Яснее с каждым годом: да, провал

Смешных попыток, тягостных стараний.

Быть может, рок нам счастье обещал,

Но, кажется, не сдержит обещаний.

Так в незнакомом тесном ресторане

Вдруг видишь, в зеркалах, просторный зал,

Идешь – и убеждаешься в обмане:

Всё те же люди, тот же тесный зал

На ледяной поверхности зеркал.

В Булонский лес заходишь в декабре:

Деревья в сизом, снежном серебре.

И видишь, в довершение картины,

Как будто наши, русские рябины –

И чувствуешь, острее с году на год,

Ту горечь терпкую холодных ягод.

И рот кривишь. От этого всего –

Оскомина. И больше ничего.

Шагаешь по мокнущей груде

Безжизненных листьев, во тьме –

И вдруг вспоминаешь о людях,

Погибших тогда, на войне.

И знаешь, что помнить не надо:

Умершим ничем не помочь.

И память – как шум листопада

В глухую осеннюю ночь.

Вот, живешь: суета, нищета

Только тщетно считаешь счета,

Только видишь, что сумма не та;

А умрешь – темнота, немота

И такая, мой друг, пустота,

Будто ночью под аркой моста.

Ночью мост рабочие чинили,

Чтобы мчались по мосту скорей

Деловитые автомобили

Важных, обеспеченных людей –

И другие, всяческих мастей,

Например: тюремный (грузный, зычный,

Ваше охраняющий добро),

Или – юркий, беленький – больничный,

Или – тот, умеренно трагичный,

Скучный – похоронного бюро.

Кабак, завод, тюрьма, больница

И даже – кладбище вблизи

Нет, этот городок не снится,

Не чудится. И по грязи

Идут под барабан солдаты

(Казарма – за углом сейчас).

Они ни в чем не виноваты,

Но их убьют. Иль, в добрый час,

Они других убьют. Трезвонит

Звонарь над лучшим из миров,

И так невозмутимо гонит

Хозяин на убой быков.

Немного рыбы и немного соли

На медленном огне – какая скука!

Живая рыба корчилась от боли,

Старуха злилась, плакала от лука,

Над луком, над стручком засохшим перца,

Багровым, как запекшаяся рана,

Морщинистым, как маленькое сердце,

Увядшее у газового крана

От жара, холода и равнодушья:

Сухое сердце той, худой, убогой,

Открывшей, словно рыба, от удушья

Бескровный рот и поминавшей Бога…

А дальше что? Что Бог – благой и кроткий,

Что грешников поджаривают черти,

Что в тишине чадит на сковородке

Немного жизни и немного смерти.

Мальчик бился над задачей,

Верил, что найдет ответ,

Не мирился с неудачей –

А в задаче смысла нет.

От других отнять – и что же?

Общий жребий разделить:

Состояние умножить,

Да и голову сложить…

Уравнений интересных,

Мальчик, больше не решай:

Слишком много неизвестных –

Счастье, истина, душа…

Ничего не надо больше,

И не все ль тебе равно,

Что поменьше, что побольше,

Что равно, чему равно…

– А помнишь детство, синий сумрак, юг,

Бессонницу и тишину – часами, –

Когда казалось, будто понял вдруг,

Почти умея выразить словами –

О чем звезда мерцает до утра,

О чем вода трепещет ключевая,

О чем синеют небо и гора,

О чем шиповник пахнет, расцветая…

Порой, читая вслух парижским крышам

Его стихи таинственно-простые,

В печали, ночью, в дождь – мы видим, слышим

(В деревне, ночью, осенью, в России):

Живой, знакомый нам, при свечке сальной

Свои стихи негромко он читает,

И каждый стих, веселый и печальный,

Нас так печалит, словно утешает.

И кажется – из царскосельской урны

Прозрачная, хрустально-ключевая

Течет струя свободно и небурно,

Курчавый облак ясно отражая.

И полной грудью мы грустим – но счастьем,

Как вдохновеньем, безотчетно мудрым

Наполнен мир, и стоит жить и, настежь

Открыв окно, дышать парижским утром.

В такой же день, весной, с тобой вдвоем,

Впервые говоря о нашем общем,

Мы шли… А после – каждый о своем:

Я говорил, порой, бессвязно, в общем,

А ты не слушала… Но в смертный час

В непонятом, в неразделенном, в личном

Таким ненужным станет все для нас –

Бессмысленным, бесцельным, безразличным.

И лишь одно на свете – мы вдвоем,

Совсем одни, совсем одно друг с другом,

Таким же, как сегодня, теплым днем,

И радуга непрочным полукругом

Стоит вдали…