузадзе Вахтанг — тысячу двести. Я предлагаю, Юра, суммировать, и за каждую гривну — розга! Согласен ты, помесь шакала со скунсом?