…В день возвращения в Грозном шел дождь. Как же он был непривычен зимой.
Наверное, каждому, кто однажды ступал на улицы Грозного, казалось, что он попал в иной мир. На древнюю планету войны. Здесь можно было снимать фильмы о Великой Отечественной, не меняя никаких декораций. И самому сняться в этом кино, и по-настоящему умереть на самом последнем кадре. Сюда можно было привести дряхлых стариков-ветеранов, и они бы спутали век. И распрямили упавшие плечи, и сбросили поднявшие горбы…Опустошенные, заросшие диким бурьяном улицы Грозного. Их простреленные колонны, склонившихся, не разогнуть, рыжих столбов. Их обгорелые дворцы с высокими, не дотянуться, голубыми потолками.
Город на Сунже. Какая страшная беда нашла дорогу сюда и как нескоро она отсюда уйдет. Какие немыслимые силы разломили твердые эти дома и вспахали гладкие зеркала площадей. Сколько металла и огня принял на себя этот город. Сколько хорошей крови протухло в его воронках, сколько крепких бинтов сгнило в его госпиталях…Желтая грязная Сунжа — неспокойная обитель тех, кого утащила вода. Кого никогда не накроют землей…Разорванный в клочья город! Грозный, которого нет. Каждое его здание изрешечено пулями, каждая улица раздолбана бомбами и снарядами. Бессмысленное нагромождение камня на камне и беды на беде. Обугленные, выпотрошенные без остатка черные скелеты домов. И нет таких, за которые бы не шел бой. Величайшие руины громадного города — безмолвные свидетели ада на земле, царившего здесь когда-то. И не будет столько дождей, чтобы смыть запекшуюся на бетоне кровь. И не прибудут такие ветра, чтобы отогнать от руин тяжелый мертвецкий дух. И долго еще будут рассказывать, показывая на то или иное здание, седые старлеи и капитаны, о забитых трупами этажах, дворах и подвалах. И оборвутся на полуслове, потому что не найдут таких слов, чтобы всё рассказать… Наши боевые офицеры! Неимущие солдаты Отчизны, вечно бегущие на самый передний край. Не за золотом, не за пенсией, не за славой. Кто из них не мечтал тогда, в прежние годы, вырваться из этого ада? Кому из них не хотелось домой?…Да вот все, кого не пришлось хоронить, вернулись обратно. И многие еще пожалели, что не легли вместе с павшими.
Как же назвать, эту безумную тягу к войне? Непоправимую эту беду, что сводит с ума!
Афганский синдром… Афганский, чеченский… Какой еще?.. Кто помнит сейчас об Афганистане? Кто помнит о первой Чечне, о второй? Кто вообще знает такие страны? Никто. Никто, кроме меня. Никто, кроме тебя. Кроме нас, кому жизнь дала в руки этот волчий билет. Кроме наших калек, что, стыдясь за награды, сидят теперь в переходах с фуражкой у оторванных ног. Кроме наших мам, что, не зная войны, все еще смотрят военные сны, где заслоняют от пуль сыновей. Кроме вдов, перед которыми нам не оправдаться за целую жизнь. Кроме детей, что больше не увидят отцов. Брат мой! "Афганец", "чеченец"! Поднимись, если не потерял ног, оглянись, коли не выплакал глаз! Посмотри вокруг! Кончился наш Афганистан, прошла наша Чечня! И мы с тобой лишь тени от этих стран. Нам, еще живым, уже поставлены памятники по всем городам. О нашей смерти уже сложены песни всеми, кто не видел войны. Ты сам слышал их! Эти бесстыдные похоронные марши нашей эстрады. Это стало так модно — петь наши песни. А ведь те, кто их пишет, не видели неба Чечни, не вдыхали воздух Афгана. А вот взялись отпевать нас!…Я не против, когда поют наши песни, я против, когда их сочиняют.
"Чеченец", "афганец", "абхазец", "таджик", "осетин", у нас с тобой ничего нет. Все, что оставили нам — это салюты над нашими могилами, это гробы, что так надрывно и пышно провожают на наши же кладбища. У нас уже есть свои кладбища. Целые аллеи надгробий с извечной красной звездой. Это всё, что мы заслужили! Мы не нужны другим. Мы мертвы для них. И мы должны были умереть еще там, в Газни, в Шали, в Сухуми и на Днестре. Наша смерть была предрешена, она была трагична и достойна восхищения. Это была славная солдатская смерть. Мы были героями только там, в Карабахе, в Приднестровье, в Таджикистане и Грузии. А здесь мы никто. К нам было внимание лишь в день нашей смерти. Мы были нужны только тогда. Ведь, кто бы другой, кроме нас, согласился на гроб?…А теперь, когда остановилась смерть? А теперь мы отбросы этого общества. Мы все "дебилы" и все "алкаши". И за нами ничего нет, кроме воспоминаний и преступлений…
Как хорошо спел когда-то "афганец" Игорь Медведев: "Нам не за что жить здесь, но было за что погибать там!"
Афганский синдром… Да нет его, никакого афганского синдрома. Как нет и чеченского. Это лишь слово, лишь оправдание для тех, кто завидует нашей храбрости, кто не может понять нашей фронтовой простоты, кто за своей ущербностью не отличает зла от добра. Мы повидали горя и пересмотрели свой взгляд на жизнь. У нас другие ценности. Не банковские счета, не дорогие одежды, не большие посты. Мы уже знаем, что смерть не заглядывает ни в какие банки, что бывает тепло и удобно в самой простой лётной куртке, в самом обычном солдатском бушлате, а большие посты не дают ничего, кроме больших обид и большой усталости. Афган и Чечня перевоспитали нас, отобрали старое и направили на другую дорогу. Они дали нам то, о чем мы могли только слышать, только читать, но никогда бы не отыскали в себе, если бы не война. Мы стали честнее, добрее, благороднее. Вместо "взять", "отобрать", "обидеть", мы знаем теперь и другие слова, такие как "дать", "поделиться", "простить". Потому что, как бы не была жестока война, она научила нас добру. Научила равнять людей не по званиям, не по должности, а по их делам. Нам не завешаешь ложью глаза. И мы можем понять любого, по ошибке сбившегося с пути. Нам жаль бездомного котенка или щенка, но не жаль человека, который совершает дурное, и не хочет остановиться. И участь ему одна — смерть. Это правильно, в этом единственное спасение от зла…Вслушайтесь только! "Афганский синдром"… Словно какой-то болезнью веет от этих слов. Какой-то убогостью, какой-то неполноценностью. Скажи это в толпе и все обернуться. Покажи пальцем на этого пострадавшего и все его пожалеют. А, значит, еще раз ужалят, еще раз обидят…А ведь они правы. Разве поспоришь с тем, что нам откроют двери любой психбольницы, стоит лишь на пороге сказать: "Ветеран".
А мы не безумцы. У нас просто свой мир, в котором нет места другим. В который зачем-то лезут те, кого не звали туда. А мы не выносим чужих. Почему? Это такая загадка над которой я бился и сам. Припоминал пьяные наши собрания и все разговоры. И долго пытался вспомнить, о чем же мы говорили. И сам долго думал, что о войне. Но нет. Говорили, как любые нормальные люди о женщинах, о работе, о детях. Мы даже не вспоминали войну, ей было не место в наших рядах. Оказалось, что нас сближала в этом кругу не война, а одинаковый образ мыслей. Нам не нужно было возвышаться над ближним и пускать ему пыль в глаза. Мы сполна узнали цену себе. Нам больше не перед кем зарабатывать авторитет и некому кланяться в ноги. В целом мире не найдется таких людей, кроме наших мам и отцов. А у других этого нет, и не будет за целую жизнь. Эту простоту, этот образ мыслей дает только близость смерти. Вот она, отгадка нашего "синдрома" — мы родились заново в Афгане и в Чечне, мы получили вечное гражданство этих стан, где среди многих званий генералов и царей, возвышалось над всеми звание Человека!
…И вот я вернулся в прошлое. И оно словно не поменяло лица. Как будто вновь ступили на землю те, потерявшиеся в былом, 2000-й и 2001-й год. Вот он, вновь рядом, лежит в головах, тяжелый мой автомат. Вот я снова пишу маме письмо и, как и прежде, не могу не соврать: "…отправили по приказу". Мне опять снится дом, и по утрам я едва сдерживаюсь от слез. У меня вновь впереди так много месяцев войны…
Они снова вернулись, прежние мои годы! И как мне хочется верить в этот обман!
Да только что-то не так… Свидетель Бог — это совсем не то прошлое, которое я думал вернуть. Да, оно возвратилось ко мне, но как охладела к нему душа! Когда-то я любил здесь, когда-то здесь ненавидел, а теперь ничего этого нет. Как будто кто-то дочиста обобрал меня изнутри. Еще вчера я кипел при одной мысли о возвращении, еще вчера сломя голову бежал в Чечню, а вот добежал свой марафон, и словно остановилось сердце. Я растерял все свои чувства по дороге сюда. И возвратился в какую-то пустоту. Вернулся сюда до всего равнодушный и ко всему безучастный. Я потерял в себе что-то очень важное, что раньше называлось "мир и война". Я перестал понимать, чем они отличаются друг от друга. Чечня сделалась не частью моей жизни, а самой жизнью. Это стало нормально, когда вокруг тебя стреляют в людей, когда ты сам должен кого-то убить. Это нормально — не думать о завтра, не заглядывать в гороскоп, не гадать на ладони. Тебя ведь все равно когда-нибудь застрелят здесь. Он всё равно придет, этот день, и нет от него спасения. Это участь всех, кто взял в руки оружие. Кто раньше был человеком, а теперь — бесплатное приложение к автомату.