Изменить стиль страницы

НЕСКОЛЬКО РАНЕЕ НА СЕВЕРО-ВОСТОКЕ

1

Теперь уже не узнать, кто, когда, с какими целями и в каких направлениях летает сегодня над бескрайними просторами Северного Ледовитого океана, где не ржавеет на холоде железо, над Западной и Восточной Сибирью, где пимы стали большей редкостью, нежели бананы. Скажи мне, локатор П-37: что за НЛО порскают над Чукоткой и Курильскими островами, где, как чирьи на шее ламутского пастуха, дремлют вулканы?.. Молчит П-37 на Грехэм-Белле. Безмолвствует П-14 на всей землище имени императора Франца-Иосифа. А 5Н87 — концептуально разучился понимать русский язык. Одно точно: помимо неопознанной фигни, летают над нами оболганные перелетные птицы, милые моему личному сердцу с младых ногтей.

Если смотреть на территорию бывшей Российской Империи с высоты полета птицы, которая никак не может долететь до середины Днепра в районе Витебска, то все на этой территории шевелилось, ерзало, копошилось, сновало, крало сало, ело, швыркало и заглатывало. Один только тамбовский крестьянин Фрол Ипатекин готовил зимою телегу, а точнее — он собирал личный геликоптер из обломков разбившегося неподалеку немецкого самолета времен гитлеровского нашествия, полагая, что все это можно совместить с коровьей или бычьей тягой. Он провидел боевое будущее крестьян, снимая с летательного аппарата турельный пулемет. При этом он что-то тягуче пел и бодро думал:

«Нынче нельзя безнаказанно прожить даже и в самом городе Тамбове! — думал он неспешно. — Житель сельской местности, попавши в город — он ведь в первую очередь обалдевает от одного вида блакитного, как василек, унитаза. Так и хочется добавить к нему жолвтого. Тогда он, селяга, начинает борьбу с врагами за обладание теплым сортиром — вот те, бабушка-глупышка, и революция. А Юрьев-то день — то ж были цветочки! Вначале город развалил деревню, снял ее с насиженной печки и пустил кочевать да под мостом ночевать — теперь же совсем наоборот: кочевники-номады штурмуют города…»

Так ясно и прозорливо думал крестьянский умелец Фрол Ипатекин — Кулибин нашей эпохи, единственный, кто из всех мировых фасонов платья выбрал себе пожизненно галифе и бекешу. В советское время он собрал из металлического лома самолет, прошел на бреющем полете над райисполкомом и плюнул на шифер кровли.

За это дело с героя сняли галифе, вкатили с пол-литра аминазина, запрещенного во всем мире, как спираль Бруно или антисемитизм, или критика пропаганды Холокоста. Потом герой был определен в нашу Яшкинскую клинику как заклинившийся на ненависти к власти рабочих энд солдатских депутатов.

Тут же, в любимой клинике, он насушил сухарей и улетел в Швецию на воздушном шаре, сделанном из восьми тысяч использованных презервативов, которые он три года по утрам и вечерам собирал под окнами ординаторской.

А с ним улетели Мыкола Михалев[21], знаменитый фармазонщик, который некогда ходил в Киеве на «разгоны» с фальшивым милицейским удостоверением на имя капитана Аристова, и еще один — именем Изя. То-то радовались мы, помнится, даже в своих смирительных рубашках типа «малыш Пьеро»!

Ныне наш Мыкола — капиталист. Живя в Москве, он косит под украинского националиста и владеет сетью биотуалетов в стольном городе Киеве. То есть он, выходец из крестьян, пробился к своим унитазам через века несвободы.

2

Но на обманной заре «перестройки» Фрол заскучал под медными крышами Королевской библиотеки Стокгольма по своей камышитовой, тамбовской, родительской крыше.

«Наши предки веками собирали земли, множили территории, братались с народами, проливали свою кровь за большую, красивую и богатую страну, представляя нас, своих потомков, счастливыми и процветающими, — размышлял он. — А я что здесь делаю?»

И вернулся Фрол домой.

Но там, в Швеции, он стал белым расистом, поглядев на размножившихся, как саранча, европейских метисов. Перековался Фрол, читая умные книги и приворовывая еду в шведских супермаркетах. С малолетства привык он потреблять в пищу ржаной, но свой каравай. «Возделывай сад Эдемский», — это первая заповедь, данная Богом первому человеку. И смысл этих слов открылся Фролу еще до возвращения на родину. Так человеку становится вдруг понятно: отчего днем светло, а по ночам — наоборот. То есть назревал очень серьезный мировоззренческий переворот на планете, и пионером его был, сам того не сознавая, Фрол Ипатекин.

Тут, сразу же — и областная пресса. А Фрол подшивает валенки и поет тихую песню о главном. Прессаки, как пруссаки на чугунок с объедками, накинулись на летучего крестьянина:

— Признаете ли вы, Фрол, учение Менделя?..

— А это правда, что ваш папа стрелял из обреза в будущего маршала Жукова, когда тот служил в кавалерии Тухачевского?..

— А что вы думаете о полете подьячего Ивана Крякутного? Не фальсификация ли это?..

— Возможно ли, Фрол, применить квантовую телепортацию для мгновенного переноса макрообъектов? Таких, как мешок с золотом, например?..

Разогнувши спину, Фрол встал, оседлал нос дужкой очков и попросил всю ораву поочередно предъявить документы. Он изучил их и говорит ровным, как у мэтра Левитана, голосом:

— Извините, а вы из какой страны? Союза ССР уже нет, как мне стало известно из сообщений радио. А вот эти паспорта граждан России вам выдала незаконная власть, я ее не признаю и я летаю туда, куда хочу. Она, эта власть, перехватила контроль над страной в октябре тысяча девятьсот девяносто третьего года прошлого века. Каким путем захватила, известно — это путь вооруженного государственного переворота. Я, Фрол Ипатекин, не признаю выданные ею документы. Так что извините, вы здесь у меня чужие, вы иностранцы. Думаю, что с таким диагнозом тут не лечат. Так что прошу вас, дамы энд не дамы, добровольно покинуть мою жилплощадь, да. Могу кликнуть на подмогу еще трех очень и очень свирепых пенсионеров.

Остался один пучеглазый толстяк из Агентства Си-Со-Эн. С девической косичкой и идентификатором «пресса» на безразмерной груди, он спрашивает:

— Как фам стесь живьется после Швеции?

— Да как, как… Ни бабы, ни Карлсона, ни Педерсена — никого… Как… Вот как! Как накакал, так и съел. Один я, как белый перс. Грачи вон прилетели: ах, мать моя Елена! Где мы? Кругом клиника, а своих нет! — отвечал Фрол, продергивая дратву через кусок черного вара.

— Чем ви занимались в Россия то фашего перелета, косподин Ипатекин?

— Трудом своим приближал момент, когда Россия вспрянет ото сна, — отвечал Фрол Ипатекин, зубами перекусывая дратву. — И на обломках самовластья напишет грустно: вот те на-а-а!.. Что еще? Почетными грамотами по осени утеплял кабинет уборной. Сортир, по-вашему. Цыплят считал в ту же печальную пору. Люди меня уважали даже сильней, чем бухгалтера…

— Но почему, почему, почему ше тогда фы предпочли Швецию, господин Ипатекин? С какими чувствами нынче вернулись фы в новую, темократическую Россию?

— Дураком был — вот почему! Теперь-то я за самовластье, нынче я осознал это всем бессмертным духом своим, и со всей искренностью сердца своего говорю тебе, тюбик ты импортный, что поднимается со дна морского и выходит на поверхность могучий материк, имя которому Всевеликая Православная Свято-Царская Российская Держава. Именно сию Православную Державу Господь поставит богом для твоего спесивого Запада, как некогда поставил Моисея богом обезумевшему от гордыни фараону! — сказал Фрол, не покидая рабочего места и не переводя дыхания. — Я тихо жду этого часа в своей деревне Ипотечкино. Гоню домашний свежий самогон, но не пью, мне и без того не скучно. А в «дурке» тогда скучно мне стало. Прикинь сам. Воробьев Юра в третий уже раз женился на медсестре из физиотерапии. Сеня Парамарибский отъехал в Израиль. Меркурьев где-то в Никарагуа бескровную революцию продавал. Продавал, продавал — продать не мог. Скучно без воли поговорить с умными гражданами. А о ту пору ветры, вообще-то, текли на Канаду, — отвечал он далее. — Сочинил я аппарат из резиновых изделий, насушил сухарей в котельной. И взлетели мы с Мыколой Михалевым. Штурман Изя рулит себе на тихую Исландию, как Бобби, этот самый, Фишер. Но! Девяносто импортных «костюмов» — разве это изделия для нашего сурового климата? Они лопнули один за другим в области стратосферной верхотуры. И в итоге — нас снесло к фиордам королевства Швеция воздушным Гольфстрёмом!

вернуться

21

Н.А. Михалев (Мыкола Конотопский) героически бился за диагноз «шубообразная шизофрения», чтобы не попасть в особо опасные преступники, и победил. См. двухтомник «Один на льдине» в литературной записи Н.А. Шипилова.